— Элан, — решительно произнесла жена директора и пульнула в меня взглядом. Значит, не удалось слиться с орнаментом ковра, — я жду ребенка. И он будет человек.
Пауза возникла между нами звенящая. Я даже дыхнуть боялась, а вот глаза мои упрямо уставилась на господина директора. Женское любопытство при такой новости никуда не денешь. Очень уж мне интересно было, как такой жутко строгий господин директор прореагирует. Одним словом, мои глаза выдавали все мое любопытство, и я просто пожирала мужчину глазами.
— Ева? — чуть нерешительно начал господин директор и стал медленно подниматься со своего стула.
— В этот раз человек, — с какой-то немного виноватой улыбкой произнесла жена директора, — Так вот, понимаешь, я теперь абсолютно не чувствую запахов, — закончила свою мысль госпожа ди Рив.
Сообразить хорошо это для меня или нет, просто не успела. Шквал под названием господин директор перепрыгнул через свой рабочий стол и обнял жену. Их страстный поцелуй заставил потупиться и предпринять шаги, точнее ползки к отступлению. Я отползала к двери, понимая, что оказалась тут совершенно лишняя.
Доползя до двери, нажала на ручку, меня никто не остановил. Но оборачиваться и проверять свою догадку, что моя коленопреклоненная персона никого не интересует, не стала. Мой тактический отход на карачках супругами ди Рив не был замечен.
Лишь только я вздохнула спокойно и просунула голову в проем двери, как услышала уже из приемной:
— Студентка Варас, почему вы на четвереньках покидаете кабинет директора?
Поднимать глаза, чтобы удостовериться, что мне задал вопрос куратор Шортан, не было смысла. Я хоть не различала запахов, как госпожа ди Рив, но знакомые голоса вполне соотносила. Отвечать не стала, лишь зло пыхтела проползая дверной проем. Массивная и очень тяжелая дверь и в обычном моем вертикальном положении давалась с трудом, а уж из такого неудобного состояния шире открыть не получилось. Подтянула юбку за собой, оглянулась на дверь и толкнула бедром створку. Дверь-то стала закрываться, а вот я ойкнула, теперь точно синяк будет.
Потирая ушибленное место, села на пол. Почему-то подниматься на ноги не торопилась. Наверное, чтобы не встречаться взглядом с куратором, чей строгий голос услышала над собой. Именно в момент моего удобного расположения на полу коридора, и потирания рукой ушибленного места, до меня дошло — сапоги, моя единственная улика по опознанию мужа, остались в кабинете за тяжелой дверью, где шел очень личный разговор между супругами ди Рив.
— Рея, вставай с каменного пола, заболеешь, — уже не так строго произнес господин Шортан и ухватил меня за плечи, чтобы приподнять.
— Спасибо, я сама, — засмущалась от такой поддержки. Все же боялась этого полуоборотня до дрожи в коленках, — Я тут себе плечо ударила, — проинформировала куратора, скрывая место ушиба.
— Тяжелая дверь, — согласился со мной куратор.
Поставленная вертикально на ноги, опустила глаза вниз и стала тщательно отряхаться, лишь бы только не встречаться с господином Шортаном взглядом. Я с усердием выбивала уже чистую юбку, надеясь, что куратору надоест смотреть на это варварское отношение к одежде, и он покинет мое общество, предоставив мне полную свободу. Моим планам не суждено было сбыться.
— Твоя одежда вполне чистая, — перехватил меня за руки куратор, — Рея, нам нужно серьезно поговорить.
Всё! Вот теперь протертой дыркой на ковре не отделаюсь. Или отчислит, или косточки мои пересчитает, или…. Остальное не додумывалось.
Вырваться было невозможно. Железной хваткой господин Шортан ухватил мой локоть и быстро направился в свой кабинет. Я тоскливым взглядом осматривала так давно известные стены коридора Академии, понимая, что сейчас, скорей всего, вижу их в последний раз.
В кабинете куратора мне бывать приходилось, хотя не так часто, как в директорском. Размерами он был немного меньше и заставлен стеллажами с книгами, которые буквально царили в этом помещении. Книги были не только в шкафах, для этого предназначенных, но и на окне, полу, рабочем столе куратора, даже несколько стульев были под ними. Я еще с удивлением подумала, как они стул самого куратора не заняли?
Но предавалась я таким отвлеченным мыслям недолго.
— Рея, присаживайся, — спокойно произнес господин Шортан и отпустил мой локоть.
Инстинкт самосохранения тут же подсказал, что нужно быть поближе к двери, потому сделала несколько шагов назад и уперлась спиной к косяку. Если что, бежать будет легче, опять же, если магию не удержу, то меньше книг пострадает. В общем, мной завладела одна мысль о спасении всего: меня, книг, опять же меня. Да, себя я хотела спасти даже два раза.
— Я лучше тут постою, — отозвалась у спасительного выхода.
— Нет, присаживайся. Разговор у нас с тобой будет серьезный и непростой, — стал подходить ко мне куратор, намереваясь, если понадобится силой оторвать от косяка и усадить на стул.
От этих слов, про непростой разговор, и того, что господин Шортан стал ко мне приближаться, оторопь взяла, и ужас прокрался в душу. В общем, замерла я на месте столбом и двигаться хоть в какую-нибудь сторону отказывалась. Но куратору мое сопротивление не показалось непреодолимым, он с легкостью отодрал от стены мою перепуганную фигурку и посадил на стул. Сам же не ушел к себе за стол, а принес на такой же стул, аккуратно опустив на пол с него очередную стопку книг, и сел напротив меня.
— А вот теперь поговорим, — начал куратор и почему-то замолчал.
Смотрела я упорно на свои колени, боясь поднять глаза и встретиться взглядом с куратором. Но господин Шортан продолжал молчать. Набравшись храбрости, стала поднимать на него глаза. Мужчина задумчиво потирал подбородок, он явно был в нерешительности, видно было, что не знал, как начать. Это озадачило и встревожило не на шутку.
— Сегодня, во время поездки в почтовой карете, ты спала на моих руках, — начал говорить господин Шортан.
Вот уж чего не ожидала. Точнее не ожидала, что спала в его руках и того, что он именно об этом начнет говорить. Осознав факт, что всю дорогу меня обнимал посторонний мужчина, и это видели все пассажиры в карете, я стала заливаться краской. Тайные поцелуи в темноте, когда никто не видит — это одно. А спать в объятиях мужчины на всеобщем обозрении, совсем другое.
— Я со свадьбы ехала, больше суток не спала, — начала оправдываться, но была прервана куратором.
— Рея, давай все-таки я буду говорить, — мужчина даже руку поднял ладонью ко мне, чтобы остановить робкие оправдания.
Пусть говорит, так хотя бы узнаю, что еще натворила в карете. Надеюсь, ничего во сне не наговорила? Вновь опустила глаза на свои колени и приготовилась слушать. Ждать опять пришлось долго. Но теперь торопить не собиралась.
— Вот, о чем я хотел с тобой поговорить, — пауза, — О твоих чувствах ко мне.
«Мамочка! Теперь точно отчислят. Как он догадался, что я его боюсь до полусмерти?»
— Ты молодая и очень красивая девушка, — произнес куратор.
А я приготовилась к своему приговору. После таких слов обычно стоит «но», которое перечеркивает все сказанное до этого.
— И тебе нужно закончить Академию, а потом найти спутника в своей жизни, — продолжил говорить куратор, старательно подбирая слова.
«Значит, не выгоняет из Академии, а с последним пожеланием уже справилась» — прокомментировала про себя, мне же никто слова не давал!
— Рея, — проникновенно выдохнул мужчина, наклонился ко мне и взял мои судорожно стиснутые руки в свои. — Ты должна выкинуть меня из головы.
«Хорошо бы» — вздохнула я.
— Не нужно так вздыхать, — понял по-своему мой вздох Шортан, — Твоя влюбленность скоро пройдет. Учеба закончиться и ты отправишься в большую жизнь, где встретишь свое счастье.
«Это он о Дарисе догадался?» — подумала я и залилась краской.
— Я понимаю. Любовь прекрасное чувство и не надо этого стесняться, но все же я куратор, твой учитель, а ты молодая студентка, у тебя вся жизнь впереди. Потому, Рея, постарайся выкинуть свою влюбленность из головы и просто учись, заканчивай Академию, — закончил свою речь господин Шортан.
«Это он сейчас о чем?» — озадачилась на такие слова.
Говорить мне не разрешали, но посмотреть-то я могу? Вот лучше бы не смотрела. На меня опять смотрели хищные глаза волка. Зелень отражала последние лучи заходящего солнца.
— Так вы думаете, что я в вас влюблена? — поразилась своей догадке.
— Да, — убежденно произнес господин Щортан, — Сначала подумал, что запись в твоей тетрадке с признанием, чья-то шутка, но потом… Твое поведение было слишком очевидным. Ты не поднимаешь на меня глаза, краснеешь в моем присутствии, и… в карете очень доверчиво уснула у меня на руках, лишь только тебя позвал по имени и сказал, что это я.
