— Он и в самом деле к тебе пошёл, — доверительно и сдержанно сообщил Максим. — Хотел разыскать…
Заряженный, закомплексованный боярином на ревизию собственной жизни и отношения с женщинами, Ражный с какой–то тревогой вдруг подумал, что и Марину не любил. Не испытывал этого зовущего и мучительного чувства, какое было к Миле. Зато даже по прошествии лет всё ещё жила в нём обыкновенная, житейская жалость к несчастной молодой специалистке, хватившей лиха на чужбине. Однако же упрямым и болезненным отношением к чувству долга: звал ведь с собой — не поехала, дескать, отработаю три года там, где трудно…
— Про свою мать что–нибудь говорил?
Голоса братьев зазвучали как–то отдалённо, словно эхо, а в памяти всё ярче вставал образ юной учительницы из горного селения, одинокой и обездоленной, однако с комсомольским огнём во взоре…
— Сказал, в рабстве она. Русские школы закрыли, и даже язык никому не нужен…
— Везде по–своему лепечут…
— На ферме у богача какого–то местного батрачит, арыки прочищает. Там у них поливное земледелие… Батракам документов не выдают на руки, особенно русским, чтоб не сбегали. Богач этот и Моджахеда продал афганцам.
Ражный стряхнул воспоминания.
— Он сидит?
— Кто сидит? — хором спросили братья.
— Сергей.
— Зачем ему сидеть? Мы догнали его, поговорили и отпустили.
— Автомат только забрали и пуштунку. Проинструктировали, как вести себя. Моджахед в России никогда не бывал…
— Командиру доложили, мол, нашли только пустой автомат и пуштунку… Пусть думают, что захватили и в Афган увели.
— Выходит, он дезертировал? — спросил Ражный. — А вы его прикрыли?.. Ну что сказать? Молодцы!
— Мы добро помним, — заметил Максимилиан. — Зачем его садить?
Однако старший услышал совершенно иное и вызывающе возмутился:
— Он к тебе пошёл, дядь Слав! Служить Отечеству. Так что ему прощается.
— Сергей присягу принимал?
— Да сейчас не за присягу служат! — уже обозлённо закричал Максим. — Не по долгу — по совести!
— И он к отцу побежал! Не отсиживаться, а служить!
Ражный намёк услышал, но пропустил мимо ушей.
— Где служить?! Егерем на базе?
— Хотя бы егерем, — схитрил младший и посмотрел выжидательно.
— Давно это было? — Вячеслав отвернулся, чтоб не выдавать чувств.
Старший решил, гроза миновала, и заговорил с надеждой:
— А месяца три тому назад. Ещё до отпуска. Тут он должен быть. Ездим вот, ищем…
— След уже подсекли, — вступил младший. — Лодку и тулуп Моджахед спёр, больше некому.
— И может вляпаться! Засады кругом! Засекут на реке — труба…
— Если вниз пойдёт — труба. Вверх — искать не будут.
— Ты его возьмёшь к себе, дядь Слав? — с завистью спросил Максим.
— Куда? — возмутился Ражный. — Базы уже нет! Охотничьго клуба тоже…
— Как куда? В Засадный полк! — вдруг выдал Максимилиан и загадочно сощурился.
Ни Марина, ни тем паче Сергей ничего об араксах не знали и знать не могли…
— Это что за полк? — нарочито хмуро спросил Ражный.
— Не мудри, дядь Слав, — самоуверенно посоветовал старший. — Мы же за тобой давно наблюдаем, по повадкам тебя вычислили. Это пацанами считали тебя колдуном. А теперь точно знаем, ты до сих пор служишь.
— И не зря тебя сейчас обложили здесь, — заметил младший. — Ещё одно доказательство. Засадным полком власти заинтересовались…
— И ты умеешь запускать шаровые молнии!
Ражный зло усмехнулся.
— Салаги вы, фантазёры…
Братья взяли в оборот с двух сторон:
— И твой Серёга фантазёр? Ему мать рассказала! Про секретный Засадный полк.
— Дядь Слав, только не изворачивайся. Знаешь ведь, мы не выдадим. Твой родной сын уверен — ты служишь в секретном спецназе.
— И все твои предки служили! Шаровые молнии метали!
— Мы по телевизору передачу смотрели. Оказывается, человек может собирать в себя электричество. Как конденсатор!
— Не электричество, а энергию! А потом выстреливать разрядом!
— Мы тоже хотим служить, дядь Слав! — заявил Максим. — Ты же Серёгу возьмёшь? И нас бери! Мы бы в этот отпуск сроду не поехали. Если бы не узнали про Засадный полк.
— Между прочим, мы всё про него в книгах прочитали! — похвастался младший.
— Какой вам полк?! — взревел Ражный. — Вы дезертиры! И трусы! Все трое! Да я вас видеть не хочу! Пошли вон!
Младший вздрогнул и чуть отступил, но старший лишь набычился и засопел.
— Мы хотели это… Отечеству служить.
— А кому служили на границе? Не Отечеству?
Парни сникли, виновато взяли коней под уздцы, но уезжать не спешили
— чего–то ждали ещё. Ражный сдобрился.
— Мой совет… Отыщите Сергея, забирайте его и в часть. С повинной. Позорники…
— Неужели ты даже увидеть его не хочешь, дядь Слав? — с тоской спросил младший.
— Не хочу! Такой сын мне не нужен.
— Так ему и передать?
— Так и передать! Пока не искупит вину, видеть не желаю!
Братья сели на коней, тоскливо покружили на месте, словно выбирая направление.
— Обрадовать тебя хотели, — сказал Максим. — Думали, добрую весть принесли…
— И что, теперь никакой надежды? — безнадёжно спросил младший. — И нам не видать Засадного полка?
Ражный печально глянул на свой вотчинный дом.
— Был полк, да весь вышел…
— Как это — вышел? — встрепенулись братья. — Расформировали?
— Ну да. Меня самого уволили в запас…
— Как — уволили?..
— На дембель!
Они не поверили, соскочили с коней, и Ражный пожалел, что хоть и в шутку, косвенно, однако подтвердил существование полка.
— Не может быть! В Засадном дембеля нет! Моджахед сказал, пожизненная служба…
— Мы так верили, есть полк!..
— Который в самый нужный час ударит из засады!..
— Когда уже нет ни одного полка…
— Мы свой соберём! — вдруг задиристо заявил старший. — Созовём погранцов, десантуру!..
— Сначала научитесь служить, салаги! — обрезал Ражный. — Верой и правдой!.. Марш в часть!
Братья стояли и переглядывались, весь запас аргументов закончился, обрушились последние надежды, и верить в это было для парней невыносимо.
— Дядь Слав, не нам учить… — опомнился старший. — Если плотно обложили, просто так не оставят, закатают надолго. Так что времени у тебя до темноты.
— Лучше всего уходить по реке, — посоветовал младший. — Они реку только с берегов контролируют. У тебя же резиновая лодка есть?
— С ума сошёл — на резинке? — возразил Максим. — Шугу несёт и забереги как стекло…
— За меня не переживайте, — буркнул Ражный.
Наверное, он пограничникам в сорок один уже казался старым.
