— Ишь, грамотный. И рыцарь?
— Даже читаю умею, — ответил я с достоинством. — Правда, только печатными.
Он спросил:
— Это… как?
Я ощутил, что допустил промах, ответил небрежно:
— Да теперь книги не переписывают, а… печатают. Так быстрее и точнее. Скажи, святой отшельник, ты можешь чем-то помочь? Все указывают только на тебя.
Он снова оглядел меня с головы до ног, чем-то ему не нравлюсь, хотя особым провидцем быть не обязательно: когда двое мужчин альфа-самцового типа встречаются, они обязательно молча сравнивают рост друг друга и ширину плеч, это у нас даже не от питеков, а от амеб и хламидомонад.
— Ты взялся за это от безделья, — в голосе отшельника прозвучало отвращение, — но если все-таки выполнишь… это тебе зачтется.
— Да? — спросил я живо. — Это я люблю, а то чистое благотворительство как бы не совсем в моей натуре. Хоть маленький пряник, но надо бы получить…
Он буркнул с неприязнью:
— Говори быстро, у меня мало времени. Что он сделал? И как получил бессмертие?
— Да-да, — сказал я торопливо, — вы тут так торопитесь, так торопитесь… В общем, дело в том, что…
Я рассказал подробно, особенно напирая на то, что тот гад с каждым днем все больше творит бесчинств, убивает, грабит и насилует, и умалчивая, чью просьбу выполняю.
Отшельник задумался, а я смотрел на его голый торс и вспоминал, что йоги в мороз накидывают на голое тело мокрые простыни и высушивают их своим телом, чего-то там добиваясь, а этот просто не чувствует мороза, взвинтив свой теплообмен до такой степени, что вон вокруг его тела едва заметно струится нагретый воздух, а дыра в крыше — это затем, чтобы перегретость уходила наружу.
После долгой паузы он встрепенулся, сказал с раздражением:
— Я не вижу никакого оружия, которым его можно убить. Я не вижу ловушки, в которую можно завлечь, чтобы он там умер.
Я спросил упавшим голосом:
— Совсем-совсем?
Он отрезал:
— Абсолютно!.. И хотя способ есть, но его условия исключают друг друга.
Я спросил быстро:
— А с этого места можно подробнее?
Он подвигал худыми голыми плечами, такого же цвета от грязи, как земля под ногами.
— Твой противник, — сказал с неохотой, — предусмотрел все. Он защитился всеми возможными заклятиями и наговорами от любого оружия, вплоть до мечей архангелов!.. Более того, он как-то исхитрился получить полную и абсолютную защиту от любого оружия Тьмы!.. Отныне никто не может ему повредить, ни простой человек, ни святой подвижник, ни самый великий грешник… Я жил долго, но такого еще не встречал. Надеюсь, впереди еще и другие неожиданности.
Я спросил машинально:
— А сколько вам?
Он небрежно отмахнулся.
— Четыре тысячи лет, это неважно. Мне еще много нужно прожить, чтобы понять сокровенное и объять необъятное.
Я пробормотал ошарашенно:
— А с виду вам не дашь больше трех тысяч девятисот… Холод сохраняет молодость, теперь верю. Четыре тысячи… обалдеть! Ну да, теперь понятно, почему вы торопитесь, впереди осталось всего-то несколько сот тысяч лет… ну, пусть несколько жалких миллионов, все равно мало. То-то ваша речь показалась мне… грамотной. Значит, этот монстр пойдет дальше? Ощутив вкус насилия, которое никто остановить не может, он сперва начнет подчинять себе деревни, затем села, потом города, королевства… И настанет царство Тьмы и Ужаса?
Он сказал с раздражением:
— Я сам впервые за последние пятьсот лет сталкиваюсь с вопросом, на который не могу ответить.
— Совсем?
— Совсем, — отрезал он. — Потому что нет на свете человека, который мог бы взять в руки святое оружие и в то же время быть Тьмой.
Я спросил робко:
— А это… как?
— Каждый, — произнес он неистово, — идет либо к Свету, либо к Тьме. Нельзя идти по этим двум дорогам одновременно, они ведут в разные стороны. Потому каким бы ни был герой, он может получить либо святое оружие, либо оружие Тьмы.
— Гм, — сказал я, — это в самом деле… неразрешимо. Но, на всякий случай, можно мне знать немножко больше? К примеру, если один возьмет святое оружие, а его напарник — оружие Тьмы и вдвоем завалят того мерзавца?
Он посмотрел на меня с отвращением.
— Думаешь, я не подумал об этом в первую очередь?
— Простите, — сказал я торопливо, — каждый человек полагает себя самым умным, это у нас в крови и ведет к техническому прогрессу.
Он сказал зло, не обращая внимания на мое умничание:
— Светлый и темный сразу же вступят в яростную схватку друг с другом, не обращая внимания на того, кого поклялись убить. Это тоже у нас в крови!
Я вздохнул.
— Да, это в нашей натуре. Спасибо, что ответили, а не вдарили. А можете сказать, каким святым и каким темным его можно завалить, как кабана при удачной охоте?
— Могу, — ответил он. — Это жезл Моисея, скипетр Аарона, меч Мафусаила, праща Давида… и много чего еще. Но тебе до них не добраться, герой.
— Почему?
— Это все в Царстве Небесном, — буркнул он. — Или в другом месте, вряд ли там держат оружие… во всяком случае, под охраной архангелов, а тех ни подкупить, ни уговорить.
— Ясно… А что насчет темного?
Он зябко поежился.
— Вообще-то все оружие на свете… темное. Как бы о нем красиво ни пели. Но есть особо темное, которое вообще невозможно облагородить никакими ухищрениями. Это Молот Чумы, Копье Холеры, Плащ Засухи, Шляпа Саранчи… Им уничтожались целые народы. Они тоже где-то под строгой охраной.
— Чьей?
Он посмотрел с насмешкой.
— Какая разница? Не дадут ни те ни другие.
Я пробормотал:
— Ну да, соглашение о контроле за оружием массового уничтожения в действии… А как насчет исключений?
— Исключения только у Господа, — отрезал он. — Потому они и называются чудом! Но ты не о том думаешь, младенец. Любой человек, который взял бы в руки то и другое, мгновенно превратился бы в пепел. К счастью, такое невозможно.
Я ответил устрашенно:
— Я герой, но в то же время не совсем дурак.
Он устало повторил:
— Либо — либо. Я знаю только одно место, где если Оружие Тьмы не спрятано под охраной, то хотя бы там о нем знают.
Самая дурацкая фраза, которую когда-либо слышал: «У тебя нет выбора». Или «у нас». Или «у меня». И повторяют ее так часто, словно хотят из нашей новой эры вернуть в то дикое время эллинизма и прочей пещерности, когда над всем властвовал рок, фатум, судьба, и даже нити жизни богов пряли какие-то отвратительные старухи-парки или мойры, не помню.
У христианина выбор есть всегда. В любой ситуации. Даже самой безнадежной. Я, например, могу отказаться. На самом деле, если подумать, даже в масштабах королевства барон Вимборн не может причинить особенного зла. Таких замков тысячи, а деревушек вообще десятки тысяч.
