Я виновато посмотрела на короля.
— Я понимаю, у тебя не было сил. Так можно посмотреть твои воспоминания?
Я кивнула.
— Просто расслабься.
Я закрыла глаза и сделала то, о чем он меня просил.
— Хорошо. Не беспокойся за щит, я наложил на него и свои чары, вас тут никто не найдет, а в море и подавно. Мы об этом позаботимся.
Я обняла его и поцеловала в щеку.
— Сейчас я должен вернуться и рассказать Алоне о тебе, и сыну тоже, иначе они от беспокойства разнесут Серебряный город, — улыбнулся король. — Мы приплывем все вместе на рассвете, Ариадна, чтобы повидаться с тобой, — сказал мягко дядя. — Если ты не возражаешь.
Я не возражала. Морской король обнял меня еще раз и нырнул в море.
Я сотворила себе в воде пару бутербродов, заметив, что на берегу оказался лимфил. В этот раз он снова превратился в большого рыжего кота и лежал на горячем песке. Я послала мысленно ему волну тепла, предлагая отправиться со мной в полет русалок, чтобы окончательно восстановить мои силы. Он ответил радостью и превратился в янтарную рыбку. Мы съели бутерброды и несколько яблок, которые я сотворила, выпили апельсинового сока прямо в воде.
Я проплыла немного в море, не отходя далеко от берега, а потом нырнула на дно, оттолкнулась, взметнулась над водой, снова ушла на дно, оттолкнулась, взлетела вместе с Лучиком, нырнула. И так — до бесконечности. Меня ослепила какая-то безумная радость, которая заполнила все вокруг. Я взлетала вместе с волной, резвилась, как ребенок, и чувствовала, как в мою душу приходит умиротворение.
Когда солнце стало садиться, я выползла на берег, залезла на камень, стоящий на песке, рассматривая яркие разноцветные полоски неба. Оно сияло, как расплавленное напополам с рубинами золото, отражаясь в воде и в спокойных волнах, белоснежной шапкой пены набегающих на берег, и только потом, случайно заметила замершую, неподвижную фигуру Лира на границе леса и берега, смотрящего на меня.
Он стоял и смотрел так очень давно. Наверное, с обеда, как я уплыла в море. Хотя встречу с дядей он не видел. Ну, я так думаю.
Стоял, смотрел и ждал меня.
Он не изменился совсем. Или изменился? Случайная тревожная морщинка на лбу у виска, сильные руки в закатанной до локтей рубашке. Мой цветок — королевская лилия. Наш цветок. Стал еще ярче, словно живой. Тянется от запястья до локтя. Волосы темные, по-прежнему слегка вьются. Глаза с серебром, потемневшие, с затаенной мукой где-то в глубине. Все-таки изменился.
Лир шагнул на песок. Босой. Осторожно бросил на меня взгляд из-под ресниц и сделал еще один шаг. Боится, что уплыву? Я тоже этого боюсь, потому что соблазн кинуться в море — велик. Похоже, у нас одни страхи на двоих. Боится, что разлюбила? Это вряд ли. А я? Я тоже не боюсь, что он перестал испытывать ко мне чувства. Узор из королевских лилий у нас обоих на руке. Пока не умрем. Или не разлюбим. Но второе не случиться. Никогда. Первое — я не допущу. И он — не допустит. Что ему сказал обо мне Аран? А что не сказал? Теряйся тут в догадках. А Лир все приближается. Медленно. Осторожно. Словно боится спугнуть.
Осталось-то всего десять шагов. Он остановился. Посмотрел внимательно на меня, потом перевел взгляд на море. Захотелось крикнуть — да не сбегу я. Никуда я от тебя уже не сбегу. Но голоса не было. Может, и к лучшему.
Шаг.
Остановка.
Еще один.
Остановка.
Солнце по-прежнему тонет в воде, оставляя тени на песке и камнях. И ветра совсем нет. Еще один шаг, и еще один. И следующий. Так не идут, так ожидают приговора. Я замерла на камне, подставив лучам солнца сине-зеленый хвост, чешуйки которого, словно начищенные, сияют и искрятся.
Лир делает еще четыре шага. Быстро, резко, словно боясь передумать, а потом оказывается возле меня. Замирает, вглядываясь в мое лицо. И в его взгляде столько всего… Не передать. Не осмыслить. Не запомнить.
Я вцепилась руками в камень, так, что побелели костяшки. Совсем не такой должна быть наша встреча. Совсем не такой.
Ни когда он умирал. Ни когда я спасала.
Хотя, может, главное, что я вернулась? А он — ждал. И остальное не имеет значения. Совсем.
Лир неожиданно опустился на колени, обхватил меня руками за талию и уткнулся лицом в хвост. Я еще не успела это осознать, как он поднял голову и стал целовать меня вдоль чешуи, и от этого по всему телу разлилось неожиданное приятное тепло, граничащее с пожаром.
Солнце окончательно растворилось в море, почти высох мой хвост, когда Лир, наконец, остановился, тяжело дыша, и посмотрел на меня. В сумерках его лицо казалось таким родным и близким. Я разжала побелевшие пальцы, которыми сжимала камень, и, закрыв глаза, опустила их на плечи Лиру. Он притянул меня к себе и нашел своими губами — мои. И стали не нужны слова и объяснения. Все потом. Нас в этом мире только двое. Он и я. Остальное — переживем, вытерпим, сделаем. Даже все страхи куда-то испарились, расплавились под его поцелуями, разбежались огненными змейками по телу.
Лир остановился неожиданно, прерывая эти ненормальные поцелуи, стараясь отдышаться. Посмотрел на меня потемневшими глазами цвета серебра, взмахнул рукой, и песок оказался усыпанный лепестками белых роз, а метрах в двух от нас появились горящие свечи. Он без слов дал мне понять, чего хочет именно сейчас. И ждал. Терпеливо ждал моего решения.
Выбор за тобой, Ари. Один мой взгляд и…
Я осторожно и медленно провела пальцем по его щеке, а потом наклонилась к нему и поцеловала, стирая сомнения, если они еще были у кого-то из нас. Лир издал стон, прижал меня к себе еще крепче, и стянул с камня, увлекая на песок с лепестками цветов.
А потом…я поняла, что он помнит каждое мое сокровенное желание, которым я поделилась с ним тогда. Досконально так помнит. Его губы целовали, руки неспеша заскользили по телу, заставляя меня выгибаться и хватать воздух ртом. Дальше рука скользнула вниз, и я сжалась в комок, и от стыда положила свою ладонь — на его. Лир замер, мягко поцеловал меня, поднес мою ладонь к своим губам, и, глядя мне прямо в глаза, стал целовать каждый мой палец нежными, сводящими с ума, поцелуями.
И как после этого можно думать хоть о чем-то? Как? Покажите мне такого человека, и я поаплодирую ему, стоя. Обещаю.
И я сдалась и больше не сопротивлялась, позволив ему делать то, что хотелось нам обоим. Его рука внизу распаляла, лишала разума, а губы, снова целующие меня повсюду в каком-то безумии, не давали разуму вернуться. Я сама потянулась к его рубашке и расстегнула ее, сама стянула, и сама стала покрывать его поцелуями. Везде, куда могла достать. Потом, когда мир стал переворачиваться от его прикосновений, Лир вернулся к моим губам и целовал меня снова. Долго. Страстно. Нежно. И эти поцелуи обжигали не только губы, но пронизывали все мое тело. И разве так бывает?
