— Майка! — наконец кричит он, — ну ты даешь! Хороша, как всегда!
Ну не могу устоять против этого мужчины. Расплываюсь в улыбке от уха до уха.
— Гриня, — лепечу томно, — ну кто, кроме тебя мне еще что-нибудь хорошее скажет.
Он задумчиво смотрит на часы.
— По-моему, — говорит, — мое рабочее время идет к концу.
Быстро надевает китель, висящий до этого на спинке стула, берет меня под ручку и выводит из кабинета. Через пять минут мы уже сидим в подвальчике в маленькой кафешке и пьем студенческий коктейль: водка, яблочный сок и лед. Ну, я его пью, во всяком случае. Григорий без зазрения совести хлещет чистую водку.
Вкратце объясняю ему, каким мерзопакостным ветром меня занесло в этот малопривлекательный округ и задаю главный вопрос:
— Ты с Ланковичем общался?
— Это который третий Мастер?
— Не знаю, какой он по счету, но Мастер точно. А кто второй?
— Да, ты его вряд ли знаешь. Следак один, Саидов.
Ага, как же я Саидова не знаю! Знаю, но слова, которые приходят мне в голову, когда я слышу его фамилию, к нормативной лексике отношения не имеют.
— Ну и что ты скажешь мне о Ланковиче?
Гриша смотрит на меня с ухмылкой, несколько уже размазанной от поглощенных натощак алкогольных напитков.
— Твой ученик?
— Ну да. Это, вроде как, не секрет. Есть, что о нем сообщить?
— Да он выскочка, этот твой Ланкович.
Удивленно поднимаю брови.
— Выскочка? Почему ты так считаешь?
— Ну, сама посуди, — фыркает Гриня, — ни толкового юридического образования, ни Академии. Сплошной экстерн. Знаний — ноль, а пальцы гнет, как будто что-то умеет.
Гриша подливает мне водки в стакан, а я гляжу на него и понимаю, что кое-что он мне не досказал: завидовал ведь он Ланковичу, вернее, показателям его. Сам-то Гриня — Мастер средненький, и должность эта для него — предел. Саидов тот вообще… Но не буду Гришу обижать. Кое-чем он мне все-таки помог.
Оставляю Гриню в подвальчике. Он сидит, грустный, пьет.
Идя по аллее и растирая постоянно мерзнущие пальцы, думаю о Ланковиче. Парень жил практически в изоляции. Коллеги иметь с ним какие-либо отношения не желали, других знакомых у него не было, с женой и дочерью дозволялось видеться лишь дважды в неделю. На работе Ланкович занимался всякой чепухой, при его-то потенциале. Мог ли он в такой ситуации решиться на что-то из ряда вон выходящее? Зная Димку, говорю твердо: мог.
Что-то еще тревожит меня. Не пойму, что. Возвращаюсь к Коровину и наблюдаю богатейшую гамму чувств на его лице. Не хочу даже притворяться, что я их не заметила.
— Простите меня, — говорю, — Александр Юрьевич, последний вопрос, а почему Вы сами не начали проводить расследование по поводу исчезновения Ланковича?
Он смотрит на меня, весь его организм излучает мощные волны удивления и недоверия.
— Я сам узнал о том, что Ланкович исчез, от Вас.
Теперь уже я в состоянии легкого шока.
— Как от меня? А кто же доложил в управление?
— Я точно не докладывал. У нас не та работа, чтобы инквизитор целыми днями сидел на заднице на своем рабочем месте. Мало ли куда мог направиться Ланкович, чего ради я буду об этом в Управление докладывать? Может, жена его сообщила?
— Нет, — озадаченно произношу я, — Софья точно этого не делала. Она боится Инквизицию.
— А Вам кто сказал? — интересуется Коровин. На лице его читается удовольствие от сознания того, что и Управление может сесть в лужу.
— Шеф, — растерянно говорю я и задумываюсь.
— А можно позвонить? — прошу у Коровина и жестом намекаю ему покинуть помещение.
Трубку берет секретарь управления.
— Антонина Григорьевна, здравствуйте, это Майя Дровник.
— Ой, Майя! — радуется она, — Вы нам из Богемии звоните? Как город, как погода?
Выдерживаю паузу. Неужели она не знает о том, что я уже не в отпуске? Спрошу у шефа.
— Да, — отвечаю, — нормально, с начальником я могу поговорить?
— Ой, Майя, он сейчас в машине. Соединить?
— Да, пожалуйста.
Терпеливо выслушиваю первые аккорды увертюры «Сильвы», а потом среди помех и шуршания прорезывается голос шефа:
— Слушаю.
— Здравствуйте, — говорю, умильно улыбаясь, чтобы он чувствовал мою радость от общения с его персоной, — Виктор Анатольевич. Это Майя. У меня тут вопрос один возник…
— А! Майя! Как отдыхается?
— Ну, если учесть, что я по всему округу гоняюсь за Ланковичем, то нормально.
— За каким Ланковичем? Ты что, не в Богемии?
Вот те на. Приехали. У начальника крыша того, покинула хозяина.
— Виктор Анатольевич, Вы же сами меня отправили Ланковича искать.
Напоминаю ему на всякий случай, а то вдруг товарищ заработался, всякое бывает.
— Ты что, Майя, пива опилась, никуда я тебя не посылал. Кто такой Ланкович?
— Дмитрий Ланкович! — кричу, чуть не плача, — мой ученик!
— Да, и что с ним?
— Он пропал.
— А ты здесь причем?
— Так Вы же сами меня его искать отправили!!!
— Вот что, Майя, — строго говорит мне шеф, — ты иди проспись. И не звони мне больше. Вернешься из отпуска, потом поговорим.
Кладет трубку. Слышу короткие «пи-пи-пи». Я не то, что в ужасе, я в трансе. Если я в отпуске, то что же я делаю здесь? А если я здесь, то кто меня сюда отправил? Может, стоит все бросить и уехать обратно? Но тогда столько интересных вещей останется невыясненным! Не хочу. Решено. Остаюсь. Потом разберемся.
Гордой, но несколько неуверенной походкой покидаю кабинет Коровина. Спотыкаюсь о неровно положенный линолеум и матерюсь себе под нос. Я им еще покажу, на что способна Дровник, если ее как следует разозлить!
Сижу в гостинице, пью жидкий зеленый чай, выстраиваю перед глазами картину сознания Ланковича. Провожу логические построения и сразу захожу в тупик — Ланкович не мог уйти сам. Проглядываю список его дел, и снова в тупике — его некому было убивать. Расследуемые им дела были малозначительны. Задерживаемые им люди большой потенциальной опасности не представляли.
Он не мог уйти, его не могли увести. Но его нет. Значит, испарился или превратился в человека-невидимку и следит за мной из-за шкафа. Реакция шефа мне вообще непонятна. Или у него за время моего отсутствия развилось психическое отклонение, сопровождаемое ретроградной амнезией, либо моя операция настолько секретна, что он скрывает ее даже от своих сотрудников. Наверное, так оно и есть. Боится утечки информации, даже шоферу своему не доверяет. Точно. Как лестно! Я удовлетворенно улыбаюсь, хоть одна проблема наша свое решение. Хотя как вспомню Вовчика, его водителя, честнейшего парня на свете (я-то знаю, сканировала его как-то), поведение шефа опять становится каким-то странным. Скажи Вовчику молчать, и даже под пытками информацию у него не получишь. А вдруг враги, разлом? Ух, я уже черт знает, до чего договорилась. Хватит себе голову морочить. Подумаем лучше о Ланковиче.
