– Кто?
– Дом. Он, словно кокетка перед выездом на званый ужин, примеряет и отбрасывает платья, пробует и стирает грим и никак не может остановиться. Почему?
– Потому, – грубо буркнул Таргил – и почувствовал, что Варна-Предстоящая сейчас расплачется. Пришлось успокаивающе погладить плечо собеседницы и через силу усмехнуться.
– Он приспосабливается, Варна. Я полагаю, что в ментальном плане Дом присутствует на всех Перекрестках одновременно, а реально, физически – то здесь, то там, но всегда в одном месте, не раздваиваясь. Он нащупывает наиболее сильные потоки веры и перехватывает их поверх голов остальных – я имею в виду остальных желающих, Предстоятелей больших и малых, и совсем уж мелких, берущих числом и наглостью…
Ты ведь сыта, Варна?
Варна-Предстоящая гордо вскинула точеную головку, сверкнув россыпью огней на диадеме, и Таргил понял – Варна не уловила сути и половины сказанного, зато успела обидеться.
– Это неделикатный вопрос, Таргил! Ты стал развязен и… но я отвечу. Да, я сыта! И благодарна Дому за то, что мне теперь не надо для этого бороться за Перекрестки с наглыми девками или служить в храмах Сиаллы наравне с простыми жрицами – нагромождая легенды о чахнущих от страсти юнцах и старцах! Я сыта внутри Дома, культ Сиаллы процветает – и не будем об этом!
Таргила охватила беспричинная злость. Он хотел было сравнить раскрасневшуюся Варну с рыбой-прилипалой, паразитирующей на акуле, или…
Стена напротив дрогнула, замерцала, и на ней образовалось круглое зеркало в резной раме мореного дуба.
Таргил задохнулся, глянул на свое отражение, и ему пришло в голову, что рядом с ослепительной Варной именно он – рыхлый лысеющий коротышка с редкими усиками и вялыми плечами – именно он скорее походит на паразита, на толстую суетливую вошь, рассердившуюся на более стройную и глупую товарку…
Он резко повернулся и почти побежал по коридору, оставив Варну в недоумении и растерянности. Таргил задыхался и не мог избавиться от ощущения, что кто-то ехидно хихикает ему вслед.
Около полуночи в его комнату постучался Махиша. В последнее время они встречались редко, как, впрочем, и все Предстоятели, поселившиеся в Доме – при желании можно было вообще ни с кем не сталкиваться и поддерживать в себе иллюзию одиночества; думать, что ты один, нет, что вы вдвоем – Ты и Дом; нет, втроем – Ты, Дом-на-Перекрестке и мир, мир за окнами, мир людей, которые верят…
Из всех тайных братств Искушенного Халла к Предстоятелю Таргилу шли послания. В его руках сосредоточивались тонкие нити, нити информации и понимания, хотя иногда Таргилу казалось, что он опутан этими нитями, и лучше ему было бы не знать, что…
В Но-Ирри обветшал и покинут жрецами храм Огненного Тэрча. Местные жители разобрали его для собственных нужд, ссылаясь на гнев единственного великого и могучего Инара-Громовержца. Сказки о битвах Тэрча с горными гигантами запрещены, барельефы над входом сколоты, и поверх сельским маляром нарисован бородатый Инар с кривой молнией в руке.
Три рунных столба Реи-Звездноглазой – в предгорьях Хоара, Пши и в долине Иссы – снесены до основания, дабы не порочили единственно сущую Матерь-Ночь Ахайри. Миф о сошествии Реи в Бездну признан еретическим, пять строптивых сказителей сожжены, остальные поспешили уйти в писцы и балаганные зазывалы.
У Райзского залива пьяными рыбаками изнасилованы восемь служительниц Аэллы Пенногрудой; одна из них, по имени Элиноар, вскоре повесилась, судьба остальных неизвестна. Рыбаков судили и дали год портовых работ условно – выяснилось, что они действовали во славу единственно существующей Сиаллы-Лучницы и были спровоцированы развратными лжеобрядами.
В капищах Эрлика, Зеницы Мрака, возобновились человеческие жертвоприношения. Власти молчат и смотрят на это сквозь пальцы. Объявившийся в столице пророк Шиблы-Исторгателя Душ разорван толпой – во имя единственного и непреложного Эрлика. Легенды о Шибле и темных реках подземного мира спешно переделываются – в основном, меняются имена.
Все ремесленники перед началом работ обязаны возносить мольбу к Отцу Тайного знания Хаалану. Книги без аналогичного посвящения считаются кощунственными и сжигаются принародно. Иногда – вместе с автором.
В столице поговаривают об объявлении Пяти Культов государственной религией со всеми вытекающими последствиями. Ходят слухи о черных списках еретиков и двоемыслящих, оружейники перегружены заказами – предполагают скорую Священную Войну.
…Таргил подумал о Предстоятелях гибнущих культов – знахарях, магах, жрецах, пророках – об их ужасной судьбе; затем мысли его перескочили на Дом и бьющуюся в его изменчивых стенах неприкаянную сущность Авэка ал-Джубб…
Ему захотелось напиться.
«А ведь ты знал, на что идешь, – Таргил сжал обеими ладонями виски и зажмурился, словно от головной боли, – знал, что нарушаешь равновесие, и нечего теперь лукавить… Ты ведь тоже сыт. Твой Дом безошибочно ориентируется в ауре верующего человечества, он точно чувствует узловые места ее структуры, Перекрестки эмоциональных потоков – и все вы, живущие в Доме-на-Перекрестке, заряжены до предела и способны на многое…
Но отчего же вам ничего не хочется делать?!»
Он боялся признаться самому себе, что ему теперь нужно гораздо больше веры, чем раньше; что она не настолько заряжает его, как до возникновения Дома, заряжает и толкает на сверхъестественное – нет, вера людская теперь будто проходила сквозь него и изливалась…
Куда? В Дом-на-Перекрестке?!
Кто они, Предстоятели Дома – ясновидцы, переставшие предсказывать; жрецы, переставшие служить; маги, разучившиеся творить чудеса; Предстоятели, не захотевшие отдавать?…
Кто? Мудрые, выигравшие бой? Или черви в теле клеща, присосавшегося к человечеству?
Или части Дома – жвалы, лапы?… Рабочие органы зверя на тропах духа человеческого…
Кто?!
Вот тут-то и вошел Махиша.
Короткие толстые пальцы его охватывали горлышко плетеной бутыли, в которой что-то булькало, распространяя соблазнительный запах. Словно чувствовал быкоподобный Предстоятель гневного Метателя молний… тихий, грустный человек.
– Ты не спишь, Таргил? Я вот не сплю… Выпить хочешь?
Это было до того непохоже на обычное поведение Предстоятеля Махиши, что Таргил на мгновение зажмурился и затряс головой. А когда он вновь открыл глаза, то опять увидел стол (ставший за это время массивным и полированным), донесения из братств Хаалана, а в дверях стоял Махиша и виновато моргал короткими рыжими ресницами.
– Налей мне, Махиша, вина, – как-то невпопад возвестил Таргил, – чтоб кубок отливал багряным, чтоб я почил в блаженстве пьяном, забывшись в паутине сна…
