НАДЕЖДА ДЕМПСИ НАПРАВЛЯЕТСЯ БЫТЬ
В БЕЗОПАСНОСТИ
НА МЮНХЕН 15040 ДОЛЖНЫ
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ
ПОДДЕРЖИВАЙТЕ ИХ
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ
БЕЗОПАСНОСТЬ
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ
КОСМОС БЕЗОПАСНОСТЬ
КОРАБЛЬ ПОДДЕРЖИВАЙТЕ ИХ
БЕЗОПАСНОСТЬ БЕЗОПАСНОСТЬ
КОРАБЛЬ КОРАБЛЬ НАДЕЖДА ДЕМПСИ
БЕЗОПАСНОСТЬ НАПРАВЛЯЕТСЯ НА МЮНХЕН 15040 И
ОБРАЗ ДВИЖЕТСЯ НА 0.9 «С»
КОРАБЛЬ МЫ ВСЕ В ПОРЯДКЕ ОБРАЗ МЫ ВСЕ КОСМОС БЕЗОПАСНОСТЬ
ОБРАЗ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ БЕЗОПАСНОСТЬ КОРАБЛЬ БЕЗОПАСНОСТЬКОРАБЛЬБЕЗОПАСНОСТЬ ОБРАЗ БЕЗОПАСНОСТЬКОРАБЛЬ ОБРАЗ
КОНФЕТА МОЗГ БЕЗОПАСНОСТЬ КОРАБЛЬ КОРАБЛЬ РУЧНОЙ КОСМОС ХЛЫСТ ПЛЫТЬ ХОРОШИЙ КОСМОС ПОЕЗДКА УЛИТКА КОСМОС ШАГ КОРАБЛЬ БЕЗОПАСНОСТЬ ПУСТЬ ШАГ РАЗРЫВ КОСМОС КОСМОС КОРАБЛЬ ПОЕЗДКА БЕЗОПАСНОСТЬ НЕНАВИСТЬ МЕСТО ВКУС КОСМОС КОСМОС БЕЗОПАСНОСТЬ ЛИЦО ЗАПАХ НЕНАВИСТЬ ВКУС СПЕШКА СПЕШКА КОСМОС
ГОНКА ГОНКА
ПОТЕРИ НЕНАВИСТЬ
КОСМОС ЛИЦО
СПАСАТЬ КОСМОС
БЕЗОПАСНОСТЬ МЕСТО
МЕСТО ЖАРКО
КАПАТЬ
КОСМОС
КОРАБЛЬ
КОРАБЛЬ
НЕНАВИСТЬ
БЕЗОПАСНОСТЬ СЛУЧАЙ КОСМОС МЕСТО НЕНАВИСТЬ ЖАРА КОНФЕТА БЕЗОПАСНОСТЬ
ЖАРА КОСМОС ЖАРА БЕЗОПАСНОСТЬ ПОДВИГ КОНФЕТА НЕНАВИСТЬ БЕЗОПАСНОСТЬ МГЛА
НЕПРАВДА…..-………………НЕПРАВДА —--
………….—НЕПРАВДА
* * *
НЕПРАВДА
«ЭТО НЕПРАВДА, ЧЕРТ ПОБЕРИ!»
Райан вскрикивает и просыпается.
Мерно гудит принтер.
Райана бьет озноб, у него наступает эрекция.
Глотка пересыхает.
Под левым виском ноет.
Ноги дрожат.
Руки крепко вцепляются в кресло.
Ужасно болят мышцы шеи.
Он трясет головой.
* * *
Что же было неправдой?
Симфония уже закончилась.
Он, зевая, встает и выключает магнитофон, хмурясь и массируя шею.
С томительным чувством вспоминает сон. Джунгли. Женщину.
Он облегченно улыбается, осознав источник того восклицания — протеста, которым он сам себя разбудил.
Очевидно, самое обыкновенное, старомодное чувство вины.
Он хотел разбудить Джанет, наставить рога своему брату, видел соответствующий сои, отверг эти чувства и проснулся, как от толчка.
Несомненно, все это доказывало, что у него есть совесть.
Он потягивается.
Почесывая в затылке, выходит из каюты и еще раз идет под душ.
Моясь, он опять улыбается. Это правильно — дать этим тайным мыслям выйти наружу. Нехорошо скрывать их там, где они могут перегнить во что-то гораздо худшее, застать его врасплох и, возможно, погубить всю миссию, может быть, заставить его разбудить остальных. Это было бы смертельно.
Волна депрессии захлестывает его. Чертовски трудно, думает он. Чертовски.
Он берет себя в руки. Его старомодные рефлексы, как всегда, в порядке. Поддерживать форму — это не только упражнять тело. Надо также упражнять и мозг. Делать постоянные проверки, чтобы быть уверенным, что он работает исправно.
Однако он становится чересчур чувствительным: совесть никогда не была для него раньше таким бременем!
Он смеется. Он знает, что ему делать.
Эта проблема стара, как мир. Если он будет беспечен, будет плохо отдыхать, то у него разовьются неврозы богатых. Этот сон — предупреждение.
Или, скорее, его реакция на этот сон является предупреждением. Завтра он начнет изучать сельскохозяйственные программы, займется чем-либо другим, кроме копания в собственной персоне.
Освежившись, с постепенно стихающими болями, он возвращается к себе в каюту и безжалостно выбирает на завтрашний день сельскохозяйственную программу.
Потом спокойно засыпает.
Райан один на борту, но исправно следует всем ритуалам, словно имеет в подчинении полный экипаж.
«Мальчишкой плавал я в воде ручьев, бегущих между сосен».
Во время, установленное им для ежедневных совещаний, он сидит во главе стола и подводит итог тем немногим событиям и намечаемым задачам, которыми он занимается.
Он ест в положенное для еды время, во всех делах, связанных с кораблем, пользуется официальным языком, выполняет регулярные проверки и радирует официальные бортовые записи на Землю. Единственное нарушение официальной процедуры — красный бортжурнал в столе.
Он совершает регулярные обходы телохранилища, как прозвали они отсек гибернации (анабиоза).
«Юношей стоял я на холме, на ветру, и вглядывался в печальное небо, написал ужасное, сентиментальное, полное жалости к себе стихотворение, пока другие парни не обнаружили его и не стали издеваться надо мной, и я бросил это занятие. И занялся бизнесом. Все равно».
Он прикасается к кнопке, и болты автоматически вывинчиваются.
«Интересно, что бы со мной стало. Искусство процветает в хаосе. Что хорошо для искусства, плохо для бизнеса…»
Он останавливается у первого контейнера и глядит в смиренное лицо жены.
* * *
Миссис Райан чистила стены в своей комнате. Она пользовалась специальной жидкостью. Во время работы она отворачивалась от высокого окна, образовывавшего дальнюю стену комнаты.
Закончив, она отнесла банку с жидкостью обратно в кухню и поставила на нужную полку.
Неопределенно хмурясь, постояла посреди кухни.
Затем глубоко вздохнула и опять потянулась к полке, сняв с нее банку с этикеткой «Подкормка для растений».
Она закашлялась, прикрыв рот свободной рукой. Затем, глубоко вздохнув, пошла в прихожую и опрыскала апельсиновое деревце, стоявшее в блестящей металлической кадке. Потом вернулась в гостиную с цветными стенами и дорогими мягкими пластмассовыми стульями.
Она включила телевизор.
Стена напротив окна мгновенно ожила, наполнилась танцующими фигурами.
Наблюдая за их кружением, миссис Райан немного успокоилась. Она взглянула на банку в руке и поставила ее на стол. Потом посмотрела на танцоров, потом опять на банку, все еще стоящую на столе. Присела. Затем снова встала.
Лицо сорокалетней миссис Райан напоминало испуганную мордашку ребенка, вот-вот готового расплакаться.
Ома подняла банку, подошла к окну и нажала на кнопку, управляющую поднятием и опусканием штор. В погрузившейся в темноту комнате она опрыскала растения на подоконнике.
Она унесла банку в кухню и вернула ее на полку. Потом немного постояла в дверях кухни, вглядываясь в темноту гостиной, освещаемой только мерцанием телевизора. Затем прошла через комнату к окну, положила руку на кнопку, управляющую шторой, и повернулась спиной.
По телевизору шла передача на производственную тему. Миссис Райан неподвижно уставилась в экран.
