Но мне удается сдержаться. Я не знаю, временный ли это эффект или мой постоянный синдром, но такое чувство, что я становлюсь сильнее. На самом деле, а не только в своей голове.
Джо заталкивает меня в одну из комнат. Хлопает дверью и, грубо надавив на мои плечи, заставляет опуститься на что-то мягкое. Диван, кровать, кушетка… Я понятия не имею, что это, да и, впрочем, не хочу знать.
Я почти что плачу. Нервы уже ни к черту.
— Скажи, что вам от меня надо. Просто скажи… — Мой голос больше походит на бред сумасшедшей. Бред нервной женщины.
Джо зол. Я чувствую это по наэлектризовавшему воздух напряжению.
— Давай просто покончим с этим, — гремит он с явным отвращением.
У него в руках что-то шелестящее. Омерзительное. Заставляющее меня напрячься. Как будто это и есть тот пистолет, которым он хочет прострелить мне голову. А еще этот запах. Запах смерти.
Полная внезапного ужаса, я с ногами забираюсь на эту кровать-диван-кушетку и начинаю жаться к холодной стенке. Инстинктивно.
У меня дрожит все тело, и я никак не могу понять, в чем же, черт подери, дело.
Это приближается ко мне. И мне уже плевать на то, что в комнате Джо. Мне кажется, меня начинает рвать.
…
Он дает мне стакан воды.
"А где успокоительное?" — хочу спросить я, но вовремя вспоминаю, что рядом со мной вовсе не Шон.
— Что это была за дрянь? — спрашиваю я осипшим голосом.
— Наркота, — спокойно отвечает Джо и пожимает плечами. Действительно, что в этом такого? — так и кричит все его спокойное ровное дыхание.
Не знаю, почему, но я почти знала этот простой односложный ответ на свой вопрос. Просто знаю. И мне кажется, что этот омерзительный запах я почувствовала, еще только переступив порог этого странного дома.
— Ах… — только и могу выдавить я и делаю большой глоток. В глотке сухо.
— Так ты по-прежнему хочешь знать, что мы собираемся с тобой делать? — ехидно интересуется он.
Я качаю головой.
— А "мы" — это кто?
— Если я расскажу тебе и это, Кесси, то вряд ли сегодня тебе вообще удастся заснуть. — К Джо постепенно возвращается настроение. — Зато я могу рассказать тебе про местные правила.
Мы болтаем непринужденно, можно сказать, по-дружески. Он рассказывает совершенно удивительные вещи, а я — к собственному удивлению — просто слушаю. Джо говорит про то, что они — неофициальное общество по борьбе с распространением наркотиков (незаконное, добавляю я про себя, еще, к тому же, и промышляющее проститутками). Что у них — как и у всякой мафиозной группировки, не удержавшись, вновь комментирую я про себя, — есть свой Главный (Джо говорит, для меня — он просто Главный). Затем он говорит, что я теперь, почему-то, очень важное звено в их цепи. Мне хочется спросить "почему", но что-то удерживает. Наверное, я просто знаю, что он мне не ответит.
— Ты всегда была слепая? — спрашивает он неожиданно. Без вступления и каких-либо слов сожаления. Просто спрашивает.
— Нет, — я качаю головой. — Пять лет назад один сумасшедший решил прострелить мне голову. С тех пор я ослепла.
— Жалеешь, что не видишь?
— Нет, — лгу. — Когда не видишь — не знаешь, а когда не знаешь — спишь спокойней.
Я не говорю ему о том, что уже несколько дней не сплю без волшебного "успокоительного".
— А тебе не интересно, как, например, выгляжу я? — В его приторно-сладком голосе неприкрытый интерес. И в этот момент я почему-то думаю, каково это — с ним в постели. Но потом пресекаю собственные мысли.
— Расскажи, — прошу. Но уже заранее не верю. Как не верю Киму с его "пшеничными" волосами.
— Вот еще, — смеется он. Дразнит.
Чтобы не зарычать от раздражения, делаю еще один глоток воды. На вкус она почему-то отдает ржавчиной.
…
Ее зовут Лея. И она может целый день просидеть неподвижно. Так, по крайней мере, мне кажется.
И от нее постоянно исходят звякающие звуки. Как будто она двумя кремнями пытается выжигать в комнате искры.
Звякк. Звякк.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я. Мне не нравится эта Лея, не нравится, что Джо привел ее в эту комнату ("не мою комнату") и сказал, что мы будем здесь вместе жить. Надеюсь только на то, что они получат от меня, что они хотят, как можно быстрее и поскорее покончат с моими страданиями.
Лея молчит. Но звяканье никуда не пропадает — наоборот, учащается.
Мне становится неуютно, и я больше не задаю лишних вопросов. Как показывает практика, в этом доме на них никто не отвечает.
Пытаюсь замкнуться, уйти в себя, пытаюсь подумать о чем-нибудь постороннем, не имеющем отношения к тому, что только такая безмозглая тупица, как я, могла добровольно дать себя похитить. Но в голову лезет только Ким — точнее, не сам Ким, а Ким и Дженнифер. Я пытаюсь представить их вместе, в разных местах, в разных позах. Пытаюсь вообразить, как Джен готовит ему ужин, а он смотрит бейсбол по телевизору. Пытаюсь. Не получается.
Тогда эта картинка исчезает из моей головы, и появляется другая.
Шон звонит Киму и говорит о том, что Кесси сделала ноги (или кто-то помог ей их сделать — не важно). Эта ситуация мне нравится гораздо больше, нравится представлять, как лицо Кима сначала вытянется — потом позеленеет. Как он будет биться головой об стенку только оттого, что ему не удалось предусмотреть все.
Но вскоре мне становится скучно думать и об этом.
Тогда вспоминаю, что я все-таки каким-то чудом умудрилась прихватить с собой ту самую фотографию из рамки, от которой так пахло Кимом. Достаю потрепанную карточку из внутреннего кармана жакета и принимаюсь жадно вдыхать знакомый запах. Мне кажется, в этот момент даже монотонное звяканье прекращается.
— Что это у тебя там? — спрашивает Лея.
У нее молодой голос, но хриплый. И от нее пахнет алкоголем.
Она выхватывает у меня карточку из рук и закуривает. Я чувствую.
9. "Это все становится бесполезным. Все"
Это все становится бесполезным.
Все.
Все: моя жизнь, эти бесящие меня до чертиков бесконечно повторяющиеся звуки из соседних комнат и эти омерзительные запахи, от которых начинает шипеть в горле. Все это чистое дерьмо.
