Фернао приступил. Корнелю без труда уловил момент, когда лагоанский чародей снял заклятье, отводившее взгляды жителей Мицпы — и окрестностей — от длинной косы, потому что нападающие янинцы, заметив на берегу чужаков, принялись забрасывать тех ядрами.
Получалось у них скверно. Корнелю, привычный к более высоким стандартам, нашел работу янинских наводчиков позорной до жути. Позорной — потому что ни одно ядро так и не упало поблизости, а жуткой — потому что некоторые улетали в воды Узкого моря, где плескалась Эфориель. Фантастически неточный выстрел мог привести к катастрофе столь же страшной, что и фантастически меткий. Если, промахнувшись по Корнелю и беглецам, янинцы накроют выстрелом левиафана, их цель будет достигнута, хотя сами артиллеристы об этом могут и не узнать.
— Предлагаю поторопиться, — бросил подводник Фернао.
— Я и так тороплюсь! — прорычал чародей сквозь стиснутые зубы, когда смог прерваться.
Корнелю хмыкнул, признав обычное раздражение мастера, которому задают дурацкие вопросы под руку. Эти чувства подводник мог понять и посочувствовать, но все равно ему хотелось, чтобы Фернао торопился побыстрей — гораздо быстрей.
— Я готов, — объявил чародей значительно позднее, чем хотелось бы Корнелю — несколько ядер успело разорваться слишком близко для его душевного спокойствия.
Как бы в доказательство этом Фернао стянул теплую рубаху и сбросил килт. Голого чародея трясло. Пенда последовал его примеру. Коренастый монарх оказался не столь жирным и куда более мускулистым, чем полагал Корнелю. Оба торопливо натянули резиновые комбинезоны, которые приволок подводник, и ласты.
— А теперь, — заметил сибианин, — предлагаю не медлить. Эфориель ждет нас в той стороне, откуда я выплыл на берег.
Он махнул рукой, от всей души надеясь, что Эфориель действительно дожидается седока. Едва ли янинцы могли оглушить ее или отпугнуть разрывными ядрами, но ошибиться в этом отношении подводнику совершенно не хотелось.
— Эфориель? — переспросил король Пенда, пробуя ногой воду. — Женщина? Я правильно понял?
— Не совсем, — с улыбкой ответил Корнелю. — Эфориель — левиафан.
— А-а, — протянул Пенда. — Вы, южане, куда разнообразнее пользуетесь ими, чем мы когда-либо.
— Еще один спор, которому придется обождать, — заметил Фернао, более здравомыслящий, чем король-изгнанник.
Чародей плюхнулся в воду и поплыл брассом. Получалось, при всем его старании, не очень быстро. Пенда плыл на спине, широко загребая руками. На взгляд Корнелю, король-изгнанник больше напоминал не дельфина, а кособокую шаланду, но перспектива утонуть ему вроде бы не грозила.
Корнелю обогнал обоих, что было только к лучшему. Познакомиться с Эфориелью в отсутствие ее седока было бы не слишком приятно. Приближаясь к левиафану или к тому месту, где оставил ее, Корнелю захлопал по воде ладонью, выбивая характерный ритм, на который зверь приучен был откликаться.
И Эфориель откликнулась, выставив из воды зубастое рыло. Корнелю занял место в седле и стал дожидаться пассажиров. Когда те добрались до левиафана, оба уже задыхались от усталости, но ко дну еще не пошли. Подводник звонко шлепнул зверя по гладкой спине, и левиафан устремился на северо-восток, в теплые воды, к теплым ветрам.
* * *
Визиты в ункерлантское посольство Хадджадж терпел с трудом. В особенности когда посол Ансовальд вызывал его будто лакея, будто прислужника. Многие настаивали, что ункерлантское самомнение имеет пределы. Ункерлантцы, казалось, настаивали, что не имеет.
Теперь, когда в Бишу пришла осень, нужда одеваться казалась Хадджаджу не столь мучительной, как летом. Кроме того, длинные, свободные ункерлантские кафтаны стесняли его меньше, чем одеяния некоторых иных племен. Необходимость втискивать себя в облегающие рубашки и штаны каунианского стиля едва не заставляла зувейзинского министра иностранных дел радоваться, что Альгарво стерла обе державы с лица земли, избавив его от мучений.
Ансовальд был, как обычно, до грубости прямолинеен.
— Наслышан, — рявкнул он, едва Хадджаджа провели в его кабинет, — что вы проводите консультации с послом Альгарве.
— Это верно, ваше превосходительство, — ответил Хадджадж.
Глаза Ансовальда выступили из орбит.
— Сознаетесь?!
— Едва ли я могу это отрицать, — отозвался Хадджадж. — В конце концов, мой государь почитает необходимым держать меня на службе именно ради исполнения этой обязанности. За последние десять дней я встречался с послом Альгарве, как вы изволили отметить, а также с послами Лагоаша, Куусамо, Дьёндьёша, Янины, горного королевства Орта и вот теперь уже дважды с вашей достопочтенной особой.
— Плетете заговоры против Ункерланта, против конунга Свеммеля, — проговорил Ансовальд, будто не слыша.
— Это, ваше превосходительство, я отрицаю, — спокойно промолвил министр.
— Думаю, вы лжете, — отрезал Ансовальд.
Поднявшись на ноги, Хадджадж поклонился.
— Это, разумеется, ваше право, ваше превосходительство. Однако вы перешли рамки допустимого дипломатическим протоколом. Встретимся в другой раз, когда вы сможете лучше держать себя в руках.
— Сядьте, — прорычал ункерлантский посол.
Хадджад, не обращая внимания, двинулся к дверям. За спиной его Ансовальд испустил раздраженный вздох.
— Лучше сядьте, ваше превосходительство, или пострадает ваша держава.
Взявшись за ручку двери, Хадджадж замер.
— Как, — бросил он через плечо, — может Ункерлант обойтись с Зувейзой хуже, чем уже случилось?
Голос его сочился ядом; он надеялся только, что Ансовальд заметит.
— Правда хотите это узнать? — поинтересовался ункерлантский посол. — Переступите порог и получите шанс выяснить.
Подобную угрозу Хадджадж не мог не принять всерьез, как бы ему ни хотелось обратного. Он неохотно обернулся к Ансовальду:
— Ну хорошо, ваше превосходительство. Слушаю вас. Перед угрозой подобного рода какой у меня остается выбор?
— А никакого, — жизнерадостно отозвался Ансовальд. — Это последствия вашей слабости. Теперь садитесь и слушайте.
Хадджадж повиновался, хотя хребет его натянулся струной, словно у оскорбленного кота. Ансовальда молчаливое негодование министра нимало не трогало. Ункерлантский посол довел жестокость и грубость до уровня настоящего искусства.
Ансовальд ткнул Хаджжаджа коротким пальцем:
— Вы не должны более встречаться с маркизом Балястро. Под угрозой войны с моей державой.
Хадджадж едва не вышел все-таки из кабинета. Подобные требования представителю суверенной державы не имел права выдвигать ни один посол. Но министр слишком хорошо изучил конунга Свеммеля. Если Хадджадж открыто проигнорирует его приказ, Свеммель решит, что у Зувейзы есть на это серьезная причина, и бросит на север армию в серых, как сланец, мундирах.
