Кимэй кивнул, внимательно глядя на ками. Наверное, со стороны Удзумэ выглядел забавно — волчонок, который стоит перед большим и страшным зверем. Зверем, во много раз сильнее него самого, но не отступает. Потому что не может, не имеет права, не хочет…
— Я не хочу его убить, я хочу стать ему родителем, — пояснил Кимэй. — Но в Академии это почти невозможно. Моя первая попытка провалилась, и я сожалею, Данте, что ты получил ранение, — Кимэй выглядел искренне виноватым. — Для второй попытки я выбрал более надежное и отдаленное место.
— У тебя ничего не получится! — прорычал Данте. Рядом усмехнулся Акито. Похоже, он тоже считал, что его персона йокаям не по зубам. Конечно, расклад сил не особо прекрасный: Аши, хоть и гений, и Хищник, который ничего не смыслит в искусстве боя, против сильного и опытного йокая, бывшего ками, Сошу.
— Прошу тебя, Данте, не мешай мне. Я не хочу причинять вред. Ты ведь Сокровище…
Сокровище… Память мутная, рваная, слишком размытая напомнила о том, что Данте где-то слышал подобное. Летом, когда шел по лесу, а впереди мелькала Вивиан, так похожая на эту рыжеволосую кицуне, что сейчас от ужаса забилась в угол и сжалась, вздрагивая от каждого звука… Он помнил, как Вивиан его защищала от Принца Гоэна, когда говорила, что убивать его нельзя. Тогда она тоже называла его Сокровищем… Повелителя. Что же это значит? Хотя нет, неважно! Сейчас Акито в опасности, а потом, все остальное потом!
Акито снова усмехнулся. Встав за спиной Данте, он наклонился к его уху и произнес.
— Ты же ками. А я человек. Так исполни свою святую обязанность — защити меня. Прямо сейчас, убей йокая, пока он не покончил со мной.
Это была провокация. Поддаваться на нее было глупо, — говорил разум, у которого манжетой купировали Инстинкт. Нужно вести переговоры. Убалтывать, договариваться, ставить условия, искать слабые места, играть на них. Открытое противостояние — это заведомо проигрышный вариант, а так есть какой-то шанс. Но Акито… Зачем он это сказал? И зачем коснулся его руки, будто собираясь поддержать, а на самом деле нажимая на автоматическую защелку на манжете. Неужели…
Она щелкнула и упала на пол. Данте повернулся к Акито, глядя на него со страданием и непониманием. Перед тем, как его сознание может отключиться, и он натворит здесь дел, ему хотелось взглянуть в лицо брату и узнать причину такого поступка. Акито испугался за свою жизнь и таким образом просит защиты? Он верит в то, что Данте может победить? Он направляет его? Нет, все не то. Лицо Акито выражало такое удовлетворение, что Удзумэ почувствовал ужас. Брат ему сейчас мстил за ложь, отказывался от него и избавлялся, как от ненужной игрушки.
— Чего ты ждешь? — спросил он. Синие-синие глаза, глубокие и невероятно жестокие. Для Данте в них ничего нет, кроме презрения.
— Зря ты это сделал, Акито, — укорил его Кимэй. — Ты ведь не простишь себе, если с ним что-то случится…
— Так ты еще и душевного доктора из себя изображаешь?…
Жесткий, точно наждак, голос Акито прошелся по оголенным нервам и потонул в красном мареве, которое было вызвано пробужденным Инстинктом. Кажется, они и дальше о чем-то говорили, но Данте уже не слышал. В его ушах стучала кровь, а тело распирало от ярости. Он собирал Сейкатсу, не обязательно своей стихии, а любую, до какой мог дотянуться. Акито шире ухмыльнулся, довольно, удовлетворенно, его глаза горели демоническим зловещим огнем, а лицо имело такое выражение, будто он единственный в целом мире имеет право на свою месть. Наверное, именно это и слегка отрезвило Данте.
"Не причинить вреда человеку", — это была последняя разумная мысль, посетившая его. С ней он и бросился в атаку.
* * *
02 день месяца Овцы 491 года Одиннадцатого исхода,
Ие- но футана, страна Поднебесная, Нара,
Особняк Сарумэ
Ночь была на исходе, когда спутник сверкнул зеленым в третий раз. На востоке уже забрезжил рассвет, но солнце пока не спешило выкатываться из-за виднеющейся вдали горы с ледяным пиком. За ней начинались обширные земли Имубэ, отчего казалось, что солнце ночевало именно у этих добрых соседей.
Ками, которого принес спутник, мало интересовали красоты и особенности природы. А сейчас его особенно все раздражало — и отсутствие укладки на голове; и то, что его разбудили ночью и заставили переться, йокай знает куда; и то, что рассвет еще не наступил и потому давал мало света; и, конечно, хронический идиотизм окружающих, которым болели все, кроме самого ками. Вот если бы у одного было больше ума, чтобы задуматься о подозрительности присланного письма, а у другого — чтобы позвать на помощь, то возможно, и с укладкой сейчас дела обстояли бы иначе, и ночной сон никто бы не прерывал, а рассвет бы наступил намного позже. Но к великому раздражению этого не произошло, а сложилось все так, как сложилось.
Хорхе вздохнул теперь огорченно: в данный момент он бы с удовольствием поизображал великого страдальца, но зрителей не было. Не утренним же теням показывать представление! "Ну, ничего, — со злостью подумал он. — Вот только разберусь со всеми ними! Жалеть не стану!"
То, что с разбирательствами стоило поспешить, ками сообщила тень. Она была утренней и поэтому едва живой, но нескольких звуков Хорхе хватило, чтобы понять — дело абсолютнейшая дрянь. Не медля боле, он сорвался в кехо. Об осторожности родитель Данте и думать не хотел, поэтому взял интенсивную скорость. Когда от распространяемого им ультразвука где-то неподалеку задребезжало стекло, и зазвенели стаканы, Хорхе ощутил почти мрачное удовлетворение: пусть эти твари, кем бы они ни были, знают, что помощь к Данте идет.
Воронам, которые вполне себе проснулись и теперь возвещали об этом своим бессмысленным криком всю округу, не понравилась близость ками в кехо. Они заорали еще сильнее, обиженно и зло, будто обещая отомстить и нагадить кому-нибудь на роскошную укладку при первой возможности, когда покидали облюбованный им сад. Слуги выбежали во двор, чтобы посмотреть, что происходит. Они не увидели ничего, но ощущая, что что-то мрачное нависло над всем особняком, поспешили снова зайти в дом. Покидать свои апартаменты и идти проверять, как там хозяева, они не спешили, ведь знали, что прибыл господин Акито. А когда он в доме, никакой войны не надо. Тут лучше выбрать мудрую тактику: окопаться у себя и не выходить, пока не позовут. Особенно, первые дни, когда госпожа Амако и господин Акито решают территориальные вопросы.
Хорхе вошел в хозяйский дом без приглашения, пронесся по коридору, даже и не думая о том, чтобы снять обувь, взбежал по лестнице вверх, ведущей на женскую половину, и остановился только у распахнутых дверей. Обстановка не просто удручала, она заставляла выбирать: либо забиться в истерике от нелепости происходящего, либо придушить кого-нибудь, виновного в происходящем или не очень. Впрочем, долго это чувство противоречия не продержалось, потому что Хорхе быстро сориентировался в ситуации. И она ему настолько не понравилась, что он решил об этом сообщить громко и с апломбом:
