Светка особо не удивилась. Про эту особенность подруги она знала, Горгона всегда в первый день цикла валялась, закинувшись но-шпой и свернувшись креветочкой вокруг полторашки с горячей водой. Написала Горгоне положенные слова сочувствия и пошла собирать сумку.
Сашке она сказала, что подруга простудилась. Про себя при этом думала, что вот, сейчас она почему-то говорит неправду, хотя и не слишком важную, но тем не менее. Почему нельзя сказать, как есть? А почему вообще что-то надо объяснять, не пришла и не пришла? Светка мрачно хмурилась, сворачивая в аккуратные рулончики футболки и носки и раскладывая их в пакеты, а пакеты, слоями, в сумку. Когда она начала упаковывать альбомы и прочее художественное, Сашка искренне изумился:
— Да ты чего, собираешься всю эту хрень с собой тащить?
— Ну мне же надо рисовать, — ответила она, — Нам вообще полагается летом не вылезать с пленеров. Масло я не потащу, конечно, но всё остальное надо брать. Там же такие виды!
— Да некогда тебе будет, — уверенно сказал Сашка, — Ты сама подумай, там же купаться надо, загорать, фрукты есть, гулять!
— Вот пока ты загораешь — я буду рисовать, — ответила Светка, не очень, впрочем, уверенно. Она подозревала, что выкроить время будет непросто.
— Ну и глупая, — сказал Сашка усмехаясь, — Кто же тратит время отпуска на фигню.
Светка напряглась. Вот сейчас можно промолчать… или ответить. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что она не глупая, а её учёба не фигня, но её бойфренд уже отвернулся и копался в своём ящике комода, разбирая залежи непарных носков.
Светка посмотрела ему в спину и не ответила. Она до конца не верила, что они таки куда-то поедут.
И теперь утро в поезде было какое-то слегка сюрреалистичное по ощущениям. Невыспавшиеся пассажиры плыли по проходу как подмороженные минтаи, скапливаясь в тамбуре в очередь перед туалетами. Свисали простыни с верхних полок, кто-то уже заварил кофе из пакетика, а кто-то — лапшу быстрого приготовления, и сочетание этих запахов и простыней тоже было дикое. Навевало мысли о свисающих с веток часах и летающих яичницах.
Светка полежала, укрывшись до носа, заложив руки за голову и особо ни о чём не думая. Поезд снова небыстро шёл, покачиваясь и постукивая. Поскольку Светкина полка была боковая, её эта качка размеренно бултыхала вправо-влево, так что возникал соблазн закрыть глаза и позволить себя усыпить. Но тут на полке сверху завозились, потом с края свесились длинные ноги в трениках — Сашка решил встать.
Светка быстро села, откинув одеяло.
— О! А ты чего так рано? — Сашка спросонья был похож на сову: круглые глаза под приподнятыми бровями, вихор на затылке.
— Ходят все туда-сюда. Дошик кто-то жрёт ещё, чуешь? — Светка сморщилась и невольно передернула плечами.
— Ну, дошик, — Сашка сел на её койку, — У нас тоже есть, кстати.
— Оййй, нет! — Светка замахала руками, — К чёрту. Я бы начала с кофе.
— Ладно, — Сашка снова встал, — давай тогда постель свернём.
После неизбежной суеты с постельными принадлежностями они сидели каждый со своим стаканом растворимого кофе, грызли слегка поломанное шоколадное печенье и глазели, как собираются и готовятся к выходу одни пассажиры, потом — как садятся и располагаются другие.
Солнце встало, туман давно сгинул, и теперь за окнами поезда проносились бескрайние жёлто-зелёные поля. Поезд постепенно нагревался, в столбах солнечного света реяли пылинки, где-то пытались открыть окна и ругались с проводницами. Светка и Сашка съели по бутерброду, поиграли в «жизнь» на клетчатых листочках, потом поиграли в «морской бой» (Сашка выиграл, как всегда), по очереди сходили в тамбур — подышать в окошко и посмотреть вперед, высунув голову вопреки запретам и здравому смыслу. Поезд летел как птица; поля остались позади, теперь с одной стороны вдруг возникла широкая синяя вода, а с другой странные запруды, сложенные как бы из извести, вода в которых была местами покрыта коркой. Сашка заявил, что это солевые ванны. Светка пыталась сделать наброски, но вскоре забыла про карандаш и просто смотрела в лёгком очумении на совершенно инопланетные ландшафты.
Наконец перешеек, по которому они ехали, кончился, вода потерялась из виду, как и странный вид с другой стороны. Потянулись холмы, непривычные на вид разлапистые деревья, маленькие домики в окружении мелко нарезанных участков, на которых росло много всякого — непонятного издалека, но очень зелёного.
— Через полчаса прибываем, — сообщила проводница, проходя мимо, и они бросились немного суетливо в туалет (переодеться из дорожного полупижамного в нормальное), проверять вещи, вытаскивать с багажной полки сумки. Светка липла к окну, чувствуя необыкновенный подъем и волнение — вот он, Крым! Приехали! Даже Сашка выглядел оживлённым.
Симферопольский вокзал мельком показался симпатичным, но они его особенно не разглядывали. Сашка скомандовал не теряться и уверенно пошёл куда-то, поглядывая на карту в руке. Светке, которая честно пыхтела со своей немаленькой сумкой, он на ходу объяснял, что им надо ехать на побережье, а в Алушту и Ялту тут ходит троллейбус. Светка для экономии дыхания не отвечала, только глаза пучила от удивления.
Невероятно, но факт — троллейбус. Им повезло, они успели найти менялку, поменять свои рубли на гривны, купили билет и тут же сели на ближайший рейс. Они были чуть ли не последними, кто грузился в старый, забавно округлый троллейбус с дерматиновыми сиденьями и блестящими металлическими поручнями, поэтому их места оказались почти в самом конце, да ещё «на колесе». Светка едва успела отдышаться — а они уже ехали прочь из города по пыльным улицам, затенённым каштанами и грецкими орехами. Все окна были открыты настежь, троллейбус громыхал на плохом асфальте и покачивался на поворотах, и Светку опять охватило чувство нереальности и почти волшебства. Оно всё усиливалось, пока их транспорт двигался по цветущим пригородам, потом полз вверх по холмам в сухие рыжие предгорья, а потом и вовсе поехал в горы, и с обеих сторон встали настоящие удивительные скалы — бурые, рыжие, серые, прошитые полосами желтого и красно-охристого цветов, расколотые трещинами, невероятные.
Светка словно раздвоилась. Часть её страдала от жары, от липнущего к телу раскалённого сиденья, от безжалостного солнца, которое выедало глаза и ложилось на голову кирпичом. Ей хотелось пить, прилечь, и чтобы стало темно.
Другая её часть отодвинула от себя все эти презренные трепыхания плоти и наслаждалась. Троллейбус преодолел перевал и начал спускаться к морю, то и дело подергиваясь, притормаживая и чуть набирая скорость. Светка забыла дышать, когда дорога сделала очередной поворот, и вдалеке открылся просвет к горизонту, а там… У каждого сухопутного, кто любит море, однажды случилось это мгновение. Первый взгляд, первый сбившийся вздох, первое непроизвольное восклицание. Тут уж одно из двух. Либо ты почувствовал это сразу, либо… не обратил внимания.
Пока Светка сидела, вцепившись в горячий поручень и пытаясь заглотить немного воздуха, Сашка деловито просматривал свои записи и бубнил:
— Сразу у вокзала не надо смотреть, там будет дорого, мне сказали, что нормальные хозяева чуть подальше стоят, на соседней улице… Так, я буду разговаривать, а ты молчи, ясно? — Сашка поднял на неё взгляд, потом посмотрел в окно, снова не неё. — Ты чего?
— Там — море, — сказала Светка.
— Ну да, море, — ответил он, снова листая свой блокнот, — Погоди, сейчас поселимся и хоть сразу купаться.
— Ага, — ответила она шёпотом. Горизонт пропал, его заслонил город, троллейбус спустился в извивы улиц, бегущих по прибрежным холмам. Теперь он останавливался то тут, то там, тормозил на светофорах, крутился в переплетениях тесных улиц как муравей в переходах своего муравейника. Наконец показалась автостанция. На улице было пыльно и шумно, зато Сашка моментально нашёл киоск, купил бутылку газировки из холодильника, которую они и выглотали с рекордной скоростью, плюхнувшись на бордюр большой клумбы с розами. Розы пахли так, что Светку даже чуть повело.
