— Прежде чем детей заводить, нужно бабу найти, — ответил Сидрок. — Вообще-то я не прочь найти бабу без всяких детей. — Он покосился на Эалстана. — Только не говори, что ты против. Та белокурая девка с грибочками…
— Ой, заткнись! — яростно прошипел Эалстан.
Это прозвучало бы не столь злобно, если бы юноша считал Ванаи непривлекательной. Что думает о нем девушка и думает ли вообще, он понятия не имел. Говорили они только о грибах и многообразных злодействах альгарвейцев.
Сидрок только засмеялся, отчего стало еще обидней.
— Если ты в бухгалтеры метишь, по стопам дяди Хестана, то арифметика тебе пригодилась бы, это я понимаю, — продолжал кузен, — но до амулетного ремесла тебе какое дело? Ты же в чародеи не собирался подаваться.
— Отец всегда говорит, что чем больше ты знаешь, тем шире у тебя выбор, — ответил Эалстан. — И альгарвейцы, кажется, с ним согласны, тебе не кажется? Только с ними все наоборот — они не хотят, чтобы у нас оставался выбор, поэтому не позволяют нам ничего узнать.
— А мой отец всегда говорит: главное не то, что ты знаешь, главное — кого, — парировал Сидрок. Вышло и вправду похоже на дядю Хенгиста. — Будут связи — будет и жизнь.
Своя правда в этом была. Отец Эалстана воспользовался своими связями, чтобы никому не пришло в голову выяснять, где был Леофсиг до того, как возвратился домой в Громхеорт. В мелочах связи помогали великолепно. Но строить на них всю жизнь? Эалстан покачал головой. Он хотел было сказать об этом вслух, но раздумал. Доказать свою правоту он не мог — даже доводов в ее защиту у него не находилось. А Сидрок так или иначе над ним посмеется, в этом сомнений не оставалось.
Хотя юноша и промолчал, кузен его все равно расхохотался вдруг, сгибаясь пополам и бессильно тыча в двоюродного брата пальцем.
— Что такого смешного? — пробурчал Эалстан.
— Я тебе скажу, что смешного, — ответил Сидрок. — Если в школе тебя не станут учить тем предметам, которые твой отец считает нужными, что он сделает? Я тебе скажу, что: заставит тебя зубрить все это дома. Скажешь, не смешно? Силы горние! Ох-хо-хо…
— Ой, заткнись… — пробормотал Эалстан, сраженный ужасающей уверенностью в том, что Сидрок прав.
Царь Шазли сиял.
— Мы отмстим! — вскричал он, обращаясь к Хадджаджу. — О, какой плач и скрежет зубовный разнесется по дворцу конунга Свеммеля — да выпотрошат его демоны, чтобы сплясать на кишках! — когда вспомнит неверный владыка день, в который бросил он свое войско через границу Зувейзы!
— Именно так, ваше величество, — ответил министр, склонив голову. — Но ункерлантцы подозревают нас; Свеммель, сам будучи склонен к предательству, ищет измену вокруг себя. Как я уже доносил, мои сношения с альгарвейским послом не остались незамечены.
Судя по выражению лица Шазли, царь собрался было пошутить насчет «сношений», но вовремя остановился. Хадджадж серьезно кивнул. Шазли умел размышлять, хотя был слишком молод, чтобы заниматься этим постоянно.
— Так, значит, ты сомневаешься в мудрости избранного нами пути?
— Я сомневаюсь в мудрости всех путей, — ответил министр иностранных дел Зувейзы. — Лучше всего я могу послужить вашему величеству своим сомнением.
— О да… но если ты сомневаешься во всем, откуда могу я знать, какому сомнению придать больший вес? — с улыбкой поинтересовался Шазли.
Старик тоже усмехнулся.
— Тут, должен признаться, вы меня поймали.
— Тогда объясните свои сомнения в нынешнем вопросе, ваше превосходительство, будьте так любезны, — заключил Шазли. — В том, что отмщение Ункерланту — наше желание и право, сомнений быть не может. Как лучше добиться этого, если не заключив союз с Альгарве? Альгарвейцы уже выказали согласие — нет, желание — заключить союз с нами.
— О да, — согласился Хадджадж. — Маркиз Балястро был всевозможно снисходителен к нашим стремлениям. Почему бы нет? Мы служим его интересам, как он нашим.
— Ну вот видишь! — воскликнул Шазли, как будто Хадджадж только что начертал перед ним на грифельной доске доказательство особенно заковыристой теоремы.
Старик слишком хорошо знал, что короли ведут себя не столь предсказуемо, как треугольники, окружности и трапеции.
— Альгарве — великая держава, — напомнил он, — но и Ункерлант велик. А Зувейза не принадлежит к числу великих и никогда таковой не станет. Когда малые вмешиваются в споры великих, все камни обыкновенно сыплются на них.
— Ункерлант уже обрушил на нас лавину, — ответил Шазли. — Или ты станешь возражать?
— Не стану, ибо не могу, — ответил Хадджадж. — Собственно, я только рад был начать переговоры с альгарвейцами, как, без сомнения, известно вашему величеству.
— Ну вот видишь! — повторил Шазли и продолжил: — Как можем мы ошибаться, Хадджадж? Альгарве не имеет с нами общей границы. Она не может выдвигать нам требования, как это делает Ункерлант. Ей под силу лишь помочь нам вернуть утраченное — и мы вернем его!
— Потом она сможет требовать от нас платы — ведь мы будем у него в долгу, — отозвался Хадджадж. — Альгарве запомнит это. Великие державы памятливы.
— Думаю, ты шарахаешься от собственной тени, — промолвил царь. — Альгарве может требовать. Но чем она подкрепит свои требования?
— Сколько драконов бросила Альгарве против Валмиеры? — поинтересовался в ответ Хадджадж. — А сколько против Елгавы? Эти ящеры могут обрушиться и на нас. Как предлагаете вы противостоять им, ваше величество, если такой день наступит?
— Если ты предлагаешь нам отказаться от заключенного союза, скажи об этом сейчас, и скажи прямо, — воскликнул Шазли, начиная гневаться.
— Не предлагаю, — вздохнул Хадджадж. — Но я не могу быть уверен, что все пройдет так хорошо, как можем мы надеяться. Я давно живу на этом свете. Успел убедиться, что надежды редко соответствуют ожиданиям.
— Мы вернем земли, украденные у нас Свеммелем, — объявил Шазли. — И, возможно, не только их. Сверх того — пусть будущее решает за себя.
Это был хороший ответ. И в то же время мальчишеский. Хадджаджа, которому предстояло узреть существенно меньше решений будущего, чем его сюзерену, они волновали куда больше.
— Воистину полагаю, нам следует вернуть их, — подтвердил он. — Надеюсь, что нам удастся и удержать их.
Подавшись вперед, Шазли недоуменно воззрился на своего министра.
— Как можем мы потерпеть неудачу? — спросил он. — Единственное, что приходит мне в голову: если Ункерлант наголову разгромит Альгарве. Как полагаешь, возможно ли такое?
