Пожалуй, стоило открыть лицо хотя бы ради секундного замешательства противоборствующей стороны, стоившего жизней четверым нападавшим. Для самого же Демиана не оказалось секретом, почему, увидев его 'во всей красе', с лицом, не скрытым наполовину в тени от капюшона, знатные аваллары впадали в растерянность. Поразительное сходство с неким Эджаем, в существовании которого телларионский маг уже был убеждён на все сто процентов, в кои-то веки сослужило Демиану добрую службу. А потом… 'Ни капли невинной крови' — всплыли перед глазами слова. И потонули в кровавой пучине безумия.
По авторитетному мнению воинственной авалларки, бойня в зале 'мирных переговоров' вступила в заключительную стадию. Марина рискнула выглянуть и… едва успела пригнуться — через стол перелетело чьё-то тело, причём даже абсолютно несведущая в плане медицины Марина поняла, что бесполезно оказывать какую-либо помощь — трупу уже всё равно. Бедная Кристалина с совершенно мученическим выражением резко побледневшего лица прижала ко рту ладонь. Хотела было посетовать на судьбу-мерзавку, да память услужливо подбросила ей парочку сценок из недалёкого прошлого. Особенно не к месту — скандал, который она закатила заботливому Когану, и, устыдившись, решила страдать молча. Хранительница, с огромным сожалением осознающая, что ничем не может помочь авалларке, сочувственно похлопала ее по плечу. И наконец-то в беспорядочной свалке… нет, не такой уж и беспорядочной и вовсе даже не свалке — нашла Демиана. Что неудивительно: его сложно было не заметить… Сердцем почуяв неладное, Марина пошла ему навстречу, не слыша предостерегающих криков удивлённой Кристалины, слепо, но непреклонно отводя протянутые к ней руки ведьмаков. Для неё свет клином сошёлся на Демиане. И она знала, что должна ему помочь. Как, чем — неизвестно. Но должна. Помочь…
— Демиан! — девичий крик словно острый клинок разрезал полог тьмы. Потоками хлынули в одурманенное сознание образы и звуки, и Магистр замер, потрясённый, ослеплённый чистым сиянием солнечного света после багровой темноты наваждения. Только что глаза не протёр. Так, наверное, может чувствовать себя человек, испытавший все ужасы Бездны, и по странной прихоти сумасбродной Хозяйки возвращённый в мир живых, или же, преходящей милостью богини отправленный в дарующую блаженство Высь*. А может, этот свет исходил вовсе даже не от далёкого небесного светила, а от точёной женской фигурки, неведомым колдовством обращённой в неподвижную статую. Одно лишь прерывистое дыхание выдавало в ней живую девушку. Невысказанный вопрос читается в рисунке бровей, потрясение — в давно не ведающем покоя море синих глаз. Демиан опустил взгляд и почувствовал, как заполошно спешащее куда-то сердце запнулось на бегу. Острие правого, не отведённого в сторону клинка застыло в дюйме от груди хранительницы. На кончике меча весело мерцал озорной солнечный зайчик. Ему было совершенно всё равно, где резвиться, пусть даже на умытом горячей кровью лезвии. Оружия, нацеленного прямо в сердце любимой. Демиан разжал враз ослабевшие пальцы. Марина вздрогнула всем телом, когда в наступившей тишине раздался металлический лязг. Магистр мучительно вспоминал, превозмогая сильнейшую головную боль, словно жуткий кошмар наяву, такой, после которого можно и вовсе не проснуться, как его чувства, сознание, контроль над поступками… как его самого подменил некто, имеющий к молодому телларионскому Магистру лишь самое посредственное отношение. Когда этот некто возник, кто подскажет? Не пробудился ли, почуяв терпкий дурманящий запах крови, осязая прохладную тяжесть оружия в руках? Вероятно. Но, как бы то ни было, Демиан, тяжело отходящий после мути куда худшей, чем то состояние в бою, когда с трудом отличаешь своих от врагов, осознавал, что этой твари нравится убивать. Едва уловимое движение справа, колыхнулся подол сиреневого платья хранительницы… И смертоносная сталь устремилась ей навстречу. Демиан не знал, какая чудесная сила остановила его руку. Но впервые в своей непростой и прижимистой на щедрости жизни был готов благодарить всех богов за милость. Всё зашло слишком далеко. И так скоро…
Марина никогда не видела Демиана таким. С ног до головы обрызганным чужой кровью, с жутким остановившимся взглядом неестественно черных глаз, лицом, превратившимся в ничего не выражающую маску. Мечущимся смазанной от нечеловеческой скорости тенью, и повсюду, где он появлялся, оставлял за собой хрипящие, бьющиеся в агонии, падающие замертво тела. И всё это, эта кровавая жатва, с такой непринуждённой танцевальной лёгкостью. Бездумно, бестрепетно. Безжалостно. Безразлично. Конечно же, сложно поспорить с Кристалиной, неоднократно повторяющей, пожимая как бы удивлённо плечами — мол, что здесь может быть неясно? — 'Или ты их, или они тебя, третьего не дано'. И — 'Нельзя оставлять недобитого врага у себя за спиной!' И не должно быть в битве места сомнениям, время для размышлений наступит после, когда стихнет лязг мечей. Да и не была Марина столь наивной, чтобы полагать, будто Демиану в жизни не приходилось убивать. Не нечисть, нет, живых, обладающих разумом и чувствами существ. Стоило вспомнить лишь его глаза, полные холодной контролируемой ненависти, тогда, в злополучной таверне Крэда, чтобы понять — он вполне способен на убийство. Но одно дело рассуждать, и совсем другое — увидеть всё воочию. Раньше Марина и не подумала бы, что может бояться Демиана. Безумие, ведь это всё еще он, тот, кого она любит, тот, кто — она имела все основания так считать — любит её. Вот именно, самая точная формулировка — всё еще… он? 'Ой ли?' — усомнилось какое-то холодное неприятное чувство. Подозрение, сомнение, страх? Плевать! Какая любовь без доверия? 'Любишь?' — строго вопросила девушка саму себя, и сердце твёрдо ответило: 'Да'. Любит. Убийцей с безумным огнём в чужом пугающем взгляде — всё равно любит. Но сделает всё возможное и невозможное, лишь бы он стал прежним. Разрываясь между двумя сильными взаимоисключающими желаниями — бежать от Демиана без оглядки и кинуться в его же объятия, чтобы руками, всем телом убедиться в том, что это он, живой и невредимый, выбрала второе. Бросилась к нему, безрассудно, будто в омут головой, наплевав на то, что на них перекрестились десятки взглядов, заботясь лишь об одном — Демиан видел страх в ее собственных глазах. Ведьмак не сразу решился обнять девушку, лишь спустя несколько секунд, почувствовав, как отчаянно она цепляется за него, будто пытаясь обрести опору в пошатнувшемся мире, в который раз перевернувшемся с ног на голову. Отчаянно жаждет узнать от него, что всё непременно будет хорошо. И понял, с кристальной ясностью, что лишь одна она могла остановить его на краю пропасти.
