Ознакомительная версия.
Опять вопрос — а почему в отдельный дом, Контарини-Боволо, выделили третьего сына, Витторе? И что это, наказание или поощрение?
Я отключила компьютер, пометив себе в блокноте все вопросы, которые хочу задать. Торопиться мне некуда, этот ребус я решу раньше или позже. А сейчас надо ложиться спать, потому что завтра многое должно случиться.
Расправив на манекене свое фиалковое платье, я подошла к одному из зеркал. Оно холодно отражало полки и вешалки с моими вещами, мое усталое лицо и растрепанную прическу, раскрытую дверь в спальню. Я погладила серебряные виноградные лозы, свивавшиеся в раму и отправилась умываться. Надо еще завтра попытать Франческу, что-то она такое говорила про здешние зеркала?
Наутро сигнал коммуникатора прозвучал ровно в тот момент, когда у меня был полон рот зубной пасты. Понятное дело, пока я дочищала зубы и все это выполаскивала, загадочная ранняя пташка отключилась, номер не определился. Следующий раз колокольчик прозвенел на первом глотке кофе. Но, услышав голос Пьетро Контарини, я могла только тихо вздохнуть и любезно поприветствовать его:
— Доброе утро!
— Доброе утро, синьора Хемилтон-Дайер! — голос графа прямо-таки излучал оптимизм. — Если я приеду к вам вместе с Карло примерно через час-полтора, вам это будет удобно?
— Конечно, приезжайте. Буду вас ждать.
Одним глотком я допила кофе и отправилась одеваться.
«Вот не буду сегодня наряжаться и играть в карнавал, — бубнила я себе под нос, выкапывая из чемодана джинсы и хлопковый джемпер. — Не хочу, я современная женщина, мне длинные юбки неудобны и неуместны». Оделась, взглянула в зеркало и разочарованно поджала губы. Вчерашняя Нора явно была интереснее сегодняшней.
Руди и синьора Пальдини проводили визитеров в гостиную. Кот подошел ко мне, потерся о ноги, строго взглянул на представителей клана Контарини и важно удалился, подрагивая хвостом. Горничная принесла поднос с кофе и сливками и нас, наконец, оставили одних.
Я рассматривала молодого человека.
Серебряная маска была частью лица. Вот как бы это объяснить… Наверное, можно сравнить это с губами — кожа другого цвета, но нет шва, физической границы между тем и этим участком тела. Так было и тут: вот серебряная поверхность, сверкающая металлом, вот теплая кожа шеи и уха. Цвет и даже текстура разная, а граница между ними лишь визуальная.
— Можно потрогать? — спросила я, прерывая молчание.
Карло дернул головой, обозначая согласие.
Я прикоснулась к маске — холодная, чувствуется металл. К коже — теплая, живая. К границе… не понимаю. Пальцы не чувствуют здесь ни тепла, ни холода, только… пустоту проклятия?
Встав, я прошлась по гостиной, подошла к окну и посмотрела на Гранд канал. Потом вернулась к гостям, встала перед Карло и сказала:
— Я могу попытаться помочь вам. Если операция пройдет удачно, мы снимем с вашего лица эту маску и заменим ее специальным составом, который через несколько дней превратится в настоящую кожу лица.
Темно-серые глаза смотрели на меня сквозь прорези маски, и я не могла понять их выражения. Пьетро поспешил ответить:
— Мы согласны.
— Подождите, это не все, — я покачала головой. — Три-четыре дня, и вы получите то лицо, которое захотите. Дадите мне портрет, каким вы были до… проклятия, будете таким. Нет — покажете желаемое лицо и получите его. Но есть одно «но».
— Какое? — нетерпеливо выкрикнул Карло. — Да говорите же, Темный вас побери!
— Карло! — попытался одернуть его родственник.
Я жестом руки заставила его замолчать и продолжила, глядя прямо в серые грозовые глаза:
— Поначалу это лицо будет столь же выразительно, как нынешняя серебряная маска. Постепенно вы сами сделаете его вашим настоящим лицом. На нем будет отражаться каждый ваш поступок, дурной или хороший; любовь, ненависть, равнодушие — все это нарисует на чистом полотне ваш новый облик. Все будет зависеть только от вас, Карло.
Молодой человек помолчал, потом спросил тихо:
— Такой… как бы Дориан Грей наоборот?
— Да. Именно. Дориан Грей наоборот, — согласилась я.
— Нет, — он встал и пошел к двери; остановившись в проеме, повторил, не поворачиваясь, — Нет!
И вышел, без хлопка закрыв дверь.
Старший Контарини закрыл руками лицо и минуту просидел молча. Потом оторвал с усилием ладони от глаз, сказал глухо «Спасибо!» и встал.
— Сядьте, Пьетро, куда вы спешите? — спросила я спокойно.
— Чего ради теперь мне отнимать ваше время?
— Вы ничего не поняли, дорогой мой. Он уже согласился. Я даю ему десять минут на то, чтобы вернуться. Выпейте пока еще кофе, или, может быть, чего-то покрепче? Погодите-ка…
В кабинете я достала из шкафчика, на красном лаке которого были вырезаны пышные пионы, бутылку, поспешно вернулась в гостиную и дернула за шнурок колокольчика. Синьора Пальдини выросла на пороге, кажется, раньше, чем звон колокольчика затих в глубине дома. Я показала ей бутылку, она кивнула и через мгновение уже внесла поднос с широкими бокалами-«тюльпанами», вазочками с орехами и кусочками пармезана. Разлив в бокалы понемногу, я протянула один моему визави.
— Что это? — спросил он без интереса.
— Подарок пациента. Получен от него через год после операции, — сказала я не без гордости.
Пьетро осторожно глотнул и задохнулся.
— Ого! Келимас?
— Пятидесятилетней выдержки, лучший купаж за последние сто пятьдесят лет. Все будет хорошо, поверьте.
Дверь в гостиную вновь открылась. Карло подошел вплотную к моему креслу, посмотрел сверху вниз и сказал:
— Я согласен.
Граф Контарини шумно выдохнул.
— Хорошо, — сказала я. — Мне понадобятся от вас ответы на некоторые медицинские вопросы, я пришлю вам анкету на электронную почту. Пожалуйста, постарайтесь отвечать как можно точнее и подробнее.
Молодой человек записал мне свой электронный адрес и посмотрел на дядю:
— Ты еще остаешься?
— Да.
— Ладно, тогда я пройдусь пешком… До свидания, синьора!
Изысканно поклонившись, он вышел.
— Итак?… — я смотрела на графа.
— Итак, если не возражаете, синьора, я бы хотел обсудить ваш… гонорар. Правильно я понимаю, что деньги вас не очень интересуют?
— Да, это действительно так. Какие-то иные варианты существуют?
Пьетро усмехнулся и вдруг сделался молодым и невероятно красивым. Боги, так все это время у него было такое мрачное лицо, что он казался почти стариком! А на самом деле ему всего сто лет, для мага это молодость, которая будет длиться еще очень долго…
— Вы ведь уехали из Бостона не просто потому, что захотели попутешествовать, не так ли? — спросил он.
Ознакомительная версия.
