ни ненависти.
Все они были у себя дома и наслаждались добычей — охота удалась. От костров долетал аппетитно пахнувший дымок — там жарилось мясо карибу и зайцев. Запас мяса был для надежности подвешен на шестах. Крупные шкуры женщины уже дочиста выскоблили, а мелкие начали разжевывать, чтобы размягчить. Хижины из белого камня уже были готовы к зимовке, но семьи пока жили в конических палатках. Проходя мимо одной из них, пришельцы заметили полузавешенную статуэтку мускусного быка, с безупречным мастерством вырезанную из моржовой кости.
Они подняли раскрытые ладони и крикнули;
— Мир! Вспомните, мы были у вас в умиаке. Мы — ваши друзья.
Оружие опустилось или упало на землю.
— Нам было плохо вас видно, — сказал муж Бенгты. — Солнце мешало. Кому-то из нас теперь стыдно.
Бенгта торопливо подошла к брату и сестре.
— Вы ведь не станете выдавать нас норвежцам, правда? — умоляюще произнесла она на родном языке.
— Нет, — ответил Тауно. — У нас послание от них.
— И тяжелая весть для тебя, дорогая, — добавила Эйджан. Она взяла ладони Бенгты в свои руки. — Твой отец умер. Его убил тупилак, когда он сражался с ним вместе с Тауно. Но он отомщен, чудовище уничтожено, а перед смертью отец благословил тебя.
— О-о-о... — Молодая женщина застыла. Ее тяжелое дыхание облачком вылетало в морозный воздух и терялось в небе цвета ее глаз. Волосы Бенгты потускнели от дыма, она теперь, по обычаю инуитов, завязывала их в узел. Но вид у нее был здоровый и цветущий, а ее мехам могла позавидовать королева. — О, отец, я не могла и представить...
Она зарыдала. Эйджан обняла ее и принялась успокаивать.
Миник продолжил разговор, со смущенным вид ом поглаживая Бенгту по плечу.
— Извините ее, — сказал он на своем языке. — Она не очень... сведуща в том, как себя правильно вести... но кто-то надеется, что скоро она научится. Аргангуак, моя первая жена, сейчас приготовит еду и разложит для вас постель. — Он улыбнулся, но смущенно — из-за поведения Бенгты.
Из кольца окружавших их инуитов вышел Панигпак. На морщинистом лице ангакока читалась тревога.
— Кто-то думает, будто он слышал что-то о тупилаке, — с трудом выговорил он.
Поза и взгляд возвышавшегося над ним Тауно остались спокойными.
— Ты слышал верно, — отозвался Тауно; они с Эйджан заранее составили рассказ на языке инуитов, и теперь он поведал им о битве несколькими короткими образными фразами.
Люди ужаснулись, зашумели. Больше всех был потрясен Панигпак.
— Я дурак, — простонал он. — Я навлек опасность на вас — на тех, кто никогда не причинял нам вреда.
— Кто мог такое предвидеть? — утешил его Тауно. — И, слушайте, наш рассказ не окончен. Когда мы вернулись, Джонас Хааконссон послал своих слуг ко всем жителям Вестри Бигда, приглашая их на Сбор. Моя сестра... Он выслушал ее и говорил так, как она ему посоветовала. Остальные послушались меня. Понимаете, мы напугали их, хотя они и предполагали, что мы были посланы для спасения их Великой Природой. — Это выражение было наиболее близким к инуитскому пониманию «Бога». Тауно продолжал: — Мы вскоре поняли, что почти ничто, кроме властности Хаакона, не удерживало их в этих местах. Они обратили внимание на наше предупреждение: ведь мудрые обитатели моря рассказали нам, что эта земля станет все менее и менее пригодной для них, и в конце концов всем оставшимся придется голодать. Они решили перебраться на юг. Все, или почти все. Но сперва они должны обрести уверенность в том, что никто или ничто не нападет на их лодки. Как раз в этом и заключается наше с сестрой поручение — получить от вас обещание, что они смогут пройти летом, не подвергаясь опасности. После этого весь север страны будет ваш.
Люди закричали, затанцевали, запрыгали. Они были и возбуждены, и обрадованы не столько потому, что победа осталась за ними, а оттого, что вражда закончилась.
— Обещаю! — всхлипнул Панигпак. — Обещаю! Я даже пошлю в самое ближайшее время свой дух договориться с духами моря о спокойной погоде, и чтобы было много рыбы. И еще мой дух спросит, не знают ли те, кто правит морями, о вашем народе.
— Тогда, Бенгта, — негромко сказала Эйджан, — тебе нужно решить свое будущее и будущее твоего ребенка.
Слезы промыли канавки в копоти, покрывавшей лицо дочери Хаакона, обнажив кожу, белую, как цветки боярышника. Но она больше не плакала, голова ее гордо поднялась, а голос прозвучал твердо:
— Я это сделала уже в прошлом году, выбрав для нас обеих Миника.
Гости посмотрели на нее с удивлением. Инуиты разом замолчали. Она сжала кулаки и посмотрела им в глаза.
— Да, — сказала она. — Неужели вы думаете, что он увез меня из-за похоти? Он никогда не станет принуждать женщину, или обманывать ее — потому что не знает, как такое можно сделать. А мы в детстве играли вместе. Он собирался отвезти меня и Халлфрид к моему отцу. Я умолила его не делать этого, и он по доброте своей согласился. По доброте. У него уже была хорошая и умелая жена — она тоже оказалась мне рада. Очень немногие инуиты хотят иметь двух жен — если возникает необходимость, они могут просто одолжить. Думаю, вы со своими волшебными чувствами способны увидеть, насколько чиста та помощь, которую здесь оказывают друг другу. А я? Я не знаю многого из того, что должна знать инуитская женщина. Я могу лишь поклясться, что попытаюсь научиться. Дайте мне время, и я надеюсь, что перестану быть ему обузой.
— Так ты любишь его? — пробормотала Эйджан.
— Не так, как любила Свена, — ответила Бенгта. — Но Миника я люблю за то, что он такой, каков он есть.
Было не очень ясно, насколько ее муж смог уловить смысл этого потока слов, но он покраснел, и вид у него, несмотря на смущение, был довольный.
— Все мои надежды и надежды моей дочери связаны с ним, — продолжала Бенгта. — С кем же еще? Я всю жизнь разговаривала с людьми его народа, каждый час, который мне для этого выпадал. Я, как и вы, тоже поняла, что надвигается Суровая Зима, — ведь инуиты мне рассказывали, как год за годом растут ледники, а море замерзает все раньше и раньше и оттаивает все позднее. И когда
