капища располагался огромный камень с выгравированными на нем тайными письменами. В камне было пробито отверстие, в которое вставили широкий и высокий столб. Столб был унизан жуткими масками, каждая из которых воплощала один из ликов Ха-кве-дет-гана.
Кизекочук вспомнил, что когда был здесь почти тринадцать зим назад, на столбе в центре висела всего одна маска. Сейчас этих масок было на двенадцать больше. Все верно, в то лето племя онундагэга расширило свои границы на запад и впервые посетило эти земли, вплотную приблизившись к родовым территориям ганьенгэха. Тогда сахемы двух племен встретились именно здесь и заключили союз. В память о том дне сахем онундагэга Кватоко основал тут уоки.
Тогда же оказалось, что онундагэга первым среди богов почитают темного Ха-кве-дет-гана, и это насторажило другие племена с самого начала. Однако онундагэга были известны как верные союзники, честные торговцы, умелые охотники и сильные воины. Они не предавали, всегда решали споры справедливо и не претендовали на территории других племен. Их уважали.
И все же капище Ха-кве-дет-гана производило неоднозначное впечатление. Тем более, что племя Кизекочука первым среди богов почитало Со-сон-до-ва, Великого охотника, чьи капища исконно ставились под открытым небом, так что в них всегда было светло и ясно. Тут же было таинственно и сумрачно, пахло лесными травами и ритуальным вином. Внешние звуки едва проникали сквозь тонкие шкуры, а голоса внутри сами собой приглушались до шепота. По спине Кизекочука пробежал холодок и он улыбнулся, потому что это ощущение соответствовало его плану.
Когда ритуал закончился и шаман племени повязал руки Витэшны и Меджедэджика кожаной лентой, все радостно заголосили и веселой гурьбой покинули капище. Кизекочук последовал за толпой лишь для того, чтобы спустя некоторое время под покровом вечно голодной тьмы вновь вернуться в опустевшее святилище темного бога.
Он подошел к камню со столбом и уставился на устрашающие маски. Он был решителен, да и ритуальное вино в ту ночь пил без меры. Молодой охотник встал на одно колено пред камнем и обратился к Ха-кве-дет-гану. Иными словами – сделал то, чего не делал ни один человек из его племени.
Не существовало ритуальных фраз, позволявших обратиться к этому богу. Быть может, шаман онундагэга знал такие слова, но Кизекочук сильно в этом сомневался. А еще Макхэква учил его, что к богам можно обращаться по-всякому, главное – от сердца. И сейчас сердце Кизекочука, полное гнева и печали, само готово было обратиться к любому богу, пробив грудную клетку и затрепетав под светом немногочисленных лучин.
– О проклятый сын Ата-ан-сик! О темный брат Ха-кве-ди-ю! О враг Джо-га-оха! К тебе обращаюсь я, сын племени ганьенгэха Кизекочук! – он говорил негромко и сбивчиво. Он заранее прикидывал, что нужно сказать, но все заготовленные речи иссохли и испарились из его головы, как капли воды, пролитой на камень, испаряются в жаркий день под палящим оком Ха-вень-ни-ю.
В этот решающий миг его впервые в жизни обуял почти животный страх. Охотник сам не понимал, чего боится, но слова застревали в горле, как захлебывается неосторожный путник, угодивший в трясину Голубых топей.
– Я обращаюсь к тебе потому, что мне больше не к кому обратиться! – несмотря ни на что, Кизекочук нашел в себе силы продолжать. – Мое сердце несправедливо вырвали из моей груди и я жажду справедливой расплаты! Я не ищу помощи ни у людей, ни у богов, ибо знаю, что они здесь бессильны. Но я ищу помощи у тебя, ибо ты – знаток Меняющихся путей и Дальних рубежей, тот, кому ведомо недоступное!
Маски молча взирали на него в ответ. Лучины мерно догорали, снаружи доносились едва уловимые голоса, бой водяных барабанов и далекий смех. Ха-кве-дет-ган не ответил, но Кизекочук не собирался отступать.
– Я вновь обращаюсь к тебе, о темный сын… – неожиданно Кизекочук осознал, насколько нелепо звучат его мольбы. Насколько нелеп он сам, распростертый пред этим жутким алтарем. Как нелепо все происходящее и сколь нереален мир вокруг него.
Охотник резко поднялся. Ритуальное вино ударило в голову не хуже увесистой оплеухи Окэмэна. Он увидел на алтаре чашу с вином, стало быть – подношение. Кизекочук жутко усмехнулся, схватил чащу и одним глотком осушил ее, отбросив никчемный сосуд прочь.
– В бездну все! – рявкнул он, с удивлением осознавая, что на самом деле ему плевать – ответит Ха-кве-дет-ган или нет. Для него не существует пути назад, для него вообще нет больше никакого пути. Ибо с уходом Витэшны все потеряло смысл.
– Я отрекаюсь от богов! – зарычал он. – Я отрекаюсь от людей! Ибо и те и другие отреклись от меня, сделав так, что моя Витэшна, моя возлюбленная Витэшна, досталась другому! Это ли не величайшее предательство? Скажи мне, темный близнец Ха-кве-дет-ган!
Его уши уловили неразличимый шорох, а где-то на периферии зрения мелькнула тень, тут же потерявшаяся среди сумрачных тенет капища.
– Я чту закон предков, но если закон не дарует справедливости, стоит ли он почитания! – вновь закричал Кизекочук, брызжа на каменный алтарь слюной, капли которой тихонько зашипели и испарились, едва коснувшись колдовского камня. Охотник этого не заметил. – Я устоял пред порывами плоти! Но я не устою пред порывами своей маниту, которая жаждет платы… – внезапно он понизил голос до шепота. – Платы за боль. И ради этого… ради этого я готов на все.
По капищу пролетел порыв ледяного ветра, всколыхнувший края шкур и погасивший несколько лучин. Страх тут же исчез. Исчезло все.
– Теперь верно, так нужно обращаться К НЕМУ, – тихо проговорила Адсила. Она вышла из-за алтаря и взглянула на Кизекочука своими таинственными глазами цвета меда. А потом ее плавный и нежный голос жестоко исказился, в него вторглись стальные нотки глубинного рокота. – Именно так нужно обращаться КО МНЕ.
Кизекочук не испугался. Он даже не повернул головы, продолжая впиваться невидящим взором в ритуальный столб с масками. Его охватила странная безмятежность, всепоглощающее умиротворение, которое на эти короткие секунды заслонило собой даже его ярость и жажду мести.
– Эти глупцы онундагэга приходили ко мне тысячи раз, взывали ко мне, – насмешливо продолжала Адсила. Было очевидно, что она уже не владеет своим телом и через нее говорит сам темный близнец Ха-кве-дет-ган. Девушка обошла Кизекочука по кругу и продолжила. – Они верили, что я помогу им, ни одно из десятков поколений не усомнилось в этом. И знаешь что? Я не помогал. Никогда! Они получали отличный урожай, им удавалась охота, они
