Праздновали, разумеется, моими запасами. Свои Аеш сожрал без остатка. Только немного воды оставил. Я помнил наказ жены старосты, но не поделиться не смог. Слишком уж несчастным взглядом смотрел ендарь, стоило мне развязать свой вещевой мешок. Да и чего жмотиться, когда вместе добыли ценный артефакт?
Жезл я закинул на спину, да так и не снимал. Исходящая от него вибрация понемногу стихла. А возможно, просто привык к ней. Главное, что ощущение силы, сокрытой в куске дерева, никуда не делось.
Наверху мы почти не показывались, опасаясь привлечь ненужное внимание бродящих в округе тварей. Костер тоже не разводили, оставили дрова на всякий случай. Обошлись светом одного факела. По словам Аеша, пронюхать нас под землей смогут очень немногие твари. А потому мы и вели себя тихо. Сполна нашумели еще во время поисков жезла.
Долго не сидели. Накопившаяся усталость дала о себе знать. По крайней мере, я буквально валился с ног. Лег, когда еще не стемнело. Ендарь снова первым стоял на часах. Последнее, что помню, пока не провалился в сон, — тихие слова песни, которую тот скрипел себе под нос.
…
Доброго меда налей до краев,
Добрым напитком упиться готов.
С доброю чашей свалюсь на траву,
Доброму утру я песню спою.
…
Последние слова донеслись до меня уже из сонной дали.
Проснулся на удивление легко. Причем удивился даже разбудивший меня ендарь. Не знаю, сколько проспал, но голова была ясная, а желудок настойчиво требовал продолжения бедного вечернего банкета. Темноту комнаты разгонял свет единственного факела, закрепленного в стене, в том самом месте, где мне удалось отыскать вторую загадку.
— Не уснешь? — серьезно спросил Аеш.
— Постараюсь. Еще хорошо помню свидание с умрунами.
— Ну-ну, — хмыкнул ендарь. — Если что — сразу буди. Мало ли кто в развалинах по ночам шастает. Нам сейчас негоже рисковать.
Некоторое время я прохаживался по комнате, держа в руке факел. В конце концов, глупо оставлять здесь украшения. Кому они нужны в болотах? Хотя мне, в общем-то, тоже ни к чему — сам носить не буду, а дарить некому. Разве домовым вручить. Будут ходить в мешковине и золоте с серебром. А что — стильно! Но шутки шутками, а вдруг все же уцелели и другие деревни? Если так, то драгоценности вполне могут сойти за платежное средство. Вряд ли особенно нужное при дефиците еды, но на будущее сойдет.
Украшения, которые казались мне наиболее ценными, я заворачивал в куски чистых тряпок (нечего в пути бряцать). Благо последних на полу оказалось предостаточно. Судя по оставленному в тайнике богатству, местный князь далеко не бедствовал.
Мне вспомнился Робинзон Крузо, который с тонущего корабля успел вытащить сундук с монетами. Крупная сумма — целое состояние в цивилизованном мире, но абсолютно бесполезный груз на необитаемом острове.
От оценки ценностей и размышлений меня отвлек легкий шорох. Я резко повернулся к дверному проему. Никого. Но шум донесся именно отсюда.
"Разбудить ендаря? А смысл? Я никого не видел, да и слышал ли — вопрос".
Освещая пространство перед собой факелом, двинулся на звук. Сердце забилось быстрее. Все тело напряжено. Я каждое мгновение ожидал увидеть хищную тварь, выскакивающую из темного проема. Но никого так и не увидел. Даже поднялся до середины лестницы (светиться в верхней комнатке не решился).
— Вот так нервными и становятся, — проговорил одними губами.
Но даже когда вернулся обратно в тайник, все равно не чувствовал себя в безопасности. Чувство, будто кто-то пристально тебя разглядывает. Оценивает. Свет факела не мог разогнать темноту полностью, я резко поворачивался из стороны в сторону, надеясь застать невидимого соглядатая врасплох, но результата не добился. Тени вдоль стен колыхались, отступали, но ощущение взгляда не проходило.
Подойдя к Аешу, склонился над ним. Будить или нет? Черт знает эти болота, какие твари в них водятся. Может, призраки?
Ендарь поморщился во сне, причмокнул губами, облизался.
Я усмехнулся.
"Сожрал чего-то…"
— Не буди, пусть отдохнет…
Голос прозвучал не то в моей голове, не то сразу за спиной. Обернувшись, выставил перед собой факел. Никого! Да что же это творится?
— Какой пугливый…
Я узнал голос. Женский, тихий. В прошлый раз он приходил ко мне во сне, когда заставил проснуться. Как там говорил Аеш? Ворожея? И камень ей не страшен ночью. Но это можно легко проверить.
— Не шали… — точно прочитала мои мысли гостья. — Не трону.
В неверном свете факела появилась темная фигура. Она больше походила на тень, которая вдруг обрела плоть, но все еще не избавилась от привычки изменять свои размеры и форму. Фигура ворожеи подрагивала. Мне показалось — хватит малейшего порыва ветра, чтобы разметать ее в ничто.
— Чего надо? — не очень дружелюбно спросил я.
Сердце продолжало учащенно биться.
— Посмотреть на тебя пришла.
Очертания гостьи обрели четкость. Немного ниже меня, худенькая. Без одежды… Совсем. Она стояла, уперев руки в бока, нисколько не стесняясь своей наготы. Будь она человеком, была бы очень симпатичной. Но сейчас вся красота блекла за источаемым ею холодным голодом. В комнате будто ведро крови разлили, вспороли чьи-то внутренности. Я понятия не имел, как пахнет смерть, но ворожея всецело подходила на роль той, кто забирает последнее дыхание.
Свободной рукой я вцепился в висящий на шее камень.
Темная фигура передо мной вмиг распалась рваными клочьями. Я ощутил жар в ладони — и тут же что-то ударило по ногам. Я выпустил камень, грохнулся на камень пола. Ворожея появилась из ниоткуда, сгустилась прямо из воздуха. Сидела сверху, обхватив мое горло тонкими пальцами.
Сколько же в ней силы!
Попытка закричать окончилась сдавленным хрипом.
— Сказала же — не трону, — прошипела она.
Ее глаза, черные и бездонные, полосовали меня ледяными стрелами. Она голодна! Очень голодна. И этот голод не утолить. Эту истину я просто знал — прочел во мраке смотрящих на меня глаз.
— Не кричи, коли еще пожить хочешь. Откуда ты? — спросила ворожея.
Хватка тонких пальцев немного ослабла. Можно дышать.
— Издалека, — прохрипел я.
— Это не ответ.
— Ответ. Возможно, не тот, который ты хотела услышать.
Ее губы растянулись в улыбке, обнажили идеально ровные черные зубы.
— Не искушай меня. Ты полон жизни, полон сил. Ты — лакомство. И только поэтому пока жив.
