— Где мой гном?
— Хочешь, чтобы он был тут третьим? — Нежная насмешка.
Я содрогнулся.
— Тогда не задавай глупых вопросов.
В белом сиянии передо мной возник овал, словно кто-то подул на заиндевевшее стекло. Я увидел пещеру: Олник носился по ней, как боевая черепаха, пытаясь нанести урон сталагмитам своим молотком. Зеркальное озерцо было усыпано ледяным крошевом…
— Он думает, тебя поглотил демон. Кричит, вызывает его на бой. Очаровательный смелый идиот… И это, возможно, будущий король Шляйфергарда…
Я подумал, что ослышался:
— Олник… король… гномов? Как такое возможно? Там ведь Жрицы Рассудка? Во всех исконных поселениях гномов — Жрицы Рассудка!
Овал исчез.
— У будущего много дорог. Твоего приятеля я пока усыпила. Не навсегда, не вскакивай! Сядь, Фатик! Присаживайся и задавай вопросы.
Я сел, взглянул на розовый мрамор столешницы. Множество мелких трещин рассекли ее. Интересно, значит, этот столик не был сотворен только что? Гм…
А насчет дорог вероятностей… О них на вилле Бренка мне говорила… Да как же ее звали? Я помнил лишь золотистую гриву волос, милый носик, серые глаза и… Мимолетный укол тоски… Я все забыл. А от богини шел одуряющий аромат, равного которому я не встречал: он пьянил, кружил голову, завораживал…
Богиня кашлянула как обычная женщина, что проявляет вежливое нетерпение.
Я решился задать вопрос:
— Как тебя зовут? — Первый раз я занимался любовью с женщиной, не зная ее имени!
Молчание. Она погрузилась в раздумья.
— Зови меня… Лигейей.
— Спасибо тебе, Лигейя.
Она вскинула тонкие брови и рассмеялась.
— Ах, это! Ты так старомоден, Фатик. Это ответ.
— Ответ?
— Твой первый вопрос был — почему я. Это — ответ. Ты до судорог правилен.
— Э-э?
— Ты старомоден, по-хорошему старомоден, ты правильный человек. Ты из тех немногих, кто старательно, упорно тянется к Свету. И еще, — она внимательно посмотрела на меня, — в глубине души ты мечтаешь быть верным одной женщине всю жизнь. Это так… мило. — В серебряном голосе не было насмешки. — Люди в твоем… распадающемся мире смеются над супружеской верностью в открытую… Все смеются.
— Я не все.
— Знаю. Я верно считала тебя через пифию. Помнишь, она поймала тебя на улице Честных Предсказателей Харашты?
Свихнутый часовщик! Я вздрогнул. Скрюченная фигурка, замотанное тряпками лицо…
Гритт!
Теперь вздрогнула она. Пальцы рук сжались в кулачки.
— Лигейя?
Ноздри ее трепетали.
— Фатик, не смей думать это имя, не смей проговаривать его вслух, пока со мной говоришь!
— Гритт? — на всякий случай уточнил я. От большого, надо полагать, ума.
Мне показалось, что ее глаза метнули красноватую молнию в опасной близости от моего плеча. Я учуял запах шторма.
— Не… проговаривай!
— Прости. — Похоже, я вляпался. Не в навозную кучу, но в разборки высших сил, что для простого смертного куда гаже навозной кучи. Высшие силы — они, я уверен, способны прихлопнуть любого человека походя, как мы убиваем комара.
Вляпался… И кто — я! Тот, кто всю жизнь толком не верил ни в одно божество! Эх, Фатик! Почему так много бед за такой короткий срок свалилось на твою голову?
— Знаешь, богиня, — произнес я, понабравшись наглости, — я все же хотел бы уточнить еще раз…
Лигейя читала мои мысли, как открытую книгу. Она кивнула:
— Почему ты?
— Именно. Если тебя не затруднит, поясни мне подробней. Я грубый, не слишком смекалистый варвар, у которого в кулаках мыслей больше, чем в голове. Так почему я?
Тонкий смех. Она перетекала от одного эмоционального состояния к другому мгновенно, как… обыкновенная женщина.
— Ну какой же ты… варвар! Ты… — Лигейя внимательно взглянула на меня. — Нет, этого я тебе не скажу. Если тебя хорошенько отмыть и свести эту дурацкую татуировку… Кстати, да, я, пожалуй, ее уберу. Виджи будет довольна.
Виджи? Я слышал это имя раньше. Кто такая Виджи?
— Я, знаешь, не буду возражать. А кто такая Виджи?
Богиня прикоснулась к моему колену пальчиками ноги. Подушечкой ступни она провела вниз, затем отдернула ногу и расхохоталась. Я немедленно возжелал, чтобы она и поскребла меня, и отмыла, лучше всего — в горячей ванне, где взбили мыльную пену с запахом лаванды и бергамота.
Эта женщина обладала самой могучей и разрушительной магией на свете — магией вожделения. Я бы назвал это сексуальной магией, запаковал в плотные бумажные пакеты и продавал из-под полы дурнушкам всех возрастов. Тогда, подозреваю, женщины взяли бы всю власть над миром.
Усилием воли я отвлекся от разнообразных, но неизменно красочных видений, и посмотрел в глаза Лигейе. Она кивнула и усмехнулась.
— Тебе нужны мотивы? Они просты. Совокупность твоих душевных качеств. Рожденный бог будет нести твои наследственные признаки наравне с моими. Они уравновесят друг друга. Это твой мир, и ты имеешь право участвовать в его спасении.
Я задал вопрос, который пробивался сквозь вал вожделения горящим вопросительным знаком:
— А зачем моему миру новый бог?
— Потому что прежний бог твоего мира, тот, кого вы зовете Атреем, давно мертв.
— Бог ты мой! — сказал я и присвистнул. Не слишком пристойный жест, но, думаю, Лигейя не обиделась.
— Да, Фатик, смертны даже боги…
— А разве боги не живут вечно, как… эльфы?
Ее губы — коралловые и без меры соблазнительные — дрогнули:
— Все непросто.
Непросто? Ад и пламя!
— Все стало непросто с тех пор, как Единый Творец исчез.
— Исчез? То есть пропал с концами, ты хочешь сказать? Значит ли это, что на святых Небесах тоже нет порядка?
— Смотря что разуметь под порядком… и под Небесами.
Начинается! Если Лигейя будет говорить загадками, мы никогда не доберемся до сути! Хотя… какая суть о богах может быть доступна простому смертному?
Тут я вновь коснулся взглядом выреза хитона. Мои мысли немедленно окрасились в розовый цвет. Клянусь, все это происходило помимо воли. Не каждый день сидишь рядом с воплощенной чувственностью!
— М-м-м…
Богиня вздохнула.
— Нет, Фатик, так не пойдет. Ипостась Лигейи слишком тебя оглушает.
— М-м-м…
— Уверена, ты спокойно вынесешь второй мой облик.
Старина Фатик был как тетерев на току, поэтому он безразлично пожал плечами.
На миг потемнело. Затем я увидел, что напротив меня сидит высокая женщина, больше всего похожая на ожившую статую из белого мрамора. Хищное заостренное лицо с узкими губами цвета пепла и черными провалами огромных глаз без зрачков и радужки обрамляли длинные, ниже плеч, волосы-тени. Я не знаю, как их описать иначе — это были живые, шевелящиеся тени, и когда пряди набегали на высокий лоб богини, сквозь них просвечивала молочная кожа. Густая серая тень, как многослойная вуаль, окутывала ее тело. Тени змейками разбегались из-под матовых пальцев, хрупких на вид, но созданных, чтобы рвать и метать (сперва метать, а потом рвать на куски, или наоборот). Одна из змеек, выделывая петли, скользнула к моей руке и заплела указательный палец. Я вздрогнул: мертвящий холод без всякого спроса начал взбираться по запястью, направляясь, кажется, к сердцу…
