Не тратя драгоценные секунды на колебания, я исторг из себя полтора десятка некроэфирных отростков и принялся обвивать ими полицейского, стоящего значительно дальше своего напарника. Все едино не успею до него добежать…
Моя тьма задрожала, встретившись с чужой энергией и бессильно затрепетала в каких-то сотых долях миллиметра от поверхности кожи куклы, не имея возможности просочиться в мертвую плоть. Тут бы мне следовало поднапрячься, выискивая слабые места в течениях некроэфира, чтобы ввинтится туда и перетянуть контроль за покойником на себя, но это требовало времени. А вот его, черт бы подрал, у меня и не было!
— Кусай себя за руку! — раненным вепрем заорал я, искренне моля бога, чтобы Умар не забыл моего наставления выполнять все приказы без лишних вопросов.
Уж не знаю, кого благодарить за такое счастье, но парень меня послушался с первого раза. Он с силой вцепился в собственное предплечье зубами, и мой стремительный рывок в сторону воскрешенных полицейских подстегнула еще и волна его боли. Я нырнул в «форсаж», как в бурную горную реку, и эти воды понесли меня вперед с умопомрачительной скоростью.
Я видел, как медленно поднимаются короткие стволы пистолетов-пулеметов в руках безымянных патрульных, но все равно мчал на них с бесстрашием лидийского боевого быка. Моя широкоплечая фигура вполне была способна заградить от пуль кукующего на открытой местности подопечного, а потому сворачивать или прыгать в укрытие я просто не имел права. Эх-х-х! Надо было все-таки слушать совета Изюма! Он мужик головастый, почти в два раза больше моего пожил! И не пришлось бы сейчас так глупо на кон ставить свою собственную шкуру. Но нет же, мне ведь, как всегда, больше всех надо…
Первого мертвеца я настиг в тот момент, когда его оружие уже смотрело мне в грудь. Но я оказался чуточку быстрее и успел перехватить ПП до того, как движимое некроэфиром тело полицейского нажало на спусковой крючок. Вот только что я мог сделать неживому порождению некромантии? Куклы больше не испытывают боли, как, собственно, и усталости. Пиковую нагрузку для человеческих мышц они способны выдерживать до тех пор, пока черный туман питает их плоть. Быстро вывести из строя такую неутомимую биомашину можно только с помощью огня, что само по себе чревато на автомобильной заправке… Да и неоткуда мне его добыть в настоящий момент.
Не рассчитывая особо на успех, а действуя на голом упрямстве, я дернул зажатый в руках у куклы пистолет-пулемет на себя, надеясь обезоружить покойника. Второго же мертвяка я не прекращал окучивать десятками туманных образований, намереваясь пропихнуть их в погибшую телесную оболочку. Близкая смерть этих двух полицейских заполнила мой резерв почти до предела, а потому я мог особо не экономить энергию, а тараном вламываться в потоки чужого некроэфира.
С первым воскрешенным я потерпел неудачу. Вырвать ствол из, в прямом смысле, мертвой хватки убитого полицейского у меня не получилось, даже несмотря на подавляющее превосходство в габаритах. Я крутанулся вокруг своей оси, стремясь избавить себя хотя бы от одной угрозы, но вместо этого кукла, вцепившись в пистолет-пулемет, просто полетела следом. Тогда я стал использовать труп как прикрытие, сокращая расстояние между мной и вторым стражем порядка. И закрылся я весьма вовремя, потому что сразу после моего маневра мертвый напарник эмвэдэшника начал в меня стрелять.
В «форсаже» я не слышал звуков, но зато успевал заметить мимолетные росчерки пуль, что проносились совсем рядом со мной. Бронежилет моего неживого щита выдерживал большинство попаданий, однако я оказался слишком крупным, чтобы он смог закрыть меня от вражеского огня целиком. Я чувствовал, как девятимиллиметровые пули тупыми носами тыкались в мои плечи, но боли не было. Пока Умар поддерживает мою боевую концентрацию, она мне не страшна. Но зато какие непередаваемые ощущения грозят мне потом… впрочем, потом и будем волноваться, а сейчас надо действовать!
Первый покойник отчаянно сопротивлялся, норовя оторвать от себя мои руки, но я упорно тащил его перед собой. А второй сотоварищ принялся отступать назад, методично нас расстреливая. Мое энергетическое вмешательство, казалось, его совсем не беспокоило, но я все равно не бросал попыток перехватить управление над мертвой куклой, видя в этом единственное для себя спасение.
В конечном итоге, когда магазин пистолета-пулемета опустел, а я все еще продолжал таскать перед собой брыкающуюся тушу погибшего полицейского, мне удалось ворваться в сознание убитого. Я ощутил себя червем, упорно пролезающим между нитями тугого каната, и мертвец уступил моей настойчивости. Без какого-либо предупреждения мне в разум хлынул целый океан информации, ошеломивший и сбивший с толку. Я видел лица множества людей, слышал их имена. Одних я любил, других ненавидел, третьих воспринимал равнодушно. Я смеялся и грустил, изнывал от одиночества и ликовал в компании близких друзей. Я надеялся и строил планы. Думал, что на день рождения обязательно сделаю предложение своей девушке. Уже даже присматривал кольца украдкой и ждал только следующей получки, чтобы их купить.
Мне потребовалось приложить немало усилий, убеждая самого себя, что эти воспоминания не мои, что это все чужая жизнь. Жизнь полицейского, которому не повезло стать жертвой инфестата. И я сейчас окунулся в нее, словно ледяную прорубь. В самое сокровенное, в самое священное, в самое постыдное. Вся обнаженная человеческая душа была у меня на ладони… беззащитная и уязвимая, и с которой я волен был делать все что угодно.
Вот она какая, эта таинственная связь между куклой и поднявшим ее некромантом. Отвратительно. Просто отвратительно. Я не мог даже представить до сего момента, насколько это явление уродливо и противоестественно. Ну а теперь я и сам уделался в этой скверне по самую макушку, став ближе к тем, на кого должен охотиться, кого должен безжалостно истреблять…
Вообще, это оказалось совершенно не похоже на допрос мертвеца. Скорее на синхронизацию с нейроинтерфейсом инквизиторского комплекта. Благодаря внедренным в наши костюмы законсервированным биологическим тканям, которые и подпитывались энергией некфроэфира от носителя, тоже создавалось впечатление, что костюм — это и есть ты. Но тут… тут все было сложнее. ИК-Б при всей своей биотехнологической продвинутости оставался обычным инструментом. Он не имел чувств, воспоминаний и желаний, а у человека, пусть и уже мертвого, они были. И они сейчас тараном вламывались в мое сознание, стирая грани реальности.
Стараясь отгородиться от циклопических волн своих и чужих эмоций, что раз за разом захлестывали мои мысли, я приказал полицейскому схватить бунтующего напарника. И он повиновался мне так легко, словно был не отдельным организмом, а был… мной.
Да! Я клянусь всем, чем только можно клясться! Я ощущал его тело, как свое собственное! Неудобная каска давила мне на голову, громоздкий бронежилет оттягивал плечи, а руки чувствовали прохладу вороненого металла старенького ПП-2000МП, с которого я отстрелял, наверное, целую тонну патронов и… Твою мать! Это же снова не мои воспоминания! Я в жизни даже этот ПП-2000 не держал!
Впадая в легкую панику от того, что перестал понимать, где заканчивается мое сознание, а где начинаются чужие мысли, я сосредоточился на главной задаче. Вместе с покойником мы обездвижили второго полицейского и вырвали у него из рук оружие, переломав при этом кукле почти все пальцы. Пришлось так сделать, потому что иначе труп не желал отпускать ствол. А затем я, находясь уже на последнем издыхании от чрезмерной нагрузки на организм, кое-как завел мертвецу руки за спину, а мой невольный неживой помощник застегнул ему на запястьях браслеты наручников.
И тут, словно дожидаясь окончания этой безумной схватки, «форсаж» слетел с меня. Небывалое напряжение и невероятный по своей неукротимости ураган боли синхронно стеганули по нервам, заставив испугаться, что этот всплеск сейчас приведет в чувство избитого инфестата. Но нет, он все еще валялся в отключке, даже и не думая вставать.
