— Баган не велел до времени высовываться, — перебил кто-то третий.
— До какого времени? Кто мне то время укажет? Пошли к Багану…
— Мы только от него, — сказал более трезвый голос. — Лютует господин комендант.
— Господи-и-и-н! — передразнил бас. — Он такой же господин, как я князь Мец. Господин…сука! Загреб всю власть. Давно бы медведей перерезали. Нет — ховаемся по подвалам, указаний ждем. Сколько их еще ждать? Я тебя спрашиваю!?
— Ты сильно-то не ори. К Абагану капитан замкового отряда пришел с кнехтами. Толковище наверху. Те думают, что это мы девчонку ночью подловили…
— Ну и подловили, так что? — опять взревел бас. — Пусть докажут.
— Они доказывать ничего не станут. Услышат тебя, спустятся в подвал, и приколят нас к стенам как бабочек.
— Да я им…
— Положи топор! Слышь, своих покрошишь. Налейте ему, чтобы уже вырубился.
Дальше пошли вскрики, бульканье, какие-то еще уговоры и, наконец, громкое падение тела с лавки. Хоть потолок и каменный, а все равно было слышно, как вырубился, упоенный дурной бас. Потом его волокли. Игорь и Сунн приникли к стенке. Оконце под самым потолком давало очень мало света, зато много звука. Будто за бумажной переборкой сидишь. Игорь с уважением покосился на товарища. Не зря тот помалкивал.
Беседа наверху возобновилась. Когда угомонился рехнутый бас, разговоры пошли более мирные. О том, о сем. Вспоминали дом, кто помнил, потасовки, пару раз — нелюдей. Тут в собеседниках присутствовало полное единогласие: под топор!
Все правильно, извинил в душе чистюков Игорь: люди — сами по себе, — нелюди отдельно, как мухи от котлет.
А я кто? В том смысл — в которой тарелке пребываю? В той, где чисто, тихо и сытно, или в той, где роятся черные навозные жители, выдирая мохнатыми лапами друг у друга крошки?
Что за бредь! Себя-то я с какой стати начал по тарелкам раскладывать?
Наверху в полголоса обсуждали ночное происшествие. Оказалось, это бас с Копытом девушку подкараулили.
— Хотели как люди, — оправдывал товарищей один из собутыльников, — а она — упираться. А Копыто, знаешь? Ага, вот… он же бешенный делается, если, что не по нем. Он, помнишь, в Мордунах, ну, когда нелюди в слободе заперлись и из загородки колючки полезли? Копыто ребятишек в деревне наловил, поставил перед воротами слободы и давай, резать. Открывайте, кричит. Кровь на вас ляжет! Я из-за вас человеческих детей убиваю. И, представь, открыли. Тут уж он погулял. Все искал дриаду, которая колючки напустила. Только она как в воду канула.
— Поймаешь ее, как же! Они, падлы, глаза умеют отводить. Только что была, моргнул — на этом месте лес стоит.
— А у нас в деревне была одна, — вступил в разговор, доселе молчавший собеседник. — Такая… а уж бабы за ней гонялись — страх. Всех мужиков в деревне расповадила: бегают к ней и бегают. Жены, конечно в рев, в крик, за ухваты. А она — раз — и нет ее. Но и поля родили, такого ни до, ни после никто не помнил. И красивая…
— Сам, поди, к ней бегал? — вкрадчиво спросил давешний рассказчик.
— Я тогда еще мальчишкой был. Маленький совсем. А думаю, дриад трогать нельзя. От них никакого вреда — одна польза. Смотри, погнали их из герцогского домена, куда урожай пропал? Люди с голоду пухнут. Нет, я не против, чтобы аллари на нашей земле не было. Земля — для людей. Но дриадок надо оставить. Как без них?
— Тогда и коней трогать нельзя. Поселится конь рядом, и у тебя скотина в рост пойдет. Или быки. Возьми быков. Когда у нас в соседской слободе коровья семья сидела, вся округа молоком залилась. А сыры какие были. Помнишь, малой, какой сыр моя матушка варила? Пальчики оближешь.
— Вас послушать, раньше все лучше было, — снасмешничал молодой голос. Чего тогда вы эту кашу заварили? На фига погнали нелюдей с места? Жили бы себе, да жили.
— Что, на фига?! Что, на фига?! Я тебе покажу — на фига! Свобода! Понял? Ты под нелюдями не жил, сопляк. Тебе не понять, каково оно, скотине кланяться.
— А я слыхал, они справедливые были. И герцог тогдашний…
— Слово еще скажи, и я тебя как есть Абагану, господину нашему и наставнику, в мешке снесу. Пусть разбирается. А может, ты тайный подсыл нелюдей? А? Признавайся.
— Уймись, Горбашка, тебе бы только шпионов ловить. Нормальный он парень, я его в деле видел. Тока молодой, старых времен не помнит. Слышь, Горбан, плесни ему, а и всем плесни. Помянем братьев наших, которые на западе погинули. Свист, Картуша и Багнюк. Хорошие были чистюки. Ни один нелюдь от них не ушел.
— Видать не такие хорошие, коли их косточки по западным лесам разметало.
— Это, которые арлекинов ловили?
— Ага. Не повезло им. Нарвались, так нарвались. Нелюдь он же что, он крови не любит. Те, которые на востоке живут, одичали. А местные — домашние были.
— И на западе они встречаются? — спросил молодой.
— Мало. Редко где семья живет. Там люди в основном.
— А нелюди, которые товарищей наших подлой смертью убили, получается из восточных кланов? Тогда как они на запад попали? — пьяно тянул молодой.
— Думаю, а и господин наш Абаган так же думает, что те нелюди, которые по западу разъезжали, да всем докладывали, что они на фест собираются, никакие не арлекины. Шпионы аллорские! На востоке узнали, что у нас тут заваруха, вот и хотят с западным сателлитом договориться, чтобы сообща напасть. Герцог наш нынешний, хоть и мозгляк, а тоже сообразил, откуда ветер дует — отправил на границу Камишера армию.
— Брехня, — категорично заявил, противу всяких ожиданий проснувшийся бас. Спать же должен как колода, но, видать, силен мужик. И часа не прошло, как свалился, а уже на ногах и даже спорит.
— Сам подумай, зачем посылать войско на запад, если оно на востоке нужно? А? То-то! Продал нас герцог.
— Кому?
— Аллору и продал. В тамошних кланах, знаешь сколько золота? О-го-го! А воюют они как? В страшном сне не приснится, что они с собственными детьми делают, когда воинской науке обучают. Если они на нас повалят, никакая армия не устоит.
— Да, ладно тебе пугать-то.
— Я вот помню, — заговорил тот, который просвещал товарищей про повадки нелюдей, — коня одного из вольных. Точно, в арлекинах он ходил. С ним двое или трое людей бродяжили. Их не помню, давно было. А его… как перед глазами стоит. Прикинь, поднял валун пудов семи и пронес через всю площадь.
— Врешь!
— Когда я врал!?
— И зачем он тот валун тягал? Потеха что ли у них такая?
— Нет. Там Божий суд судили. Тогда Клир только-только утверждался, и законные колдуны еще люто дело справляли. Кто-то возьми и на представлении укажи на людей-арлекинов, дескать — колдуны. Конь говорит, Божьим судом докажу, что они чистые. Тогда другой конь, местный, вышел, давай, говорит, доказывай. Пошли к мировому камню. Местный конь камень поднял и три шага пронес. А каменюка, я вам скажу, на нее смотреть страшно, не то что с места своротить. Тогда конь-арлекин выходит, поднял камень и через всю площадь унес. Чтобы говорит, каждый раз, как на человека поклеп в колдовстве возводить начнете, Божий суд вспоминали.
— Что-то я смотрю, среди вас заступник на заступнике собрались. Один молочные реки поминает, другой, что конь людей от Клира спас. А третий по молодости слушает, да на ус мотает. Говорите, говорите: и добрые-то они и сладкие. А меня медведь на конюшне велел до смерти запороть. Не убеги я, давно бы в земле сгнил.
Горбашка еще что-то выкрикивал. Но Игорь не слушал. Он, по правде сказать, вообще больше ничего не слышал и даже не чуял. Сунн тряс его, ухватив за рукав, а Игорю хоть бы что, так и стоял столбом.
Вечер, черные, врезавшиеся в нарядное, закатное небо, крыши. Толпа с одинаково невнятными в полутьме лицами. Страх и напряжение. Неверие в благополучный исход суда, творимого именем местного божка. И подспудная, ни на чем не основанная, уверенность в том самом благополучном исходе. Сын дикого клана, презирающий людей по рождению, из последних сил боролся за их жизнь.
Игорь сполз по стене и сел, уткнувшись головой в колени. Три года жизни, от побега из рабства, до предательства Шака — одна на всех дорога, один кусок хлеба и один… защитник.
Что же произошло, тогда в окрестностях славного университетского города Сарагона? Чудовищная подлость, или страшное, несправедливое стечение обстоятельств? Правду сказал герцог, или солгал, заманивая Игоря в свои сети?
Нет! Все совпадало.
Шак узнал о том, что его брат Арп живет в Сарагоне. Их маленький цирк остановился в предместье. Давали представления, между которыми искали подходы к университету.
Вскоре выяснилось, что ворота цитадели науки охраняются не столько с той, сколько с этой стороны. Все подходы занимала герцогская гвардия, вперемежку со служителями Клира. Не было места, где бы ни мелькала черная мантия. Борцы с колдунами обложили город не хуже охотников на волчьей облаве.
