Вставший сидел на полу, обложившись ее учебниками и тетрадями. Он распотрошил все, что было связано с работой. Запасы составов, листы с пентаграммами, блоки глины, законченные тренировочные покрышки с занятий, почеркушки на салфетках — все равномерно расположилось вокруг него.
На коленях он держал раскрытый справочник по некроделу Федорова, издание последнее, исправленное. Настя в свое время в него заглядывала только для списывания тезисов — талмуд был настолько всеобъемлющ и подробен, что сон накатывал на втором абзаце. И согласитесь, есть разница между сказанным на лекции «печатай покрышку хлопком, словно комара бьешь» и написанным у Федорова «при изготовлении начальной формы младшей закрывающей пентаграммы в физическом исполнении, так называемый аверс, применять значительные физические усилия нецелесообразно».
Вставший бросил на Настю короткий взгляд исподлобья и ткнул пальцем в диван, приказывая сесть и не отсвечивать, а потом заметил поднос у нее в руках. На неподвижном статуэточном лице промелькнуло что-то вроде удивления, во всяком случае, броня на лбу приподнялась вверх.
— Это чай. Ты гость, и я принесла тебе чай, — пояснила Настя, уже устав от идиотизма, происходящего вокруг, но покорно опустилась на диван. — И печенье.
Вставший издал какой-то странный звук, что-то вроде кашля. Может, засмеялся или опять чернозем внутри застрял. Потом встал с пола и уселся рядом с Настей, засыпав обивку застрявшей между пластинами землей.
Теперь, когда первый ужас немножко отпустил, Настя нашла в себе мужество не шарахнуться в сторону, а остаться на месте и внимательно рассмотреть клиента.
Вставший, скорее всего, был молод. И да, определенно очень красив. Костяных королей до этого приходилось видеть только на картинках. Последнее изображение, которое попалось на глаза, было из тридцатых годов — в Париже у местных упокойников что-то пошло наперекосяк. Мутная фотография широкоплечего существа с огромной короной на башке, которого на расстоянии сопровождали два сгорбленных семируких валета. Подойти ближе и сделать четкий снимок фотограф не рискнул, ему и за такой-то памятник следовало поставить.
Видео с остальными формами нежизни существовали: арахны, змеи, звероформы. Да, и еще замыленное черно-белое видео с Малым червем. Кстати, от первоначальной внешности клиента тут ничего не зависело. Бабушка-филолог, уж на что божий одуванчик, а вывернулась в волчье подобие.
А тут — король. Редкий случай, когда тело почти полностью остается человеческим. С излишествами, безусловно, но без явных дополнений.
Например, валеты, которые встречались куда чаще, были кошмарны — одни только клешни, отсутствие голов и живые булавы чего стоили. Дамы были прекрасны лицами, но почти всегда отращивали лишние руки, а в части случаев — еще головы.
Короли были диковиной, чем-то сродни пролету кометы Галлея: то есть описание в учебнике имеется, а видели ее последний раз при царе Горохе и не факт, что трезвыми глазами. Дополнительных конечностей не имели и больше походили на фэнтезийную картину — только круглого стола не хватает и меча в камне.
Легенда. С доставкой на дом.
Уже сухие каштановые волосы (если это были именно волосы, в чем Настя сомневалась все больше) оставались масляно-блестящими: не распушились, а тяжелыми завитками спустились на плечи. Броня охватывала лоб подобием венца — несколько крупных пластин сходились с обеих сторон и замыкались по центру ромбом. Брови отсутствовали. Глаза, большие и выразительные, словно нарисованные, с яркой прозрачно-зеленой радужкой и пульсирующими звездочками зрачков. Тонкий прямой нос, очень широкие, словно высеченные из камня, скулы, на которые заходили пластины брони. Бледные, но полные губы. Чуть усеченный, опять-таки из-за закрывающей шею брони, подбородок. Рыцарь без страха и упрека. Айвенго, чтоб его!
По корпусу броня шла волнами, действительно как цельный доспех. Настя насчитала четыре слоя на груди и спине. Сразу про себя прикинула — такую не прошибешь и автоматной очередью. Тройная на бедрах и двойная, более подвижная, на руках, стопах и голенях. Пальцы оставались ловкими — там был всего один сегментированный слой, светлее и тоньше остальных. Весь «доспех» несимметрично украшали острые на вид шипы, иногда ветвящиеся, словно оленьи рога. У каждого рога навершие постепенно истончалось, пока не превращалось в иглу.
Настя задним числом удивилась, как он так ловко донес ее на себе, не проткнув ни одной из них?
Рассматривать короля было жутко и захватывающе одновременно. Постепенно «жутко» таяло, и на смену нормальному человеческому страху от вида вставшего приходил ненормальный интерес исследователя. Хотелось потрогать, зарисовать, сфотографировать. Авантюрист внутри Насти с разгромным счетом побеждал профессионала.
— Зачем тебе материалы?
Клиент поднял с пола одну из тетрадей, карандаш и попробовал что-то написать, но не рассчитал: карандаш, жалобно хрупнув, сразу сломался. Настя достала маркер — в бронированной руке он держался лучше, правда, расход бумаги возрастал, и писал вставший как курица лапой. Впрочем, в его положении плохой почерк — последнее, на что стоило жаловаться. Вставший был разумен, при памяти и желал общаться. Все три фактора ставили привычную картину мироздания с ног на голову.
«Нужно закрепить форму и память», — печатными буквами красовалось на листе.
— У третьей формы нет памяти. Это на второй срабатывает, если у нее что-то не так, и то через раз, — на автомате отбрехнулась Настя и только потом поняла, что ей предложили.
Вставший, который собирается работать сам с собой на упокой, — это даже не безумие, а чистый сюрреализм.
И откуда обычному человеку, хоть и мертвому, знать принципы печатей упокойников? Некроманты — самая закрытая для зевак каста. Хуже физиков-ядерщиков. У тех хоть видно, когда эксперимент не удался. А тут, если нет таланта — ничего не увидишь: ни печатей, ни сетей.
— А ты знаешь, как?
Вставший хмыкнул и вновь уселся зловещей совой в гнездо из учебников. В тетради осталась надпись: «Знаю. Найди лекции Петровского. Если есть. Если нет — достань».
— Это которого размазал в тридцатых в Маньчжурии бродячий погост? Цикл «Подъем и сопутствующие явления как природный сбой»? — уточнила Настя.
Вставший кивнул. С задержкой — удивился, должно быть. Книжка была редкой, а автор малоизвестным.
Настя полезла в недра стола и вытащила тонкую брошюрку в потрепанной обложке.
— Держи, — шмякнув искомое поверх книжной стопки, Настя плюхнулась на диван, залпом выпила гостевой чай и обреченно захрустела печеньем. А потом до нее дошло, и печенье встало поперек горла.
Тут пахло покруче, чем пошедшим по плите подъемом клиента. Не мог ее простенький состав такого выдать. Рвануть мог, руки оторвать мог, а такого — точно не мог, хоть литрами смешивай. И бабушку она поднимала прицельно, никого рядом не зацепила. И в выворот клиентка пошла не по Настиной вине, а ведь что-то она там говорила про «странное вокруг»... Может, ее спаситель и есть странное?
В сказках покойники бывали добрыми. Иногда даже воскресали, чтобы жениться. Настя могла допустить, что цепанула сказочного доброго мертвеца, который вот-вот начнет воскресать и жениться. Но знать про принципы работы упокойников этот мертвец не мог никак. Даже при жизни не мог. Если только он сам не...
О Петровском Настя — дипломированный специалист, между прочим — впервые услышала, уже год проработав в СПП. Лука рассказал. Ну, как рассказал... Упомянул на планерке: мол, полезная брошюра, изучите. А поскольку любые слова, вылетавшие из его рта, воспринимались Настей как откровение, то книжку она с боем добыла ровно на следующий день и прочла от корки до корки.
Петровский был анархистом с богатой биографией. Начал карьеру при царе, служил в армии, на Первой мировой получил два Мертвых Креста — второй и седьмой степеней. Примкнул к восставшим, все в той же должности — военным некромантом четвертой категории. В начальники не лез, комиссовался по здоровью после двадцатого года, когда рубка вокруг поутихла. Награжден двумя знаками Савана и одной боевой Звездой. Работал в университете в столице, был отцом-основателем кафедры. Выбил себе группу, с которой колесил по стране, подтверждая или опровергая различные теории. Большей частью безумные: подъем четвертой формы, поиск пятой формы, трансформация третьей формы обратно во вторую и прочие опасные для жизни фокусы. Новая власть Петровского поддерживала двумя руками — стране нужны были прорывы во всех областях. Смелые новаторы, поиски новых путей...
