— До скорой встречи, Ваше Величество, — ответил ей король, с наслаждением слушая все такой же заливистый смех маленького воробышка.
Повозка тронулась с места, и венценосец поспешил сесть в седло. Гален тронул поводья и пристроился рядом с повозкой. В голове его всплыл недавний разговор с женой. «Сглупила»… Память услужливо подкинула день коронации и тракт, посреди которого в напряженном ожидании замерли люди. И среди воцарившейся тишины негромкий голосок лаиссы Альвран прозвучал, как гром среди ясного неба.
— На колени, государь.
Гален послушно опустился на колени, замерев посреди пыльного тракта в белоснежных одеяниях. Он склонил голову и ждал. Катиль сделала к нему шаг и надела сброшенный венец Валимара на голову.
— Мы возвращаемся в Фасгерд, Ваше Величество, — устало произнесла девушка, и до них донесся общий вздох облегчения.
Въезжал в столицу король, гордо прижимая к себе свою избранницу. Гален не позволил Кати ни сесть снова в повозку, ни скрыться за вуалью. Она ехала, как обычно, спокойная, почти равнодушная к изумленной тишине, когда государь появился с неизвестной лаиссой на своем коне, не смутилась и тогда, когда подданные вновь заревели, услышав слова короля о скорой свадьбе. Лишь напряженная спина девушки показала ему, что Катиль взволнована.
А после, когда отгремел пир во дворце, но еще продолжал гулять Фасгерд, они долго стояли вместе перед зеркалом, одетые в белоснежные одежды, и Гален рассказывал своей невесте, какой он видит ее, превознося девичью прелесть от густых темных волос, до маленьких, почти детских ступней. Слушавшая его Кати, заметно смущалась, но уже не прятала взгляд, глядя возлюбленному мужчине в глаза через зеркальное отражение.
А ко дню свадьбы вновь отросли ресницы лаиссы, следы от ожогов совсем посветлели, и лишь небольшие рубчики напоминали, что некогда ее лицо было почти изуродовано. Никто не смел указывать на этот небольшой недостаток будущей королевы, лишь одна придворная дама, то ли из зависти, то по глупости назвала лаиссу Альвран Меченой. После этих неосторожных слов поговаривали, что дама живет на какой-то захолустной ферме, и ей запрещено покидать ее пределов, пока Святые не очистят душу грубиянки. Одного примера было достаточно, и при дворе только и слышно было о красоте и доброте невесты Его Величества. На лесть Кати внимания не обращала. Более того, сторонилась тех, кто особо усердствовал. Придворные поняли и затихли.
Королевская свадьба гремела десять дней, государь не жалел на это средств, устроив праздник для всего королевства. Прекрасная в свадебном облачении Катиль Альвран вошла в Первый Дом Святых Защитников, ведомая своими братьями. Ее потупленный в смущении взгляд только раз поднялся, чтобы сверкнуть восхищением и обожанием, когда она посмотрела на своего жениха, и до конца церемонии, так больше не подняла ресниц, но устах девушки застыла легкая счастливая улыбка. Такая же улыбка не сходила с уст государя. И когда он возложил венец на чело своей молодой супруги, вместо слов:
— Признаю тебя супругой и королевой, — Гален произнес. — Отдаю свою жизнь и душу в руки твои, моя возлюбленная госпожа и королева.
Впрочем, подобную вольность монарху простили. Верховный отец-служитель уже махнул на короля рукой, довольствуясь тем, что государь не отказывается слушать о нуждах церкви и охотно помогает служителям в их нелегком деле — взращивании веры в сердцах валимарцев.
А когда на шумный дворец опустилась ночь, и Их Величества покинули пиршественную залу, где без устали играли музыканты, выступали циркачи, дурачились шуты, вызывая взрывы громкого хохота, хмельной напиток лился рекой, еще больше разгоняя кровь шумных гостей. Все это осталось за закрытыми дверями, отрезав королевскую чету от всего мира.
Ведиса помогла королеве совершить омовения, одела ее в тончайшую ночную сорочку, распустила волосы, бережно расчесав их. После несколько мгновений смотрела на побледневшее личико госпожи, вдруг обняла за плечи и, в охватившем ее душевном порыве, склонилась, целуя девушку в макушку.
— Святые не оставят вас своей милостью, — всхлипнув произнесла служанка. — А господин своей любовью и заботой. Живите в мире.
После этого удалилась, а Катиль осталась одна в опочивальне, освещенной отсветами от мерно горевших свеч. Королева прерывисто вздохнула и прижала руку к груди, стремясь унять сумасшедший бег своего сердечка. Она закрыла глаза и шумно выдохнула, уговаривая себя, что ничего страшного ее не ожидает. Девушка стиснула кулачки и зашептала слова молитвы, потому не услышала, когда за ее спиной послышались неспешные шаги ее супруга и господина, лишь вздрогнула, почувствовав прикосновение его ладоней.
Кати открыла глаза и испуганно взглянула на государя. На его лице застыла ласковая улыбка. Подав молодой супруге руку, он дождался, когда она поднялась на дрожащие ноги, обнял лицо ладонями и коснулся устами щеки девушки, после второй, и лишь затем их губы встретились. После Гален отпрянул и заглянул в глаза Катиль. Все еще удерживая ее лицо, он огладил большими пальцами щеки девушки, тронул уголки губ и опустил ладони ей на талию.
— Не бойся, — шепнул мужчина, и Кати кивнула после маленькой заминки. — Я не обижу тебя, никогда.
Девушка вновь рвано вздохнула, и супруг подал ей руку. Она вложила подрагивающие пальчики в широкую надежную ладонь мужа, и Гален подвел ее к ложу. Кати опустила ресницы и трогательно вздрогнула, когда супруг обнял ее и развернул к себе лицом.
— Мой воробышек, — с улыбкой произнес он. — Моя маленькая возлюбленная птичка.
— Гален, я… — начала Кати, но осеклась, распахнула глаза и прошептала. — Я буду любить вас вечно.
— Я сделаю все, чтобы так и было, — ответил он и осторожно уложил девушку на широкое ложе…
Когда наступило утро, и солнечный свет пробрался в супружескую опочивальню, Кати сладко спала на широкой груди своего супруга, на устах ее играла улыбка, подобная солнечному лучику, скользнувшему по плечу королевы. Гален, успевший проснуться раньше, осторожно отодвинулся, укладывая Катиль на подушку, подпер голову рукой и замер, разглядывая ее.
Солнечный луч добрался до личика спящей королевы, она сморщила нос, тоненько чихнула и открыла глаза, тут же встретившись с улыбкой своего супруга.
— Милости Святых, Кати, — произнес он, притягивая к себе жену.
Она уже открыла рот, чтобы ответить, но вдруг напряглась, нырнула с головой под одеяло и попросила оттуда:
— Не убивайте Гудваля, он просто в сильном хмелю.
— Что? — не понял король, но тут распахнулась дверь, и в опочивальню ввалился рыжий сайер.
