— Да-да, — кивнул Нерлик — и дёрнул Аллочку за локоть. — Отойдите, стёкла летят!
Гоблин разколотил стеклянные витрины, как заправский взломщик, но маги мёртвыми телами рухнули на осыпанный осколками пол.
— Они не оживают! — воскликнул Хнуро в отчаянии. — Почему?
Нерлик задумался только на несколько мгновений.
— Твоя подруга, гоблинёнок, ещё Тёмная Дама. Моё живое время снова потекло от её прикосновения.
Аллочка кивнула, порывисто кинулась к мертвецам, осторожно погладила старика по плечу и затормошила молодого белобрысого парня. И оно снова свершилось! Пока старик заходился в кашле и тёр впалую грудь, молодой успел оглядеться, щелчком пальцев собрал колючие осколки в сияющую пирамиду, сравнительно безопасную для босых ног гоблина и Нерлика, а потом поклонился Аллочке.
— Восхищён. Не мог себе представить, чтобы Избранная Всему На Погибель пришла на помощь добыче, так сказать, Тёмного Властелина.
Старик, прийдя в себя, снял со стены посох с нежно-зелёным мерцающим острым кристаллом на конце, и от его прикосновения из кристалла сквозанула короткая молния. Запахло озоном.
— У мира появилась надежда, дети мои, — просипел он. — Нет ли водицы? В горле пересохло…
— А раньше не было? — удивилась Аллочка. — Как же вы сражались с Никтом без надежды?
— Э, необыкновенное дитя моё, — продолжал старик. — В иные тяжёлые времена надежды нет, но молчать нельзя, иначе станешь предателем собственной крови. Мне, старику, казалось легче умереть с честью…
— Никакой чести, мессир, — воскликнул гоблин, шевельнув ухом и раздувая ноздри. — Всё будет быстро и грязно. Я слышу шаги и чую запах цветов из зимнего сада — это Никт!
Маги встали спина к спине, Аллочка обняла Хнуро за плечо, а другой рукой сжала рукоятки секатора, чувствуя в животе тянущий ледяной холод — она не верила в собственную силу. Плечо Хнуро окаменело: двери распахнулись, и вошёл Никт.
Один.
Песнь девятая,
в которой Избранная становится обычным человеком
Он был одет по-домашнему, в широкую белую рубаху, бархатные штаны и тапочки. В руке у Тёмного Властелина Аллочка заметила свиток пергамента, а за плечом — рукоять своего собственного меча.
— Видите, мессир, какой погром! — вякнул меч. — Всё расколотили… как слон в этом самом…
— Аллочка, — сказал Никт с лёгой укоризной, — ну нельзя же так! Хорошо ещё, что тот проволочник-мясожор у меня не единственный. Неизвестно, даст новые побеги или нет — вы его так варварски…
Старик протянул вперёд посох, но Никт подставил ладонь под молнию так же, как под удар меча. Зеленоватый свет втянулся в кожу, а брови Тёмного приподнялись, выражая некоторую обиду.
— Ну зачем вы повыпускали этих оглашенных? — продолжал Никт. — Сейчас ещё что-нибудь разобьют, начнут стены ломать, будет свинарник…
— Никт! — выпалила Аллочка, шагнув вперёд, и её голос сорвался на фальцет. Она кашлянула и сказала снова. — Никт, ты не должен их убивать! Ясно?
— Я не буду, — согласился Тёмный кротко. — Я их только снова остановлю, ладно? А то в прошлый раз мне вот этот, — и кивнул на молодого парня, — сжёг целый куст роз «Смелое сердце». Знаете, какой это редкий сорт? Да ещё найди столько героев, чтобы вырастить, а ещё столько же, чтобы цвёл…
— А Хнуро — мой гоблин! — продолжала Аллочка со слезами. — Не смей его трогать!
— Аллочка, — сказал Тёмный со вздохом, — вы всё-таки хотите этого гоблина? Да оставьте его себе на здоровье, пусть живёт при вас. Можно его немножко подправить, чтобы не сбежал — а то гоблины иногда сбегают, знаете ли — и играйте с ним, сколько хотите. Это от шарлатанов бывает шум, а гоблин — он безобидный…
Хнуро и Аллочка разом взглянули друг на друга. Хнуро увидел выражение аллочкиного лица и понял, что она не сможет морально, даже если бы могла физически, попытаться убить человека или даже нелюдя, который мирно с ней беседует.
«Он же заговаривает тебе зубы!» — выкрикнул Хнуро мысленно, но Аллочка, кажется, не поняла.
— Ты убиваешь и убиваешь! — выкрикнула Аллочка Тёмному в лицо. — И детей! Гад!
Она себя накручивала. Никт был слишком мил, спокоен и обходителен, решимость и ненависть как-то улетучивались от звуков его голоса.
— Будто дети — это такая уж драгоценность, — хмыкнул меч.
— Погодите, дорогая Аллочка, не спешите так, — улыбнулся Никт. — Вам жаль кого-то конкретно? Хорошо, найдём другого — их тут полно, вы же сами видели. Поверьте, Аллочка, людей в этом мире гораздо больше, чем надо… и вовсе не каждый из них хорош, вы же видели.
— Ты говорил, что я тебе не подхожу! — заявила Аллочка, но гоблин по-прежнему слышал в её голосе растерянность. Маги за их спинами не шевелились, будто их снова заковали в стекло, а обернуться было невозможно.
— Да, — невозмутимо сказал Никт. — Вы, Аллочка, для меня слишком хороши. Но для осуществления моих планов мне необходимо с вами договориться, — и улыбнулся. — Если хотите, я мог бы с вами советоваться. Вы бы сами всё решали, я бы тех, кто вам нравится или нужен, и пальцем не тронул. Я слышал, вам нравятся эльфы? Мы бы завели вам штук пять, разных — хотите?
Аллочка стояла, оцепенев, будто вокруг неё тоже образовалась стеклянная стена. А Никт, между тем, вытащил из воздуха неописуемо прекрасного юношу, в золоте и бархате, с очами и локонами, с эльфийскими ушами острыми кончиками вверх. У юноши было томное отрешённое лицо шикарной куклы, а в глазах — просто бездна, только непонятно, чего.
Аллочка поёжилась.
— Хотите, у вас сто таких будет? — весело спросил Никт. — И гоблин, он не помешает, правда? Только дадим ему хлебнуть чайку… ну неважно. Здорово же? А костюмы? А балы? Эльфийская музыка, а если хотите, гоблинская, хотя, на мой вкус, она грубовата…
Аллочка растерялась совсем. И тут Хнуро толкнул её в бок.
Она взглянула ему в лицо.
— Это враньё? — спросила Аллочка потерянно.
— Нет, — ответил гоблин как в замке Грегора. — Это хуже.
— Играть с ними можно, — улыбнулся Тёмный, — но слушать их не надо. А то они вам всё испортят. Упрямый тип этот гоблин… вроде бы, уже наказан за болтовню — и всё равно лезет в разговор. Но ничего. Увидите, дорогая Аллочка, каким он станет тихим и послушным. Не узнаете!
— Я не хочу… — пролепетала Аллочка.
— А чтобы он вас любил вечность… ну, пока не наскучит — хотите?
Аллочка схватилась за голову, закрывая глаза руками. Она хотела, но чувствовала какой-то подвох. Её сердечко разрывалось на части.
— Кого захотите, тот вас и полюбит, — с нежной улыбкой продолжал Никт, и его голос обволакивал волю, как паутиной. — Мы вам отберём аристократов, самых чистеньких, послушных и смирных, вы будете их королевой, будете давать балы, у вас будут самые прекрасные туалеты, драгоценности, апартаменты… Вы даже не представляете, насколько они все будут ваши. Будет очень весело, честное слово…
