— У меня много теней — учеников, которые, обучаясь, помогают мне достигать результата и приносят информацию, чтобы я знал обо всем происходящем из первых уст. Так было, — вдруг осекся он. — Все, что мы делали с Мастером, это пытались удержать тебя.
— Думаешь, это важно? — нахмурился я.
— Ах, ну да, важно то, что я не остановил Северного, когда он потерял контроль. Ну, извини! Я не считаю, что человек, который с блеском выходит из ситуации, в которой должен получить свое, наказан. Этого недостаточно! Да, я перечеркнул твою победу, да, я пронзил тебе руку. Всего лишь укол. Ты его не прочувствовал, вот что. Ты этот урок не усвоил.
— Как и второй, — насмешливо подытожил я.
— Возможно, — проворчал Оружейник, — потому что тогда в тебе не было уже чувства вины. Я потакал себе и с лихвой потом получил высказываний от мага ночи, можешь быть доволен.
— Это, во всяком случае, честно, — я помедлил. — Все еще не удовлетворен?
— Естественно! Не хочешь все-таки пофехтовать со мной?
— С такой-то ногой? — невесело усмехнулся я. — Нет.
— Ах да, нога, — словно только что вспомнил Оружейник. — Мои клещи помогли?
Мне захотелось встать и уйти, но я сдержался, потому что теперь мною руководил не страх, а отстраненная брезгливость. Подобное отношение показалось мне неверным, и я постарался справиться с чувством собственного превосходства, в котором уверял меня из темноты моей души дракон.
— Без них ничего не вышло бы, — непринужденно ответил я. — Оружейник, меня поражает этот напор, зачем он?
— Лучше, чем безразличие, — учитель боя отвернулся, но я почувствовал его горечь. Ему тоже не нравилось то, что происходило с людьми, его утомляли голоса, приходящие во сне. Он, как и многие другие, не привык не видеть снов, погружаясь лишь в пучину чужой власти, и это его тяготило, делало резким и неумным в словах и поступках.
— Значит, все-таки боишься того, что собираются сделать маги? — твердо спросил я. Впрочем, на любой мой вопрос Оружейник имел свой собственный ответ.
— Страх здесь ни при чем, — отрезал он. — Пора заканчивать с этим миром. Знаешь, это как пытаться откачать утопленника. Трупу уже много дней, а ты не замечаешь, пытаешься заставить его легкие заработать, а сердце забиться.
— Но этот мир не мертв! — запротестовал я.
— Нет, он мертв давно. Он умер еще до того, как погибли города и коммуны. Ты никогда не задумывался над этим? Люди стали тенями тех, кем были раньше.
— Скажи еще, что все сводится исключительно к людям!
— Все взаимосвязано, Демиан. Люди давно заболели, единственный способ им помочь — стереть их с лица земли.
— Почему нужно все уничтожать вокруг себя? — подивился я, уже понимая, что с этого момента и впредь наши пути с Оружейником окончательно расходятся.
— Просто есть вещи, которые нельзя оставлять как есть, — глубокомысленно изрек он, но его мудрость была лишь глупостью того, кто не желает видеть. — Не упрекай меня за подобные взгляды. Можно смотреть по-другому, когда чувствуешь желание лгать самому себе…
— Очень интересно, это как? — пожалуй, я забавлялся, и он, ощущая, но не признавая этого, шел на поводу моего намерения. Впервые Оружейник утерял инициативу, но не мог в это поверить и распинался с задумчиво-умным видом:
— Я уже давно не нахожу мотивов. Так было поначалу с тобой. Казалось не интересным тратить на тебя время, знаешь ли, потому что ты ничего из себя не представлял. Скользкий, как змея, нервный, словно перепуганная сойка. Иногда скалился, это и заинтересовало меня, но не более того. Тогда я солгал себе самому, поверив, что у тебя непременно найдется нечто, чем ты сможешь расплатиться со мной.
— Нашлось? — оптимистично полюбопытствовал я.
— А ты разве не заметил? Я бы сказал, ты стал для меня партией на собственный танец жизни. Красивое сравнение, которое мне встретилось в каком-то весьма недурственном произведении… дай-ка вспомнить…
Он говорил взахлеб о том, что мне было слишком понятно, и потому я задумался о другом.
Можно ли было когда-нибудь помочь этому миру, если заключить его в человеческую сущность? Нет. Я отыскал ответ на этот вопрос уже давно. Я сформулировал его и понял. Человеку нельзя помочь, если он этого не желает, в противном случае, это может оказаться опасным для того, кто предлагает содействие. Раз нельзя помочь человеку, то как можно помочь всему миру?
Я тяжело встал, стоило Оружейнику замолчать.
— Был рад повидаться, — сказал я, но учитель боя вдруг сморщился и зло отозвался:
— Лгать будешь, когда все успокоится. Не думай, что те, кто окружает тебя, глупы. До свидания, Демиан.
«А что, если они правы? — вяло подумал я, бредя прочь. — Что, если нет другого выхода?» Действительно, кого здесь защищать? Кроме воспоминаний, тут ничего не осталось. Эти воспоминания никогда более не станут реальнее мыслей людей, которые еще что-то помнят. Бросить все и смириться с неизбежностью?..
«Нет, — решительно остановил я себя, — это — мгновения слабости. Выход найдется, и найду его я. Это мой долг…»
А время летело быстрее ветра, и маги назвали день, когда им понадобится для защиты моя кровь. Драконы пробудились, но больше практически не поднимались в воздух, напоминая мне древние каменные изваяния. Они могли сохранять неподвижность многие дни, но при этом бодрствовать.
Я сидел на крыльце дома, на своем излюбленном месте и наблюдал. По небу носились грозовые облака, но сегодня дождь не пролился на землю. Со стороны моря, перекрывая ровный рокот волн, накатывали угрожающие раскаты грома.
Мне вдруг вспомнились слова Мастера:
Не стоит спрашивать, где ты был. Мы все равно этого не узнаем, пока ты не вспомнишь свои сны.
Я вздрогнул, встрепенулся, ощущая, что натолкнулся на нечто стоящее. Так бывает, когда знание всегда живет в тебе. Его лишь необходимо отыскать.
«Неужели все так просто? — с трепетом подумал я. — Вернуться в библиотеку, туда, откуда я начал этот безумный путь? Высшие, если выход есть, он где-то там…»
Я подскочил, как ужаленный, но, вовремя спохватившись, вернулся в дом, подхватил со стола одну из карт побережья, которые Рене частенько изучала, перевернул ее и, не жалея бумаги, размашисто написал:
Вернусь. Мне нужно всего две ночи. Не торопитесь, от этого ничего не изменится.
Демиан.
До момента совмещения миров оставалось двое суток, когда я прошел между дремлющими драконами и влез на спину Мраку. Он был не доволен тем, что его потревожили, но отнести меня к развалинам Форта не отказался. Дракон не задавал вопросов, зная, что я задумал. Он плавно поднялся в воздух, и, на удивление, никто не взялся нас преследовать.
