Чудовище наклонило голову и облизало длинным языком клыки, возможно, удивляясь тому, что Сэйид не остался лежать.
Меч Сэйида дрожал в его руках, жаждал больше крови. Сэйид, желая накормить его, полный запала битвы, зарычал и снова бросился на врага. Он блокировал щитом удар сверху и ударил тварь в колено. Его клинок пронзил кожу и разрубил кость, отсёк ногу.
Падая, пожиратель хлестнул второй лапой, попав Сэйиду в плечо, пробив кольчугу и тело. Сила удара развернула его. Поток чёрной энергии пожирателя окутал его, остудил тело и снова вцепился в его душу.
Его ярость оказалась горячее, и он отразил тёмную магию. Он повернулся и вонзил меч вниз, в грудь упавшего чудовища. Он выпустил меч, оставиляя тварь пришпиленной к земле. Пожиратель вцепился когтями в его ноги и живот. Чёрная энергия пожирателя забурлила вокруг него кипящим облаком нечистой силы. Сэйид почувствовал теплую кровь, стекающую по телу, но не стал обращать на неё внимания. Обездвижив тварь, он взял щит за края, высоко занёс его, и ударил острой кромкой по шее пожирателя. Кусок зачарованного металла отрубил чудовищу голову, оборвал его вопли, погасил зелёный свет в его глазах. Когда голова отделилась от шеи, тёмная энергия вокруг Сэйида угасла. Из раззявленной пасти подобно гротескному флажку свисал длинный язык.
Сэйид стоял над телом в струях дождя, пока его тело заживляло полученные раны. С завершением битвы ярость покинула его, и он вернулся в свою обычную пустоту.
С трупа пожирателя потекли воняющие гнилым мясом тени. Плоть отслоилась от крошащихся костей. Пойманная в его животе душа, как уродливый зародыш, исчезла последней, завопила, превращаясь в гниль.
На глазах Сэйида дождь смыл с равнины грязь чудовища, и он понял, что является человеком не больше, чем эта тварь. Он должен был чувствовать усталость, разражение, боль, но ничего этого не было. Он занимал тело, он двигался, но чувствовал что–то, только когда убивал.
Стоя здесь, он понял, что в нём не осталось ничего, кроме ненависти — к себе, к своему брату, к миру. Волшебная Чума не просто преобразила его тело. Он преобразила его душу, лишила его надежды. Однажды он пытался убить себя, перерезать ножом горло. На краткий, волшебный миг его зрение помутилось, сон и смерть показались близки. Но рана зажила быстрее, чем он истёк кровью.
Он хотел умереть, но мир не позволял ему этого.
Услышав, как шаркает поблизости брат, он встряхнулся, взял свой меч, щит. Он вытер с них ихор о траву. Его брат дышал тяжело, как зверь. Сэйид попытался отрешиться от звука, попытался подавить желание вонзить меч Зиаду в живот и обнажить ту мерзость, что поселилась в теле брата.
Поодаль маячил выживший пёс, скулил, не желая приближаться. Сэйид бросил меч в ножны и повернулся к собаке.
— Сюда, мальчик! Ко мне!
Волкодав обнажил клыки, описал круг, завыл и ближе не подошёл.
Животные всегда видели их насквозь, его и брата.
Зиад проковылял к бойне, задыхаясь, не способный нормально передвигаться из–за бугров и нарывов, образующихся под его одеждой. Коты пошли за ним, в тусклом свете их глаза светились красным.
— Никого живого не осталось? Сэйид, остался кто живой?
Казалось, Зиад был готов зарыдать.
Сэйид ничего к нему не чувствовал.
— Сэйид!
Сэйид вздохнул, вложил в ножны меч, повесил на спину щит. Он подошёл к женщинам, к младшей и старшей, присел рядом с ними, и обнаружил, что обе мертвы. Мужчины и дети тоже были мертвы — все, кроме одного.
— Девочка жива, — сказал он и осторожно перевернул её на спину. Девочка была бледной, тёмные волосы собраны на затылке и перевязаны кожаным шнурком. Грудь слабо поднималась и опадала. Ей было около пятнадцати.
Пёс заскулил. Коты зашипели на него, разглядывая голодными взглядами.
— Восхитительно! Восхитительно! — сказал Зиад, подходя. Его голос хлюпал, как будто во рту была вода. — Оставь её мне. Оставь её, Сэйид.
Сэйид встал, отошёл на несколько шагов. Он сделал ещё одну попытку заслужить доверие собаки — он сам не знал, зачем — но волкодав не хотел иметь с ним ничего общего.
Зиад присел рядом с девочкой, взял её в свои руки, произнёс исцеляющие слова. Они непривычно звучали в устах человека, привыкшего произносить слова, которые убивают.
Девочка застонала, ресницы задрожали, поднялись веки. Сэйид увидел, как в ней поднимается паника.
— Пусти меня! Пусти!
— Не тревожься, девочка, — сказал Зиад, капая слюной. — Теперь ты в безопасности.
Сэйид понял, что у него во рту пересохло и что в горле по–прежнему стоит вкус пальцев пожирателя. Странно, что он едва чувствовал вкус самой изысканной пищи, зато мерзость пожирателя никак желала уходить. Он глотнул из своего бурдюка, пополоскал рот, сплюнул.
Ударил гром.
Коты кольцом окружили Зиада и девочку, хотя смотрели на воющего пса с заметным голодом в глазах.
— Что случилось? — спросила девочка. — Кто ты? Где мама и папа?
Зиад заслонил своим колышущимся телом девочку от вида трупов.
— На вас напали. Ты была с семьёй?
Она выгнула шею и посмотрела мимо Зиада на бойню.
Сэйид видел, как меняется выражение её лица, как гаснет свет в глазах. Она только что погибла, хотя тело ещё жило. В это мгновение она стала такой же, как Сэйид.
— Только не мама с папой. О нет. О нет.
Из глаз девочки потекли слёзы, из носа — сопли.
Зиад вытер ей лицо, нежно, как нянька, обхватил её своими длинными руками и завернул в свой плащ. Его тело бурлило и пульсировало под промокшей тканью.
— Ну, ну, моя хорошая, — сказал он, его голос был тихим раскатом грома перед ударом молнии. — Всё уже кончилось.
Тельце девочки затряслось от рыданий. Коты кружили вокруг них, их мяуканье звучало вопросительно. Зиад попытался прогнать их, баюкая девочку. Его рука высынулась из–под плаща, и Сэйид увидел, насколько она уродлива, с когтями, толстой кожей, и пальцами вдвое длиннее нормальных.
— Эта тварь! — сказала девочка сквозь рыдания. — Она была ужасна. Ох, отец!
— Всё кончилось, — произнёс Зиад. — Чудовища больше нет, а остальное неважно. Как тебя зовут?
— Лани, — оветила девочка, плащ Зиада приглушал её голос. — Лани Рабб.
— Красивое имя, — ответил Зиад, гладя её по волосам.
Сэйид сделал ещё глоток из бурдюка. Ему захотелось, чтобы там было вино; ему хотелось, чтобы он мог напиться до беспамятства. Но он не мог даже опьянеть. Он поигрался с идеей отрубить Зиаду голову, и это заставило его улыбнуться.
Волкодав заскулил, неуверенно гавкнул, понюхал воздух. Его шерсть встала дыбом.
— Собака не идёт, — сказал Сэйид, потому что ему больше нечего было сказать, а тишина была ужасной.
Пёс взволнованно описал круг. Слюна застыла у него на морде. Животное начало дрожать, как от страха, но девочку не бросало.
— Это наша собака, — сказала Лани. — Собака папы.
— Как её зовут? — спросил Зиад.
— Король, — ответила девочка.
— Король, — повторил Зиад. — Хорошее имя. Мы позаботимся о собаке.
Он махнул рукой в сторону пса, и коты промчались мимо Сэйида к Королю. Гортанные звуки, доносившиеся из их глоток, даже отдалённо не походили на любые звуки, которые Сэйид когда–либо слышал от котов. Пёс встревоженно гавкнул, развернулся и побежал. Коты преследовали его.
— Что это? — спросил Зиад, его уродливые пальцы сомкнулись на талисмане, который двочка носила на кожаном шнурке вокруг шеи. — Янтарь?
— Мама дала его мне на пятнадцатый день рождения.
— Красивый, — сказал Зиад. Его неловкие пальцы едва не выронили янтарный амулет.
— Ох, мамочка! — восклинула девочка и зарыдала в объятиях Зиада.
Тот провёл по её волосам, сильнее, сильнее.
— Больно, — сказала она.
— Знаю, — отозвался Зиад. — Знаю.
— Прекрати, — со страхом в голосе попросила девочка. — Мне больно.
— Я не могу прекратить, — низким голосом ответил Зиад.
— Пожалуйста…
— Прости меня, — сказал Зиад, его голос превратился в хрип.
Девочка отдёрнулась, взглянула под его капюшон, и её глаза широко распахнулись.
— Что с твоим лицом? О боги! Помогите! Помогите!
Сэйид приготовился к этому, но крики девочки всё равно ударили его, как ножом. Он хотел отвернуться, но ноги почему–то приросли к земле, застыли в грязи, онемели от ужаса его жизни с братом.
Зиад удержал в руках брыкающуюся, вопящую девочку, его тело извивалось, и он обернулся к Сэйиду. К счастью, его лицо было скрыто глубоким капюшоном.
— Прекрати смотреть на меня, Сэйид!
Эти слова наконец нарушили неподвижность Сэйида. Он отвернулся, к горлу подступила желчь, едкая, горькая.
Лани закричала — жалкий, полный ужаса крик.
— Поцелуй своего спасителя, — прохрипел Зиад голосом зверя. Он начал кашлять, задыхаться. — Всего разочек.
