Чума некоторое время пыталась в неё смотреть, потом вздохнула и ткнула Барабашку в бок.
— А можишь паказать платье ис римишкоф?
— Могу… Только надо дверь закрыть. Дядя Лиссы может заглянуть и будет её ругать. Он очень не любит, когда она меня в него одевает.
— Глупости… — фыркнула Лисса, — Дядя Ганс просто ничего не понимает в настоящем веселье.
Закрыв дверь на защелку, она достала рундук с «игрушками» и достала кожаную сбрую в которой Старпом похитил Барабашку из апартаментов Предвозвестника. Чума зачаровано смотрела как Лисса стягивает ремешки вокруг барабашкиных округлостей. Потом оглядела все со всех сторон.
— Красива! И савсем на падтяжки ни пахожа! А у меня есть многа римней — мне тожы можна такое сделать?
— Тебе, признаться столько не надо… — Лисса скептически оглядела её тощую фигуру.
— А чиво мне нада?
— Ну… Я бы попробовала сделать тонких цепочек и обыграть все те кольца, которые ты в себя навтыкала.
— Эта как?
— Сейчас попробуем смоделировать. Раздевайся…
Чума оголилась. Взяв моток толстой бечевки Лисса с Барабашкой начали соединять колечки на её теле, чтобы получился красивый и возбуждающий узор.
* * *
Семен Николаевич, закончив ритуал общения с умывальником, к которому начал уже привыкать, вытерся и подошел к ожидавшему его Матренину.
— Ведь специально же, признайтесь…
— Отнюдь, батенька. Просто “мягких” на всех не напасешься. Поэтому их ставят в учреждениях, где поток большой. А тут у нас все свои. Инфраструктура закрытая, так что сюда можно и такого. Пожестче. У нас и люди привычные. Меня вот, почти не мутит уже, хотя было даже похуже чем с вами.
— Че-то после Катеньки все равно подергивает, хотя каждый день хожу. Даже за правило взял с утра дома не обедать, чтоб не опозорится.
— Катенька “мягкая”. Не вызывает адаптации. Вот пару раз окажетесь рядом с “Мораторием” в момент работы — и перестанете на Катеньку реагировать вообще.
— Нет — спасибо, но нет… А кошмары после вашей Яны — это пройдет?
— Да. Индивидуальная реакция вашего мозга. Скоро отпустит.
Некоторое время они шли молча, потом Семен Николаевич не выдержал.
— Я еще тогда хотел спросить… Это ее поведение. Она как маленький солдатик.
— Это нормально. Тут много военных, она за ними наблюдает и пытается подражать. Не забывайте, что, кроме способностей, в остальном она обычный ребенок.
— А звание её? “Младший специалист”? Она его выдумала?
— Нет — звание настоящее. Присвоено за успехи в учебе и освоении способностей.
— Ну тогда понятно — мне б в её возрасте звание присвоили, я бы наверное тоже…
Вздохнув, Семен Николаевич оглядел коридор по которому они шли.
— Я просто про Фролова вспоминаю. Как она воспринимает это? То, что она с людьми такое делает? Взять и выдернуть из человека личность.
— Как бы вам объяснить, батенька… — Матренин вздохнул, — Тяжело. Ваши меня все торопят, а я быстрее не могу. Это колоссальный труд. И даже не научный. Педагогический! Помните Лейбор Сити? Проект “Мит Фарм”?
— Да… Полностью уничтоженный город, комплекс и порядка ста тысяч погибших…
— Кошмар! А знаете, почему это случилось? Потому, что прежде чем наделить человека огромной, почти божественной силой, надо задать себе вопрос: “А что я буду делать потом?”. Ответственность ведь колоссальная! И доверять её надо человеку достойному, ответственному и полностью осознающему последствия.
Если надеть на него ошейник, запугать, то это возможно и сработает. На время. Но, вместо защитника, мы получим палача и убийцу. И когда он поймет, когда он осознает свою мощь, мы получим все тот же Лейбор Сити. Кстати, его ведь так и не поймали? То есть где-то по миру бродит человек с поломанной психикой, способный уничтожать города. Кошмар, батенька. Кошмар и ужас!
— Да я понимаю…
— Не понимаете. Мне вон… — Матренин указал на лысину, — Какую плешь проели с этим вашим “режимом секретности”. Но я не могу их тут запереть. Я не могу в бетонном склепе воспитать умственно, интеллектуально а, главное, морально полноценную личность. А ведь это, батенька, ключевое условие! Они не должны слепо подчиняться приказам. Они должны знать, что им предстоит защищать. Не меня, не Институт, не этот комплекс! Людей! Родину! Свою землю! И я им это на картинке не покажу! Они должны играть с другими детьми, ездить в летние лагеря, загорать на траве. А уж вы бегайте вокруг и обеспечивайте ваш “режим секретности” как хотите.
— Вы, Алекасндр Александрович, не мне это высказывайте — это вам к Соболеву. Я больше по внешним делам.
— И ему выскажу. Всем. Пока у вас, и у остальных это в голове не отложится. Вы спросили, как она это воспринимает? Это не верный вопрос. Верный вопрос: “Как она с этим справляется?” А справляется с этим она как раз благодаря тому, что, несмотря на возраст, прекрасно понимает, зачем она это делает. И что по другому никак. Понимает что, возможно, та информация, которую она добудет, спасет чью-то жизнь. Потому, что она не слепое орудие, а солдат, который преисполнен, пусть пока детским, но чувством долга. В этом наше преимущество перед всякими “Мит Фарм”, “Сайлент Гарден” и прочими программами.
— Хорошо-хорошо… — поспешно согласился Семен Николаевич, удивленный таким напором, — Видимо, вас и правда достали этим.
— Да не то слово. Я понимаю, что у вас профдеформация и дефицит спецкадров, но и вы меня должны понять. Почти пришли…
Матренин подошел к двери и принялся исполнять странные ритуалы. Сперва несколько раз открыл и закрыл дверь, потом поднялся по уходящей вверх лестнице на пару пролетов, дождался Семена Николаевича и начал спускаться вниз. Причем Харченко мог поклясться, что спустились они по той же лестнице, но теперь двери, в которую они вошли, не было, хотя прошли они не два, а целых пять пролетов. Потом Матренин снова остановился, досчитал до десяти и, опять поднявшись по лестнице наверх, распахнул снова появившуюся дверь.
— Ого… Это как? — выйдя, Семен Николаевич с удивлением огляделся, — Это какие-то ваши манипуляции с мозгом?
— Отнюдь, батенька, Все абсолютно реально.
— Мы же должны быть на пару сотен метров под землей?
— Да. Должны. Строго говоря мы там и находимся.
— Но тогда как?
— Вы хотите выслушать лекцию по топологи аномальных пространств?
— Нет…
Семен Николаевич перешагнул порог и посмотрел на свои туфли, которые утонули в сочной зеленой траве. Потом вокруг. Они с Матрениным стояли на пригорке, вершину которого венчал бетонный грибок, похожий на вентиляционный колпак бомбоубежища. В нем была дверь, через которую они вышли. Рядом рос старый раскидистый дуб. Из трещины на коре текла живица, которой лакомились большие рогатые жуки-олени. За пригорком
