Рагнар подождал еще немного, тяжело дыша, и произнес:
— Глупо было так рисковать копьем Одина. А если бы он упал лицом вниз?! — Ворон подошел к телу викинга и с неожиданной легкостью вытащил копье из пробитой груди.
— Чудеса, — негромко сказал он. Дворовый, во время схватки сидевший на дереве, взлетел Рагнару на плечо и радостно вздохнул. Рагнар ухмыльнулся было, но тут, казалось, прямо из сердца горы послышался протяжный стон, стон, давящий на уши так, что, казалось, они вот-вот оглохнут: «Рагнар Ворон, верни нам копье! Мы осыплем тебя золотом и драгоценностями! Верни его! Верни копье! Оно не для людей!»
— Пора уходить отсюда! — вслух сказал Ворон и бросился бежать вниз по склону горы, а гора, вздрагивая, как девичья грудь, сыпала ему вдогонку оползни и валуны, которые, подпрыгивая и калеча деревья, неслись ему вдогонку.
Так продолжалась и так закончилась охота людей Хрольфа Пешехода на Рагнара Ворона.
Глава тринадцатая,
в которой Рагнар спускается с гор в долины
Рагнар благополучно спускался с гор в долину, камни миновали его. Жалко было, что теперь в горы, пожалуй, никогда уже больше не сунешься, тролли не простят копья. Хотя, если вдуматься, то виноват в этом был их разорванный на куски сородич. Ворон в который раз полюбовался копьем Одина. Заточка совершенно не пострадала, несмотря на то, что копьем пробили череп, а потом кольчугу и грудь. Но все же очень жаль, что горы теперь были закрыты для Рагнара Ворона. Там было безопаснее.
К вечеру он дошел до долины, оставив горы позади. Ночевать в горах было бы чистой воды самоубийством.
Ворон внимательно осмотрел со склона лесистую долину, прежде чем спуститься в нее. Ни единого дымка не поднималось над ней, равно как не было видно и никаких других признаков присутствия человека. Он сбежал со склона и углубился в лес.
Ворон остановился. Он шел по лесу почти бесцельно, отыскивая любую торную тропку. Следовало найти хутор побольше и там узнать, где теперь носит короля Гальфдана Черного. Рагнар шел в сторону фьордов. Дворовый смирно сидел на его плече, напевая какую-то песенку на родном языке. Рагнар вначале вслушивался, а потом перестал.
Начинало смеркаться, когда Ворон нашел родничок и решил заночевать возле него. Он быстро развел костер. Дворовый соскочил с его плеча и развязал сумку, расстелил чистую тряпицу, служившую им скатертью, а теперь споро таскал из сумки припасы и раскладывал их на ней.
Они степенно перекусили в полном молчании. Потом Рагнар закурил трубку, а Дворовый пристально смотрел в горящие угли, тоненько вздыхая.
— Что загрустил? — нарушил молчание Рагнар Ворон.
— Да вот думаю. Земли разные. Все другое. Люди другие, нежити другие. А огонь такой же, как у нас. И угли такие же, как у нас в печке.
— Ты бы хотел вернуться домой, Дворовый?
— Конечно. Но ты же не собираешься в Гардарику? — спросил Дворовый.
— Нет. Я собираюсь убить еще одного человека, а потом, если мне очень повезет, я уйду со своим хирдом и своей матерью в очень далекую землю.
— А если ты не сможешь его убить? Тогда что ты станешь делать? — не унимался Дворовый.
— Тогда я пойму, что не моя судьба убить этого короля, и брошу это дело. Потом мы пойдем в Норангенфьорд за золотом.
— Хитро! — восхитился Дворовый. — А я думал, что хозяин этого самого фьорда тоже твой враг.
— Одно другому не мешает, — угрюмо сказал Рагнар. — Из-за этой работы я загубил свой хирд и вынужден не уйти из Норвегии, а бежать. И все это даром? То-то было бы глупо.
— Наверное, ты прав. Но если ты погибнешь, разве то, что осталось от твоего хирда, не распадется?
— Они свободные викинги и они не объявлены вне закона. Мать вернется на хутор. Скорее всего. Но все может выйти очень плохо. Что поделать, Дворовый? Я воин, я делаю то, что должен сделать. И что случится потом — в воле богов. У меня нет выбора, ты же слышал, что я дал клятву троллю.
— Да, выбор у тебя не богат, — согласился Дворовый, покусывая травинку.
Они снова замолчали. Рагнар подбросил дров в огонь и улегся поудобнее. Потом он спросил:
— Почему ты не почуял тролля в пещере? Ты же почуял тролля тогда, ночью?
— Потому, что он не был троллем, — смутился Дворовый. — Он, пока не встал, был просто мертвой грудой камней. А тот тролль, что мы видели ночью, шел и был живой.
— Ясно. А людей ты услышишь? — уточнил Рагнар. Он очень устал и хотел выспаться, а не подремать вполглаза.
— Да. Человека я почую за несколько полетов стрелы. В этом ты можешь мне довериться, — сказал Дворовый с достоинством.
— Добро. Давай тогда спать, — предложил Рагнар, вытягиваясь на земле.
— Спи. Только мне непонятна одна вещь.
— Какая? — спросил Ворон, уже начиная дремать.
— А какая у тебя семья? Ты упоминал мать, но я ничего не слышал о жене или о детях. Кто у тебя хозяйка? Какая она? — с любопытством спросил Дворовый.
Воцарилась тишина, только потрескивали дрова в костре, да где-то поблизости ухала сова, приветствуя ночь. Дворовый понял, что спросил что-то такое, о чем не стоило бы спрашивать. Он пристыжено притих.
— Давай спать, Дворовый, — снова сказал Ворон и закрыл глаза. Дворовый не улегся ему на грудь, как обычно, а сиротливо свернулся на сумке и заснул.
Сон, смежавший веки Рагнара совсем недавно, соскочил с него при последних словах Дворового. Не вставая и не шевелясь, Рагнар Ворон открыл глаза.
Он смотрел на звезды, усыпавшие черный плащ ночного неба россыпью серебряного песка, и не видел их. Очень давно никто не задавал Ворону такого вопроса. А если изредка он и звучал, то Ворон привык или отговариваться ерундой, или отмалчиваться.
Дворовый, его верный спутник и очень, как успел убедиться Рагнар, ответственный и трудолюбивый помощник, конечно, не хотел ничего дурного, задавая свой вопрос. Конечно, он просто хотел знать, какая семья у того, с кем, если повезет, ему предстоит жить дальше.
Он не хотел ничего дурного. Но от этого не делалось легче.
Он надеялся, что скоро ему снова захочется спать. Старался не думать. Старался обмануть самого себя. Ничего не получалось. Ворон отчаянно сопротивлялся попыткам памяти взять его в плен. Он тщательно вспоминал все, что угодно, кого угодно, друзей, врагов, битвы, — но все было плоским, блеклым, безжизненным. Ничего не вышло. Память услужливо перенесла Рагнара Ворона на двадцать лет назад. И снова…
И ему снова было семнадцать. За спиной у него было уже немало походов, в которые он по праву ходил, как хевдинг. Молодые восхищались им, а те, кто постарше, уважали, его голос полноправно звучал на тинге и немало весил, мать, не показывая вида, гордилась им. Хотя он и не любил торговаться, но купец из него был такой же удачливый и расчетливый, как и хевдинг. Его драккар знали и боялись на многих берегах. Его спокойная, совершенно безграничная храбрость вкупе со всем вышеперечисленным завоевала ему нерушимую преданность и безоговорочное подчинение его хирда. Как верно говорил Старый Бю, ни один из его людей не покинул его добровольно — от него уходили только в Валгаллу.
Все было хорошо и у самого Ворона, и у тех, кто доверился ему, и кто жил и кормился возле него. Кто мог бы похвастаться подобным в семнадцать лет? Бонды, которым тесно становилось возле некоторых ярлов, и которые искали более спокойной жизни, нередко приходили на земли Рагнара Ворона. Они платили ему небольшую дань и почитали себя настолько в безопасности, насколько бонд мог быть в безопасности в эти времена. Казалось бы, у Ворона было все, чего может желать человек и далеко не только в его годы. Так казалось и ему самому, пока однажды осенью, рано вернувшись домой из похода, Рагнар не отправился на охоту.
…Ее звали Гильдис. Дочь пожилого викинга и тихой, молчаливой женщины, она жила в соседнем хуторе, в полудне ходьбы от хутора самого Рагнара. Она была ровесницей Ворона. Среднего роста, она была темноволосой, но не черной, как он сам. Смешливая, всегда готовая рассмеяться в ответ на шутку. Дружелюбная ко всем, кто окружал ее, с ясными всегда чуть удивленно распахнутыми навстречу миру карими глазами, она, казалось, видела красоту во всем, в каждом проявлении жизни. Не привыкшая лгать сама, она не боялась лжи. Не желавшая людям зла, сама не ждала беды от людей. Порой казалось, что шутница-судьба забросила ее в семью Харальда Молчаливого по ошибке, вместо какого-то другого мира.
