— Да, мой шэл. — Витерон отхлебнул еще фасха, почтительно опустив глаза. — Я хожу от города к городу, прославляя Ушедших.
— Ушедших? — Крэйн разорвал кусок мяса пополам, но есть не стал, отбросил в сторону. — В Алдионе много людей знают учение Ушедших, жрец Витерон. Но мне оно безразлично. Я не чту Ушедших. Это не делает меня грешником в твоих глазах?
— Вы великодушны и добры, мой шэл.
— Так я грешник?
— Мой шэл, вы происходите из старого и славного рода Алдион и…
— Только прошу, без старых легенд, годных лишь для черни. — Крэйн поднял руку в предупреждающем жесте. — Ты даже не представляешь, сколько легенд и сказаний может услышать каждый, выросший в тор-склете. Поверь, они утомляют. А историю про возникновение рода Алдион я слышал не один десяток раз.
— Это основа нашего учения, — несмело возразил жрец. — Их дыхание, вложенное в человеческое тело. Я верю, что божественное начало лежит в славном роде Алдион…
— Я уже сказал — забудь об этом. Мысль о том, что ты произошел от богов, льстит самолюбию лет до десяти, после этот вздор вызывает только отвращение. Витерон, я недостаточно глуп, чтоб верить в подобного рода легенды, я сам из рода Алдион и прекрасно понимаю, кем и для чего они создавались. Но я не верю в Ушедших.
— Понимаете ли, — Витерон кашлянул, прочищая горло, — в глазах Ушедших не чтящий их не отличается от того, кто возносит им молитвы. Ведь они покинули наш мир много, много Эно назад, еще до того, как благородный род Алдион возник на земле. Оттуда, где сейчас находятся Ушедшие, им невидимы ни наши помыслы, ни наши дела.
— Разумеется, они же Ушедшие, — улыбнулся Крэйн. — И как далеко они сейчас находятся?
— Этого никому не дано знать. Единственное, что известно точно, — они потеряли связь с нашим миром и никогда больше не вернутся.
— Так зачем же им молиться?
— Мы просим их проявить милость, мой шэл.
— Но ты же сам говоришь, что они покинули наш мир навсегда!
— Навсегда, мой шэл, — подтвердил Витерон, поглаживая кружку и глядя куда-то в сторону. — Молитва — это не только воздаяние, это также путь искупления греха. Мы пытаемся снять с нашего мира тот грех, из-за которого Ушедшие сочли нас недостойными. Возможно, наши молитвы не достигают их, но наша святая обязанность — призывать их. Так заведено. Даже покинув нас, они могут явить нам свою милость.
— Какую же?
— Они могут послать в этот мир нового бога. Которому будет по силам восстановить порядок, царивший здесь когда-то.
— Ты кажешься неглупым, жрец Витерон, — заметил Крэйн. — Но это, надо думать, лишь видимость. Ты действительно считаешь, что до ухода богов наш мир был лучше? Так мыслит чернь. Только потому, что чернь всегда недовольна своим положением, она мечтает о тех временах, когда ей будет житься лучше, но, поскольку они никогда не настанут, довольствуется сказками о том, как хорошо ей жилось в прошлом. Мне неприятно слышать, что жрецы разделяют мнение черни.
Он намеренно добавил в голос ледяную строгость, Витерон застыл от страха, пальцы, тянувшиеся к блюду, замерли.
— Мой шэл, несомненно, разбирается в этом лучше своего покорного слуги, — зачастил он. — Прошу простить меня, если мой недостойный язык подвел меня. Я лишь хотел сказать, что сами люди, населявшие наш мир во времена правления Ушедших, были более наделены добродетелью, чем те, которые обитают в нем сейчас. Несомненно, славный род Алдион — то немногое, что осталось от былого, чернь же во все времена оставалась чернью.
— Значит, в те времена не было убийств? В те времена не плодоносил тайлеб и фасх не туманил мозг? Верить в изначальную благость человека — это слабость, мой дорогой Витерон, это удел тех, кто, не будучи в силах проявить добродетель самостоятельно, пытается спрятаться за добродетелью толпы. Убийца, приговоренный к погружению в ывар-тэс, всегда будет считать, что изначально, едва появившись на свет Эно, он был безгрешен, лишь независящие от него причины виноваты в том, что ему пришлось взять в руки стис.
— Убийства были всегда, любое зло неизбежно. Но в те времена, когда ныне ушедшие боги смотрели за нами, добродетель имела совсем другую цену, нежели сейчас. В наше время проявление добродетели считается слабостью…
— И это так. — Крэйн хлопнул ладонью по столу. — Мне по душе нрав того времени, в котором я живу, он по крайней мере не спрятан за ложью. Да, добродетель — это слабость. Это всегда проявление слабости человека, попытка вымолить у судьбы или богов дары за то, что он совершал либо не совершал. Но с богами не торгуются, Витерон.
— Однако не каждое доброе дело содержит в своей основе желание получить благо за него, — нерешительно возразил жрец. — Некоторым людям свойственно совершать благо бескорыстно, не ожидая милости богов, мой шэл. Такова их природа.
— Эти люди слепы, но не думаю, что мне жаль их. Они лишь следуют однажды принятым принципам, их действия безотчетны, как действия диких животных. Они творят добро — что ж, это их выбор. Однако всю жизнь они будут зажаты между добром и злом, как между двумя стенами, которые невозможно сломать. Их сила творить добро — это сила оставаться без выхода, навсегда запереть себя в лабиринте греха и добродетели. Сильный человек не станет творить добро, поскольку это не в его природе, однако он не станет творить и зло. Сильный человек живет вне добра и зла, он сам определяет, что для него является добром, а что — злом. Согласись, в такой ситуации сами эти слова теряют смысл, это дает ему свободу делать то, что необходимо, вместо того, чтобы следовать каким-то абсурдным древним представлениям и традициям.
— Мой шэл великолепно разбирается в философии…
— Твой шэл сидит перед тобой, — оборвал Крэйн. — Обращайся к нему.
— Простите, шэл. Я лишь хотел сказать, что ваши суждения необычайно ясны и разумны, однако я, как жрец Ушедших, не могу разделить их в полной мере, — пробормотал Витерон. — Я считаю, что любой человек, рожденный под светом Эно или Урта, должен следовать добру и поступать так, как велят заветы богов. Боги покинули наш мир из-за того, что люди перестали видеть различия, посчитали себя выше богов, дали себе право самостоятельно судить о том, что есть благо и что есть зло. Боги наказали нас, они покинули мир, и теперь все мы обречены бесконечно блуждать в потемках, потеряв свет. Мы молимся им, чтобы искупить вину за это, и таим надежду, что рано или поздно в нашем мире родятся новые боги, которые вновь дадут нам надежду и поведут за собой.
— Ты считаешь, что они дадут новое добро? Оно будет отличаться от прежнего?
— Они лишь обозначат его, укажут направление, мой шэл. Этого будет достаточно для того, чтобы мы отринули грех, в котором живем.
