Ознакомительная версия.
Теперь главное, чтобы Ди Майо не укатил куда-нибудь “на гастроли”: он любит поездить по дружественным клиникам с показательными операциями. Впрочем, мы все это любим…
— Родерико, добрый день! — сказала я темному экрану коммуникатора. Что за тьма, сейчас середина дня, час пополудни, спит он, что ли? — Это Нора Хемилтон-Дайер, если можете, ответьте!
Судя по встрепанному профессору, появившемуся на экране через какое-то время, он не спал, но занят был чем-то предосудительным. Да и ладно, пусть его; лишь бы сделал то, что нужно мне.
Все-таки ужасно неудобно жить без секретаря. Вот сейчас мне нужно взять билеты на поезд до Медиоланума, выбрать там себе отель, чтобы переночевать, заказать билет в Оперу — последние лет пятнадцать все это делала Альма, а теперь придется самой.
Ладно; я, конечно, справилась. Но, если предложение Пьетро Контарини будет принято, и я поселюсь в Ка”Виченте надолго, Альме Хендерсон тоже придется пересечь океан!
Вот вроде бы недолгое дело, посещение выставки-продажи: час, полтора, ну, много — два. Так почему же я провела там почти пять часов, домой вернулась без ног, но зато приобретя шелка и изделия всех видов, типов и расцветок? А ушла я оттуда одна из первых, между прочим… Ладно, мои покупки привезут завтра, синьора Польдини уже предупреждена и они с Марией, моей новой горничной, все разберут, развесят и отгладят. Все завтра, сейчас спааааааать…
Мне снилось, что только что я исполнила сложнейшую оперную арию, и меня заваливают цветами. Все бы хорошо, но один из букетов настолько тяжел, что придавливает меня к земле, а розы шипами вонзаются мне в плечи. Дернувшись, я проснулась и пискнула от ужаса: прямо перед моим лицом в темноте спальни горели два круглых желтых глаза, а на груди лежала какая-то тяжесть. Я зажгла светильник и обнаружила, что Руди переминается на мне всеми четырьмя лапами, периодически вонзая когти, и неотрывно глядит мне в лицо.
— Кот, ты обнаглел! — рявкнула я, спихивая его на пол.
Руди сел на коврике возле кровати, обернул рыжий хвост вокруг лап и продолжил меня гипнотизировать.
— Чего тебе надо? — проворчала я уже чуть более миролюбиво. — Дверь открыта, иди по своим делам.
Кот подошел к открытой двери и уселся возле нее, явно призывая меня последовать за ним. “Вообще-то, — подумала я, — Руди в первый раз зашел в эту комнату за все время. что я живу в Ка”Виченте. Может, кто-то забрался в дом, и он предлагает мне пойти и составить ему компанию в охоте на злоумышленника?”
— Ладно, подожди, я халат надену. Не хотелось бы простудиться, — я отправилась на поиски теплого халата, продолжая бурчать под нос уже для себя самой. — Совсем с ума сошла. Уже с котами разговариваю…
Руди коротко мякнул за моей спиной, не то поторапливая, не то возражая против “котов” во множественном числе. Надев и туго завязав халат, я последовала за рыжим хвостом по лестнице наверх, на второй этаж, где были комнаты, предназначенные для прислуги. Я подумала было, что синьора Пальдини плохо себя почувствовала, но кот не остановился и вновь пошел к лестнице. Что там у нас, чердак? Вообще-то, на чердаке я еще не была, но почему ночью?
— Руди, — прошептала я. — Может, утром сходим?
Еще одно короткое “Мя” было мне ответом. Кот уже стоял перед закрытой дверью и выжидательно на меня посматривал. Я пожала плечами и толкнула дверь; она беззвучно отворилась, и мы с котом, следом за летящим фонариком, вошли внутрь.
Чердак был большим. Очень большим. Дальний конец его терялся в темноте. Я зябко поежилась и прибавила света в фонарике.
— Ну, и что тут у нас?
Руди прошел мимо кресел, закрытых белыми чехлами, мимо горы чемоданов, миновал несколько сундуков (ох, надо будет потом сунуть в них нос) и остановился перед… чем-то, накрытым тканью. Зеркало или картина?
— Кот, ты уверен, что это можно трогать?
В ответ Руди боднул меня лбом в ногу и снова подошел к загадочному предмету.
Ну, ладно, не съедят же меня… Я потянула ткань, и она с шуршанием сползла на пол.
К счастью, это не было зеркало; зеркала бы я не выдержала, и понеслась бы вниз по лестнице с топотом и визгом. Ну, я так предполагаю.
Передо мной была картина. Портрет молодой женщины, написанной в полный рост, практически в натуральную величину. Дама была одета примерно в такое платье, какие я купила в ателье Флавиа — голубой шелк, кружева, пышные юбки. Стоя возле туалетного столика, боком к зрителю, она не то снимала, не то надевала маску-gatto. Подпись художника есть, но одни лишь инициалы, это мне не по зубам. А кто изображен, интересно? Я обошла картину и посмотрела на задник: там что-то было написано на латыни, но слишком уж вычурным почерком. Подозвав фонарик поближе, я всмотрелась и сумела разобрать надпись: “Герцогиня Лаура Виченте дель Джованьоло. Писано в день ее двадцатилетия, 18 февраля 1788 года от О.Д.”
Хм, а ведь юная герцогиня стоит возле знакомого мне туалетного столика: розовое дерево, зеркало, окаймленное стеклянными лилиями, на ящичках резные накладки из слоновой кости… Готова спорить, именно на этот столик я сегодня утром положила ровно такую же маску!
— Очень интересно, Руди, но зачем ты меня сюда привел? Руди?
Но кота уже не было на чердаке.
Как ни странно, чердачное приключение отогнало от меня дурные сны, и до утра я проспала просто отлично. А утром, подойдя к окну будуара и посмотрев на Гранд Канал, только ахнула: вода залила всю набережную и подступила к домам. Над каналом висел густой туман, здания напротив лишь угадывались в этой жемчужной пелене. По каналу темными тенями скользили гондолы и катера, и лодочники перекрикивались протяжно.
— Сегодня высокая вода, не волнуйтесь, синьора, это хорошо, — сказала мне синьора Пальдини, принесшая кофе и булочки. — Городские власти воспользуются случаем и почистят каналы. А то ведь стыдно сказать, но в районе Каннареджо в шаге от фондамента Ормезини все каналы зеленые и попахивают.
Она выразительно повела носом.
— Понятно, — сказала я. — Синьора Пальдини, я сегодня уеду и вернусь завтра вечером, скорее всего. Возможно, ко мне приедет гость, пожалуйста, подготовьте гостевую спальню. Или даже две…
— Хорошо, синьора, — пока мы разговаривали, домоправительница налила мне кофе, добавила туда взбитые сливки и точным движением нарисовала на их поверхности сердечко из тертого шоколада. Потом подала мне масло, свежую клубнику, тарелку с несколькими сортами сыра и остановилась в выжидательной позе.
— Замечательно, — искренне похвалила я, глотнув из чашки.
— Синьора, вы довольны горничной?
Ознакомительная версия.
