Богатые юнцы лезли из кожи вон, стремясь взять реванш. Главнокомандующий Диган поведал своей сестре Талите подробности недавнего происшествия. Молодые люди голубых итарранских кровей накачивались вином, пока у них не начали подкашиваться ноги, а потом побежали наперегонки до сторожевой башни, где стали, раскачавшись на языке большого колокола, прыгать вниз. Победителю удалось чудесным образом приземлиться без единой царапины. Менее удачливые заработали ссадины и стали героями, а также предметом язвительных шуток завистников. Отпрыск одного знатного рода вывихнул себе ногу. Его дружок, зацепившись за перила, камнем рухнул вниз и сломал обе руки. Это не помешало ему появиться следующим же вечером в гостиной знаменитой куртизанки и объявить, что теперь женщины могут целовать его в обе щеки сразу; пока руки не срастутся, ему нечем их отогнать.
Раньше Талита сама была бы не прочь подзадорить глупцов на подобные выходки, пообещав им в награду свою благосклонность. Она смеялась бы над остротами и собирала все слухи и сплетни, предвкушая завязку очередной интриги, незаметно развивающейся на фоне блеска и великолепия итарранского высшего общества.
Но сегодняшним вечером празднество не увлекало ее. В зале, наполненном тонкими и изысканными ароматами, у нее закружилась голова, и Талита вышла в сад. От земли и каменных стен тянуло сыростью. Звездное небо, к которому она все еще не привыкла, порождало странное чувство незащищенности. Казалось бы, смех, музыка, приглушенное сияние громадных люстр должны были очень скоро поманить ее назад, в привычную стихию. Тем более что она еще не всем досадила своим новым дорогим платьем из тонкой парчи и изысканными драгоценностями.
Талита уже не первый раз ловила себя на мысли, что все эти балы стали для нее пустым времяпрепровождением. Она упорно сопротивлялась наползающей скуке и с таким же упорством отрицала причину этой скуки. Талита не решалась признаться себе, что начиная с определенного дня — нет, даже с определенного момента — все эти мужские сумасбродства превратились в никчемные игры.
Нечто подобное ощущал и Диган. Хотя брат и сестра не делились друг с другом мыслями, Талита заметила не свойственную Дигану апатию. Брат пребывал в таком состоянии несколько дней подряд. Раньше он стал бы прилагать усилия, чтобы сохранить круг своих обожательниц. Теперь же, когда они подобно морскому отливу унеслись прочь, он вовсе не был раздосадован этой потерей. Иногда Талите чудилось, будто какой-то неведомый злодей проник в дом, где она жила с раннего детства, и все перевернул вверх дном.
Пустота и скука, ощущаемые Талитой, странным образом были связаны с появлением в ее жизни Лизаэра Илессидского.
Она облокотилась на балюстраду. Прежде ей не приходилось выслушивать слов восхищения, в которых за цветистыми фразами не скрывалось бы задней мысли. Шутки и остроты, вызывавшие у нее смех, всегда больно задевали или унижали кого-то, а власть — считала Талита — завоевывалась в результате жестоких интриг или щедрого подкупа.
Когда Талита узнала Лизаэра, прямого и честного, все прежние ее представления были опрокинуты.
Зашелестел ветер, усеяв землю лепестками цветов. Талита не сразу услышала, что со стороны террасы кто-то идет. Расслышав шаги, она недовольно поморщилась. Достаточно того, что, уходя из зала, она поочередно отбрила четырех щеголей, пытавшихся навязаться ей в спутники.
— Уходите, — холодно, без всякой учтивости потребовала Талита.
Она не пожелала даже обернуться и посмотреть, кому адресует эти слова.
Человек остановился.
Чьи-то теплые руки осторожно коснулись завитков ее волос, ниспадавших на шею. Талита вздрогнула и с раздражением обнаружила, что не в состоянии повернуться и отвесить наглецу пощечину. Ее пальцы как будто приросли к перилам.
— Мне сказали, что вы устали от праздника и вышли подышать воздухом, — сказал Лизаэр Илессидский.
Талита снова вздрогнула, затем покраснела и едва не ударила Лизаэра по щеке за его дерзостное вторжение. Кто и когда заставлял ее краснеть? Талита не привыкла, чтобы с ней играли, точно с рыбкой в аквариуме.
Лизаэр убрал руки. В затылок Талите дунул холодный ветер. В темноте задрожали белесые листья шелковицы.
Талита обернулась, готовая ледяным тоном отчитать Лизаэра и тем самым вывести из равновесия. Прием был знакомым и действовал безотказно. Надо же, вообразил, будто, где бы он ни появился, везде ему рады!
Но девушка застыла от удивления, позабыв про свою отповедь. С пальца Лизаэра свисала цепочка огоньков — маленьких светящихся бусинок.
Лизаэр улыбнулся. Огоньки отражались в глазах принца; они вырывали из сумрака его лицо и заливали мягким светом. Наверное, сейчас его красота свела бы с ума любого художника. Лизаэр казался гением простоты; золотистые волосы, окаймлявшие воротник его рубашки, были единственным его украшением, но оно стоило любых драгоценностей.
У Талиты перехватило дыхание.
— Так вы желаете, чтобы я ушел? — лукаво спросил принц.
Вопрос разрушил ее зачарованность.
— Вас не приглашали остаться, — с привычным сарказмом бросила Талита.
Однако глаза выдали ее. Талита с искренним восхищением смотрела на диковинное светящееся ожерелье в руках Лизаэра.
Улыбка принца делалась все шире.
— Драгоценные камни меркнут в сравнении с этим. Он взглянул на свою игрушку, заставив огоньки светиться еще ярче и разбрасывать искорки.
— А знаете, почему эту штучку бесполезно сравнивать с драгоценными камнями? Она не более чем жалкая магическая игрушка. При ярком свете она меркнет. Но если вы любите прятаться в темноте, ее стоит надевать. Тогда покажется, что у вас на шее — светящееся золото.
Лизаэр приблизился и, осторожно коснувшись обнаженных плеч Талиты, надел подарок ей на шею.
Огоньки не были ни теплыми, ни холодными. Талита пыталась отыскать наиболее верное слово для ощущений. Бесплотные! Ожерелье было бесплотным. Почему-то это задело Талиту, привыкшую, что любая драгоценность непременно ощущается телом.
— Вам идет золото, — негромко заметил Лизаэр.
Он молча наслаждался, видя, как пальцы Талиты перебирают бусинки и те поочередно вспыхивают, превращаясь в крошечный водопад света.
Наслаждение было недолгим.
— Армия выступает завтра, — без лишних предисловий сказал Лизаэр, запоздало объясняя причину своего появления.
Талита подняла голову, нарочито глядя куда-то в сторону. Ожерелье ярко освещало ее подбородок.
— А почему это должно меня волновать?
Лизаэр помолчал. Кажется, он даже не обиделся на такой ответ.
— Вряд ли кто-нибудь в городе понимает, насколько опасен человек, ради которого мы затеваем этот поход.
