Глава 4. Снежное торнадо
- Вставайте!
Астрид распахнула двери в общую спальню, а служанки, вбежавшие следом, начали распахивать шторы. Яркий солнечный свет залил комнату, ворвался в мой сон и прямо с утра испортил настроение. Прошлой ночью я ждала Галию несколько часов и только к середине ночи девушка вышла из апартаментов Вилдэра. К ней вернулась ее надменность и стервозность, но мне было плевать: спать хотелось так, что подкашивались ноги.
Однако я проспала всего несколько часов.
Судя по возмущенным голосам девчонок, Астрид и их разбудила неприлично рано. Мы кое-как вылезли из теплых постелей, ежась от уже привычной нам прохлады и встали в ряд, сделав реверанс.
- Запомните хорошенько, - взгляд Астрид на секунду задержался на мне, - сегодня выходить наружу категорически запрещено! Какой бы ни была причина, вы не должны покидать замок! Вам ясно? Надвигается снежное торнадо.
Девчонки удивленно переглянулись. Я же в который раз не поняла, что случилось.
- Галия, - Астрид кивнула девушке и та вышла вперед.
Смотрительница сунула ей в руки мешочек, из которого Галия достала красивый кулон. Большой камень на тонкой цепочке сверкал, отражая солнечные лучи, и мы все невольно залюбовались.
- Анна, - Астрид кивнула мне.
Я вышла вперед, поклонившись. Я буквально чувствовала, как от Астрид исходит неприязнь.
- Держи.
И в мою руку лег небольшой мешочек.
- Что это? - удивилась я.
Девушки засмеялись.
- Это тебе от Повелителя. Когда он доволен поведением наложниц, он приказывает выбрать для них подарки.
Вот так новость. Нет, против подарков ничего не имею. Но... почему на меня все так странно смотрят?
Я, не открыв подарка, стала на место. А Астрид меж тем начала распределять занятия. Мне досталась сервировка стола к обеду, и я удивилась. Обычно этим занималась Сольвейг. Впрочем, подруга такой переменой осталась довольна: ей порядком надоела эта работа. А вот Асбьерн, который по причине надвигающейся стихии остался в замке, ей был интересен.
Когда наставница покинула комнату, ко мне тут же подскочили близняшки-эльфийки.
- Анна, покажи! - потребовала Туириэль.
Даже Уна, заправлявшая кровать, заинтересованно поглядывала на нас. А Галия прямо кипела от злости.
Я развязала мешочек и перевернула. На ладонь мне выпали чудесные золотые серьги, при виде которых комната будто закачалась и я упала бы, если б не близняшки. Меня усадили на кровать. Вокруг все смеялись.
- Да она же из деревни! Никогда подарков не видела таких!
- Ну дает! Наш Повелитель и более шикарные подарки делает.
- Интересно, чем она ему угодила?
Раздался новый взрыв хохота.
- Анна? - Сольвейг заглянула мне в лицо и в голосе ее звучало искреннее беспокойство. - Что такое?
- Все хорошо, просто голова закружилась, - отмахнулась я.
Но все не было хорошо. Вилдэр не мог подарить мне эти серьги. Потому что это были мои серьги, подаренные мамой на совершеннолетие. И лежали они в шкатулке, в среднем ящике моего письменного стола. В двадцать первом веке, в Челябинске.
***
Из замка нам выходить запрещали, но передвигаться по замку - нет. Я неслась по коридорам, сжимая в руках сережки. Несколькими минутами ранее я выпытала у Сольвейг, кто же все-таки выбирает подарки для наложниц.
- Ты! - рявкнула я, завидев высокого мужчину в конце коридора.
Леофвайн не ожидал того, с какой силой я вцеплюсь в его плечо. Но не зря он был советником Вилдэра, потому что он быстро взял себя в руки и, напустив скучающий вид, поинтересовался:
- Что на этот раз побудило тебя, Анна, бегать по замку и орать? Ты вновь заметила что-то подозрительное?
- О да, заметила. С чего ты взял, что я буду молча сносить твои издевки?
- Не понимаю, о чем ты. Но рекомендую...
- Плевать я хотела на твои рекомендации. Засунь их себе... ну, не знаю, в ухо например.
- А чего не в зад? - усмехнулся Леофвайн, который мгновенно понял, в чем причина моего гнева.
Я, будто очнувшись, отступила. Его радость отрезвила меня. Враг не должен радоваться.
- Не хочу, чтобы ты получил удовольствие, - медленно произнесла я, наблюдая за его реакцией.
И, сделав реверанс, однако, не опустив при этом голову, я пошла прочь. Руганью мне не добиться справедливости, а в последнее время я часто срываюсь. Леофвайн умен, так что действовать нужно точнее. Почему-то я была уверена, что он замешан в каких-то гнусностях. Сквозило это в его взглядах, улыбке, жестах. Осталось лишь выяснить, в каких именно и ненавязчиво предоставить эту информацию повелителю.
Я надела серьги. Зря он мне их прислал. Я уж почти начала забывать, откуда я родом.
Когда я возвращалась в общую спальню, меня поймала Инга и брезгливо оглядела. Никто и не сомневался в том, что она меня ненавидит, ведь из-за меня ей пришлось прислуживать на празднике. Не стоило и мне забывать, что эта дама - жена Леофвайна.
- Анна!
Я послушно поклонилась.
- Идем со мной.
- Куда? - насторожилась я.
- Приказ Повелителя, не спорь, - отрезала смотрительница.
Меня привели в какую-то комнату с небольшим круглым возвышением в центре. Повсюду стояли сундуки, шкатулки, шкафы, мешочки и свертки. Инга кивнула страже и крепкий парень подтащил один из сундуков к подиуму. Я подумала, что мне, вероятно, придется разбирать вещи или что-то подобное. Но смотрительница выгнала стражников, заставила меня снять платье и встать на подиум. А потом начала доставать платья.
- Так, тебе идут холодные цвета. Вот, примерь!
Она бросила мне легкое платье нежно-сиреневого цвета.
- Зачем?
- Не задавай вопросов! - крикнула смотрительница.
Пожав плечами, я стала одеваться. Это оказалось не просто: куча всяких лямок, бретелек, завязок и украшений мешала мне как следует расправить платье. Я мучилась, пока Инва со стоном не принялась мне помогать.
- Нет, не то, - после пятиминутного разглядывания выдала наставница. - Снимай.
Если это была месть Леофвайна, то она удалась.
Мы промучились почти до самого обеда, выбирая что-то, что могло бы понравиться Инге. Я не понимала, почему мое рабочее платье не могло сойти для прислуживания за обедом. Я много раз видела, что Сольвейг работает именно в нем. Но приказ есть приказ.
Наконец мы выбрали ярко-голубое платье с такими вырезами, что, как мне показалось, даже зеркало покраснела. Но возражать я не решилась: Инга чуть что принималась орать.