Девушка едва успела вовремя сесть на кровать и взять в руки зеркало. Она сама не знала почему, но на этот раз ей хотелось проследить за тем, как все произойдет. Может быть, она хотела подсчитать, сколько ей осталось жить, может быть, хотела напомнить себе, что у ее возможностей есть предел. А может быть, ей было просто любопытно посмотреть на чудо гнома Тори — увидеть, как выполняется тот договор с демоном, который она заключила, когда взяла у Тори пузырек.
В зеркале она еще видела лицо девушки — свое прежнее простодушное лицо с гладкой кожей. Оно будило так много воспоминаний — об утраченном детстве, об Учителе и, наконец, о ее спутнике жизни, который любил это лицо.
А потом в одно мгновение гладкая кожа покрылась морщинами — сначала сеть складок протянулась от глаз ко лбу, потом они появились ниже, вокруг рта. Этот узор на лице говорил о прошлом — по одной морщине на каждый год жизни. Глаза стали тусклыми, веки опухли — картины смерти, которые она видела за шестьдесят лет, не прошли бесследно, губы стали тоньше. Все это произошло очень быстро.
И вот Дубэ снова увидела в зеркале свое нынешнее старое лицо. Она уже не убийца, ученица Сарнека, не девушка, в которую влюбился Леарко. Она опять усталая, измученная жизнью королева. День возвращал ей ее природный возраст, ночь дарила молодость.
Дубэ отложила в сторону зеркало и посмотрела на свои ладони. Ее руки тоже в морщинах, но они еще умеют убивать. Утренняя заря окрашивала небо на востоке. Пора снова играть спектакль.
В тот день она взяла пузырек машинально, не задавая себе вопросов. Но прошло немало времени, прежде чем она решилась выпить то, что было внутри. Сделать это ее заставили новые смерти, новые ужасы и быстрота движений ее внучки.
Дубэ сама начала тренировать Амину. Постоянные учебные схватки с молодой, полной свежих сил девочкой быстро заставили королеву понять, насколько постарело ее собственное тело. От прежних рефлексов осталось очень мало. Ее удары были не такими точными, как когда-то. Война безжалостно идет вперед, а она уже не может сражаться! И тогда она решилась. Однажды ночью Дубэ сидела в своей палатке, и вход был закрыт. Ей показалось, что жидкость в пузырьке, который оставил ей Тори, ярко заблестела, словно звала ее к себе.
Дубэ выпила перед зеркалом первый глоток и стала ждать. Она думала, что превращение будет мучительным, и приготовилась к боли. А вместо этого кожа ее лица снова стала тугой и румяной, а мышцы приобрели прежнюю силу. Она снова стала девушкой семнадцати лет — как в те дни, когда зарабатывала себе на жизнь воровством.
Дубэ бросилась прочь от зеркала: ей тяжело было видеть себя прежней. Ведь это отражение — обман, который продлится меньше одного дня. Все внутри нее говорило ей, как много она потеряла.
Она чувствовала, что перед уходом должна сделать еще кое-что. Дубэ прекрасно, даже слишком хорошо помнила тот день, когда много лет назад решила, что больше никогда не будет убийцей. Хотя она оставила последнее письмо Сарнека в хижине, в деревне народа хюэ, она помнила это письмо наизусть. Много лет эти слова были залогом ее верности клятве. Теперь от Учителя уже не осталось даже пепла, другая любовь, другие смерти и целая жизнь легли между ней и его смертью. Но Дубэ не могла бы сказать, что забыла его. Каким-то образом Сарнек все время был рядом с ней. Все эти годы Дубэ носила с собой кинжал, который Сарнек ей подарил. Теперь пришло время разорвать и эту последнюю связь с прошлым.
Дубэ не могла убивать этим оружием, иначе она предала бы Сарнека. Поэтому в тот вечер, отправляясь в свою первую вылазку в качестве убийцы, она сняла его с себя. Она вычистила кинжал так хорошо, как только могла, и, делая это, считала царапины на его лезвии, вспоминая их одну за другой. Каждая была следом одного из прежних сражений. Потом она аккуратно завернула кинжал в бархатный платок и заперла в сундук. Больше она никогда не будет им сражаться. После этого Дубэ взяла в руки новое оружие, у которого не было прошлого, и вышла из палатки. Она надеялась, что Сарнек, где бы сейчас ни была его душа, поймет ее.
Так это началось. Она вспомнила все. Как будто не прошло столько лет с тех пор, как она в последний раз кралась в темноте и перерезала кому-то горло. Убийца в ней все это время спала чутким сном и в любой момент была готова снова взяться за дело. Теперь этот момент настал. Иногда Дубэ с ужасом думала, что поступает как ее самый худший враг — Рекла, Страж Ядов в Гильдии убийц, которую Дубэ сама убила за целую жизнь до этих дней. Рекла тоже омолаживала себя с помощью волшебного напитка, не желая признавать свой подлинный возраст.
«Я не такая, как она. Я это делаю ради моего народа», — оправдывала себя Дубэ. Но все равно ощущала привкус горечи в тех ночах, когда она обманывала время и совершала ужасные дела, от которых поклялась всегда держаться в стороне.
В палатку королевы вошел ее камердинер Баол.
— У вас такой усталый вид, — сокрушенно произнес он.
Дубэ вздрогнула. У нее много работы, а она в последнее время совсем не берегла себя — уходила на вылазки почти каждую ночь и часто возвращалась только на рассвете. На сон оставалось мало времени.
— Я долго изучала карты с планами завтрашних действий армии, — солгала она.
Баол позволил себе улыбнуться.
— Возможно, вам не нужно было их изучать. Вчера ночью в небе на западе было видно зарево пожара.
— И что это был за пожар? — с притворным любопытством спросила Дубэ.
— Загорелся лагерь эльфов. Их солдаты, стоявшие возле деревни Каста, бежали прочь. Некоторых нам удалось захватить в плен, другие были убиты в сражении, небольшому числу удалось скрыться.
— Нам улыбнулась удача, — заметила Дубэ и выпила холодного молока из чашки, которую принес Баол.
— Это была не просто удача, — ответил Баол и замолчал.
Дубэ не стала прерывать это молчание. Она молча отпила еще молока, ожидая, что скажет камердинер.
— Это снова был загадочный убийца, наш безымянный союзник.
В войсках Всплывшего Мира тоже распространились слухи о невероятно умелом убийце, который устраивает жестокую бойню врагам. Дубэ всегда говорила, что молва преувеличивает его дела, а пару раз делала вид, что послала нескольких своих людей выяснить правду.
— Кому важно знать его имя? Он помогает нам, и этого достаточно, — сказала она, отдавая камердинеру пустую чашку.
— Если это кто-то из нашей армии, то, возможно, он мог бы принести нам еще больше пользы.
— Если бы он хотел работать в команде, он бы уже делал это. Вероятно, он по натуре боец-одиночка.
