А вот Демьян Еремеевич, пусть тоже смотрел на Нюсю, но иначе.
Неодобрительно.
- А вы тут? А мы вот шли и подумали, что стоит заглянуть. Конечно, местечковые ресторации вовсе не чета тем, которые в Петербурге, - Нюся взмахнула изящною ручкой, а Вещерский сказал этак, с намеком:
- Простите, мы не представлены.
- Ах да… это Аполлон, для друзей можно просто Полечка… а я Нюся. Мы в поезде ехали. С ними вот… и теперь еще встречаемся постоянно. Правда, удивительное совпадение?!
Аполлон поклонился, этак, с изяществом. И Василиса вынуждена была признать себе, что выглядит он вполне достойно, что костюм его сидит именно так, как должен сидеть отлично скроенный костюм. Что выбран он с большим вкусом и подчеркивает стройность Аполлона Иннокентьевича, а еще состояние его, словно бы и немалое.
Василиса тотчас одернула себя: какое дело ей, собственно говоря, до чужого состояния?
- А вы отдыхаете, да? – Нюся же была одета, пожалуй, слишком уж свободно, на грани пристойности. Платье ее едва-едва прикрывало колени, легкий полупрозрачный платок не скрывал наготы плеч, а на тонких запястьях собрались дюжины браслетов.
- Отдыхаем, - сказала Марья, разглядывая Нюсю с немалым любопытством. Впрочем, ту взгляд нисколько не смутил.
- И мы будем. А что тут подают? Я слышала, прелестнейшее бланманже подают…
- Вас маменька искать не станет? – довольно мрачно поинтересовался Демьян Еремеевич. А Василисе вдруг пришла в голову престранная мысль. И она, повинуясь порыву, сказала:
- Присоединяйтесь.
Удивленно приподняла бровь Марья. Хмыкнул Вещерский и взгляд его сделался ледяным, а вот Ладислав, до того почти молчавший – слишком занят он был, поглощая снедь – с неожиданным дружелюбием поддержал:
- Конечно, присоединяйтесь… - и почесал мизинцем переносицу. – А вы вообще кто такой?
- Промышленник он, - ответила Нюся, плюхнувшись на стул, благо, половые в ресторации были столь же неприметны, сколь и услужливы.
И стол вдруг увеличился.
И посуда грязная исчезла, сменившись сияющей белизны фарфором, может, не столь хорошим, какой дома имелся, но всяко достойным.
Накрахмаленные до хруста салфетки в серебряных кольцах.
Свежий букет.
И меню.
- У него папенька купцом был, а Полечка вот в промышленники подался, - Нюся тыкнула в меню пальчиком. – А это чего такое?
- Простите, ваша светлость, Нюсенька весьма непосредственна… и ей прежде не случалось бывать в обществе столь высоком, - Аполлон изобразил еще один поклон и присел рядом со спутницей, которая с немалой увлеченностью перелистывала страницы меню.
То было не сказать, чтобы разнообразно.
Да и стерлядь стоило бы поменьше на пару держать, а вот приправить посильней, однако все это мелочи.
- А вам, стало быть, случалось? – Демьян Еремеевич вновь сделался мрачен, и сгорбился, нахмурился, отчего Василисе отчаянно захотелось сделать что-то… она сама не знала, что именно, но такое, что заставило бы его успокоиться.
Неужто он вправду думает, что человек, подобный Аполлону, может быть интересен?
Возможно, Нюсе он и интересен.
А вот Василисе… Василиса вообще-то проклята. Стоило вспомнить об этом обстоятельстве, и настроение окончательно испортилось. Василиса тихонечко вздохнула.
- Не люблю хвастать, но я представлен князю Тащевскому, - Аполлон чуть склонил голову. – Мы с ним затеваем один до крайности любопытный прожект.
- Любопытный – это хорошо, - сказал невпопад Ладислав, разделяя кусок стерляди на тоненькие полосочки. – А скажите, Петр Веденеевич все еще увлекается археологией?
- А вы знакомы? – Аполлон… нет, не нахмурился, лицо-то его и вовсе не изменилось, однако Василиса ощутила, что он… испугался?
Насторожился?
- Случалось… переписываться.
Настороженность исчезла.
- Он со многими переписывается.
- И то верно, - с легкостью согласился Ладислав. – А что за прожект, если позволено будет узнать?
- Простите, - Аполлон развел руками. – Но пока говорить не о чем, да и сами понимаете… а вы, Василиса Александровна, не надумали конюшни продать?
- Нет.
- Право слово, - он откинулся на стуле, позволив себе позу чересчур уж вольную, будто разом вдруг уверившись, что собрались за столом его приятели. – Не понимаю вашего упрямства! Женщине столь прелестной следует заниматься вовсе не лошадьми… тем более лошадей-то не осталось.
- И я ей о том же говорю! – неприятным голоском произнесла Марья. Василиса даже вздрогнула от неожиданности.
И не она одна.
Некромант вот про стерлядь свою забыл, уставился на Марью. А та взбила кудряшки и губки выпятила, толкнула Вещерского в бок.
- Я всегда говорила, что истинное счастье женщины – в браке!
У Вещерского дернулся глаз. Левый.
- Мы созданы, чтобы хранить очаг… - голос был столь сладок, что зубы свело от этой сладости. Но Аполлон, кажется, ничего-то и не понял. Впрочем, вряд ли он был знаком с Марьей. Определенно не был, а потому и не знал, сколь несвойственен ей этот медовый тон. – Создавать уют, поддерживать супруга во всех начинаниях…
Она с таким пылом уставилась на Вещерского, что у того снова глаз дернулся. На сей раз правый.
- А Василиса упрямится. И замуж идти не хочет.
- И правильно делает, - неожиданно поддержала Василису Нюся. И на Марью поглядела так, со снисходительным сочувствием. – Женщина имеет полное право не выходить замуж, если ей не хочется.
- А если хочется? – Марья надула губки.
- Тогда выходить.
- За кого? – уточнил Ладислав, кажется, из всего разговора выхвативший лишь ту часть, что интересовала именно его.
- За кого надо…
- За кого хочется…
Марья и Нюся произнесли это одновременно.
- Дамы прелестны… - Аполлон поднял бокал. – Половой, всем шампанского! И смотри, чтобы наилучшего!
Шампанского не хотелось.
Вина тоже.
И обед вдруг разом утратил все свое очарование. Теперь стол больше не казался нарядным, пальмы в кадках раздражали неуместностью, музыка звучала чересчур уж громко и хотелось просто уйти.
- Так значит, вы конюшни хотели купить?
- И все еще хочу. Правда, слышал, что приключилось несчастье…
- Пожар, - сухо сказала Василиса.
- Это, конечно, скажется на цене…
- Никто не пострадал, - заметила она зачем-то, хотя очевидно, что до других людей ли, лошадей ли, Аполлону нет дела. И вряд ли можно его за то винить.
- Но восстанавливать придется, - Вещерский пить шампанское не стал, да и Марья лишь пригубила. Ладислав и вовсе бокал отодвинул, причем не только свой. И от Демьяна Еремеевича тоже, хотя тот к шампанскому притрагиваться явно не собирался.
- Ему нельзя, - сказал он Нюсе. – Он у нас болеет.
- Чем? – огромные очи ее стали еще больше.
- Вот и я о том, к чему вам возиться с восстановлением конюшен, которые по сути-то и не нужны?
- Нужны, - порой на Василису находило, и делалась она упряма до крайности. И теперь вот пришлось заставить себя говорить спокойно.
- Помилуйте, здания с большего уцелели…
- Я слышал иное, - а вот Аполлон выпил шампанское и протянул руку, чтобы бокал вновь наполнили. – Что там ничего-то целого не осталось, что пламя было такое, что даже камни плавились.
- Местами, - согласился Вещерский и пальцы сцепил.
- Ужас какой! – воскликнула Нюся чересчур уж радостно. – И что у вас там загорелось?
- Наверняка, сено. Я видел, в каком состоянии были эти конюшни. Поверьте, подобное происшествие – вопрос времени. Рано или поздно, несчастье случилось бы… - Аполлон осушил бокал одним глотком. – Безалаберность, полнейшая безалаберность…
- Поджог, - Вещерский чуть склонил голову.
- Быть того не может!
- Жуть! – Нюся сложила ручки. А ведь и она не стала пить, как и Марья едва-едва пригубила бокал, и отставила в сторону, отдав предпочтение клюквенному морсу, на меду вареному.
Морс и вправду был хорош.
Но… почему этакая нелюбовь к шампанскому показалась вдруг подозрительной.
