— М-м-м…
— Уверена, ты спокойно вынесешь второй мой облик.
Старина Фатик был как тетерев на току, поэтому он безразлично пожал плечами.
На миг потемнело. Затем я увидел, что напротив меня сидит высокая женщина, больше всего похожая на ожившую статую из белого мрамора. Хищное заостренное лицо с узкими губами цвета пепла и черными провалами огромных глаз без зрачков и радужки обрамляли длинные, ниже плеч, волосы-тени. Я не знаю, как их описать иначе — это были живые, шевелящиеся тени, и когда пряди набегали на высокий лоб богини, сквозь них просвечивала молочная кожа. Густая серая тень, как многослойная вуаль, окутывала ее тело. Тени змейками разбегались из-под матовых пальцев, хрупких на вид, но созданных, чтобы рвать и метать (сперва метать, а потом рвать на куски, или наоборот). Одна из змеек, выделывая петли, скользнула к моей руке и заплела указательный палец. Я вздрогнул: мертвящий холод без всякого спроса начал взбираться по запястью, направляясь, кажется, к сердцу…
Богиня сделала нетерпеливый жест, и спиральная змейка-тень скрутилась с предплечья и нырнула под ее ладонь.
— Теперь мы можем говорить спокойно.
— Скажи, Лигейя…
— Талаши.
— Что?
— В этой ипостаси я — Талаши. Зови меня этим именем.
Гри… Черт, как все запутанно и сложно! Я подумал, что мне стоит избегать вопросов типа «Как ты это делаешь?», если я не захочу показаться конченым глупцом.
Виджи!
Богиня рассмеялась — и смех ее разошелся тысячью теней-шепотов, которые принялись блуждать вокруг моей головы, накатывая и отдаляясь.
— Ну, вот ты и вспомнил.
Ох… Я утер холодный пот и внезапно осознал, что на мне — прежняя одежда. Куртка, рубаха, штаны, ботинки, хитрый пояс с покойником. Нагрудник и шишак, правда, исчезли. Равно как и оружие.
— Итак, — спокойно молвила Талаши, — ты способен мыслить четко и можешь задавать вопросы.
Я уперся взглядом в глаза богини. От этой ипостаси веяло силой и мощью — разрушительной силой и мощью, способной двигать горами. У меня родилось неудобное чувство, что я провел ночь с ярко накрашенной куртизанкой, которая поутру смыла с себя весь грим и оказалась… оказалась богиней макабра.
Тени выскальзывали из-под ладоней богини, ныряли в розовый мрамор стола, выныривали, будто играя.
Я подумал и сказал:
— Я много где бывал. Но, знаешь, ни на севере, ни на юге среди сонма богов я не встречал твоих имен.
На пепельных губах обозначилась улыбка.
— Верно. Дело в том, Фатик, что я пришла из другого мира. Ты видел вартексы, сквозь которые Фрей призывал существ из Агона, ты понимаешь, о чем я. Миров — множество, и у каждого свой бог, а боги не очень-то любят, когда в их владения без спроса вторгаются…
— Ага, — сказал я. — Тут ты меня не удивила. Теория множественности миров — расхожая штука в моем мире. Есть даже теория путешествующих слов, только представь. Мудрецы утверждают, что отдельные словечки просачиваются сквозь складки миров и влипают во все языки. Вот, к примеру, словечко «шокерно» — откуда оно взялось? А прилагательное «яханный»? В нем загадочная удвоенная «н»! В Хараште обычно прибавляют к нему существительное «фонарь», так неприлично получается…
— Фатик!
— А?
— Когда я сказала, что ты можешь задавать вопросы, я имела в виду вопросы.
— О, гм, прости, богиня…
— Ничего. Слушай и спрашивай, но не отвлекайся на глупости…
— Хорошо, не буду. А сколько всего у тебя… ипостасей?
— Тебе не нужно этого знать.
— Хм. — Крепче знаешь — меньше спишь, или как там? Ладно. Я подумал. — Тогда, будь добра, разъясни мне насчет богов и прочего, если мне, конечно, можно и нужно это знать. Я, видишь ли, не очень-то верил в высшие силы до встречи с тобой.
Талаши улыбнулась уголком рта.
— В каждом из миров мультиверсума есть бог. Но твой мир — особый случай. В нем бога нет, нет высшего существа, скрепляющего бытийное начало, а значит, твой мир обречен на распад. Ему осталось… чуть меньше года.
— А что же бог моего мира? Куда он делся? От чего умер?
Волосы-тени заволновались, словно на них подул ветер.
— Ты видел его останки в пещере… в виде льда.
Я содрогнулся, вдруг осознав… Но она опередила мои слова резким ответом:
— Именно так! Мы зачали нового бога на месте гибели старого. Нет места лучше, да и я не способна произвольно выбирать места.
У богов свои резоны. Я решил помалкивать о зачатии.
— Так от чего же он умер?
Она молчала долго, дольше, чем я занимался любовью с Лигейей, а к ответу подошла издалека:
— Твой мир сейчас — мир страданий и боли, мир лжи и обмана, большую часть которых причиняют носители разума — люди. Мир без бога, наполненный игрушечными и лживыми, извращенными культами под рукой жадных и корыстных людей. Почему умер Атрей? Его убили.
— Гм, — сказал я.
— Это все, что ты можешь сказать?
Я мог бы сказать еще «Че?», «Как так?» и «Почему?», но воздержался от дурацких вопросов; я верил, что богиня сама все расскажет. Думаю, богов убивают не каждый день, событие — знаковое.
Она кивнула в такт моим мыслям.
— Хорошо, я расскажу тебе. Мы знаем, кто убийца, мы знаем, чем чревата смерть бога для мира, с которым он составляет единое целое… — Она взглянула на меня так, что мурашки поползли между лопаток. — Но я начну издалека… Приготовься, и слушай внимательно, и постарайся все правильно понять. Единый Творец создал сущее, выделив его из изначального Хаоса… Он создал миры, богов, людей и иных существ… Я внятно объясняю, Фатик?
А ведь только что она говорила, что я не похож на тупого варвара!
— Более чем, богиня, продолжай.
— Творец опекал созданные им миры, бытийную вселенную, и нас, богов, которые, в свою очередь, должны опекать смертных и уберегать миры от распада… В дополнение к богам он создал эльфов — вечноживущих опекунов смертных рас на земле…
— Опекунов, вот как? Если судить по парочке эльфов, которых я знаю, им самим нужны няньки. Няньки нужны всему эльфийскому племени!
— Фатик, эльфийскому племени нужны палачи, а не няньки.
— Яханн… что?
— Не бойся, я говорю об истинных эльфах дома Агмарта, который, восстав против Творца, был побежден им и целиком заключен ныне в мире Агон. Тех самых эльфах, что пытаются сейчас уничтожить Витриум руками Вортигена, их марионетки, тех, кто способствовал возвышению этого безумца. А ведь он безумец, Фатик, взалкавший бессмертия сумасшедший, готовый ради вечной жизни на всё!
