Когда часть памяти утеряна, ты вынужден жить сейчас и здесь, создавать новые воспоминания, новые связи. И в этом находить прелесть и желание жить. Чувства говорили Айен, что эти двое — её новая команда. Но мысль об этом содержала в себе и отчаянье. Потому что всё ещё больно за ту, прежнюю. Словно она ещё есть, и нужно всего лишь всех отыскать.
— Сгодится, — сообщил Дан, остановившись, — Здесь переночуем.
Несколько деревьев скученно выросли посреди поля, создавая уютную имитацию двора. Быстро установили палатку. Айен обняла Амелиса. Выглядел он ужасно. Поэтому был уложен спать. Лекарь протянул вокруг их места стоянки верёвку, пропитал её сваренным наскоро эликсиром.
— Никто не подойдёт, чтоб я не узнал.
Так что спать сегодня будут все. Правда недолго.
*****
Ночь здесь будет длиться почти вечно. Плоские крыши домов светились, приглаженные луной. Аиша очнулась.
«Здесь никогда не наступит день. Потому что после войны ничего не может прорасти в сердцах людей, кроме пыли от разрушенных домов, в которых лежат их мёртвые любимые дети…»
Из глубины поднимался гнев и отчаянье.
«Не вернуть уже никого. Они изуродовали моё детство, и моих дорогих людей не вернуть никогда»
«Аменокаль, где же ты, когда я зову тебя так громко? У меня уже нет языка, нет боли, остался лишь гнев».
В разрушенном проёме стоял мальчик. На руках он держал крохотную девочку в грязно-розовом платьице.
Смятенным вихрем пронеслись в голове чужие воспоминания, и Айен поняла, что она не Аиша.
Телу было тяжело. Она ребёнок. Здесь была война. Дом разрушен. Дети были в пыли, ранены.
Надо помочь, перевязать! Но мальчик отодвинулся, прижав палец к губам.
— Она спит.
У одной целой стены дома лежала кучка вещей. Туда, как в гнездышко, мальчик уместил малышку и приблизился к Айен.
— Я покажу тебе дом.
Тишина стояла необыкновенная. Не было даже лая собак. Ни сверчков. Ни единого ночного звука.
Дети прошли на кухню. Там были высокие потолки. Кастрюли и другая посуда чернели на животе плиты мёртвым грузом, в них уже давно не готовили еду.
Стены покрывали чёрные лианы.
Мальчик повернулся к Ай и посмотрел ей прямо в глаза.
— Это мёртвые лианы. Из-за войны здесь ничего не может вырасти. В душах людей ненависть. Я так хочу поселить в них жизнь. Чтобы дом перестал быть мёртвым. Чтобы залечились раны тех, кто потерял своих детей.
Чёрные жемчужины глаз светились в темноте, свет луны еле-еле окрашивал в полутона его всклоченные волосы.
— Я помогу тебе. Что нужно делать?
«Как больно. Как больно. Как больно. Я не смогу это вынести. Эти дети … это погибшие дети. Они так хотят возродить жизнь. Они заложники, призраки войны. Господи, как мне вынести столько боли, которая льётся в меня через этих детей?»
Сами стены словно бы застонали, когда Айен погладила серый холодный угол.
— Нужно посадить растение в доме. Нужно, чтобы оно проросло здесь. Тогда души людей начнут исцеляться.
Ростки нужно было брать на улице, выкапывать и приносить в дом вместе с землёй, сажать, поливать, ждать.
Дорога пустынной улицы уходила вдаль, и с обеих её сторон стояли забором высокие и низкие дома, с ранами от прошедшей войны.
Во сне время течёт иначе. Айен провела в этой Локации несколько недель, пытаясь прорастить что-то в доме. День за днём она поливала саженец. Рассвет не наступал, в плену у сине-серого времени дети хотели вернуть ценность жизни.
«Как бы мне помог в этом деле Серж! Этот ребёнок умел договариваться с растениями, хоть и скрывал способность от остальных. Но от лидера не спрятать такой алмаз. Однажды Мальвина носила в волосах чудный цветок фиолетовой эустомы, и Серж, незаметно для всех, продлевал ему свежесть лёгким касанием».
Вспоминая своих друзей, леди становилось теплее на сердце, и возможно это помогло.
Наконец настал тот самый момент. Росток, посаженный справа от разрушенной стены, выпустил новые листочки и потянулся к лунному свету из дырявого потолка. Так много сил нужно вложить в разгромленную душу, куда не проникает свет солнца, чтобы в ней снова зародилась жизнь. Комнату словно бы засыпало серебристой пыльцой. Мальчишка улыбался.
— Теперь всё будет хорошо, пойдём встречать рассвет?
Как сильно это «задание» отличалось от тех, что ей приходилось выполнять с командой, а потом по-одиночке, под чётким руководством Учителей.
Не было раньше такого острого чувства своей нужности и значимости.
«Я вырастила жизнь».
Сердце сжалось от красоты. Синее тёмное небо, светлеющий горизонт, тёплая крыша дома. Как можно так любить другую чужую страну, в которой никогда не был, никогда не видел, как?
За руку её держал маленький мальчик.
— Сестра проснулась!
Невероятно огромные голубые глаза крохи отразили в себе сначала звёздную тьму, а после и рассвет. Небо встретилось с судьбой. Прекрасная, любимая Ливия. Пусть солнце осветит твой путь, пусть утро настанет для тебя и твоих детей!
Золото восхода залило всё, что видела Айен.
*****
Проснулась она от внезапных крепких объятий, и определила себя в когтях неизвестного зверя, высоко на дереве. Снизу в неё целился из лука Дан.
Да что вообще происходит???
Вырваться не выходило. Зверь держал её крепким захватом, который часто использовал Амелис в дружеских спаррингах. При таком захвате он шептал ей на ухо какую-нибудь приятную мелочь, типа: «ты пахнешь рассветом», «этот миг никогда не повториться», «твоё ухо- зефирка» и тому подобное.
Зверь дышал ей в затылок и его цветочное дыхание было спокойным.
Ветра не было. В тишине скрипнула тетива. Зверь уклонился.
— Погоди, погоди, Дан! Не стреляй! — Айен вдруг поняла, — это же Амелис.
— Ты же отпустишь меня, Амэ? Давай спустимся на землю.
Ага, щаз. Существо, судя по всему, бывшее вчера Амелисом, сегодня было не согласно спускаться вниз, где стоял очень опасный человек.
Зверь издал рык и сжал плечи Айен сильнее, вонзив когти в её кожу. Дева замерла. Дан выпустил ещё стрелу и следом полетели иглы.
С жутким хохотом демонический Амелис уклонялся от любых атак стрелка.
— Дан! Не надо! Ты же поранишь его! Не смей!
Молчавший до этой секунды Дан быстро сказал:
— Я обязан защищать Вас, Госпожа. Его жизнь не важна, ваша — важна.
— Нет! Нет! Не смей! Я никогда не прощу тебя, если ты убьёшь его! Никогда, слышишь? Дедушка говорил, что надо изучить, изучить его недуг…
Слезы катились по её лицу и по рукам демона.
Дан не перестал целится в Амелиса, но больше не нападал.
— Мы не знаем, какие эмоции и сознание у него сейчас. Я не убью его. Но я буду настороже.
Луна прокатилась по чёрному небу и едва забрезжил рассвет, хватка демона ослабла и он сменил облик.
Дан прищурился на рассветный луч и лицезрел уникальную картину, от коей даже слегка порозовели его бледно-серые щёки.
Абсолютно голый прекрасный Амелис, божественно красивый, обнимал дремлющую растрепанную деву Айен. Да, на дереве. Да, одежда Девы местами была порвана.
Амелис было подумал, что это сон такой странный, и даже обрадовался, будет что подруге рассказать. Как услышал холодный, усталый и злой голос Дана:
— Слезай.
Лихорадочно соображая, что же произошло, почему он в неприемлемом виде с Ай, да ещё и так высоко, Амелис растерялся. Леди повернулась к нему и тёплым родным голосом бормотала что-то прекрасно-милое.
«Она же ранена! Ранена!»
Ощущал ли блондин в этот момент панику, мне неизвестно, но он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего расслабил хватку.
Внизу Дан уже протянул руки — ловить. Госпожа, наконец освобожденная из ночного плена, начала медленно спускаться по стволу дерева и в итоге спрыгнула в надёжные руки.
«Всю ночь не спал, целился в него. Всю ночь ведь так и стоял. Как наверное затекли руки», — леди потрогала Дана за плечо. Тот поднял бровь.
Амелис стоял перед ними, бесстыдно обласканный лучами солнца во всех доступных ныне местах. Все его раны затянулись, даже та самая, от железного волчка. Так и не сказать, что вчера помирал.
