Генри Олди - Ожидающий на перекрестках

Грольн вдруг осекся, закашлялся и судорожно втянул в себя воздух.

– Сарт, – испуганно спросил он, – что я говорил? Ведь я что-то говорил? Мне кажется… это не я. Это МНОЮ говорили… это Авэк… он хочет вырваться, он не виноват…

Я смотрел в пол и молчал.

– Я тоже хочу вырваться, – тихо сказал Эйнар. – Только не знаю – куда и как… и без вас не пойду. Собственно, нам даже из этой комнаты выходить нельзя – Дом тут же опять примется нас переделывать. А второго раза мы можем и не выдержать.

Я оторвался от косяка и сделал шаг. Вроде, ничего… Еще один. И еще. Маленькая, однако, у меня комната – девять шагов вдоль, семь – поперек… Мне всегда было легче думать во время ходьбы. Странное свойство, но все-таки…

Здесь, в этой знакомой неменяющейся комнате, мне не требовалось усилий, чтобы оставаться самим собой, но где-то внутри сохранялась память о тех, кого Дом упрямо прогонял через мой мозг, как каторжников по Имширской дороге. Лайна, Махиша, Варна… Трайгрин… ну, этот, как всегда, в тени… Таргил-еретик…

Я словно играл в «холодно-горячо». Словно некто стоял у меня за спиной, некто, удержавший эту комнату в неприкосновенности под напором метаморфоз Дома; он стоял и пытался подсказать.

– Авэк, – прошептал я – и почувствовал тепло, жар смоляного костра и запах горелой плоти. – Авэк ал-Джубб Эльри. Если это ты – я открыт. Войди и ответь.

И тут он вошел. На один миг – но мне хватило. Так хватило, что…

…Они ничего не заметили. Ни Эйнар, ни Гро. Я даже не успел упасть, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. И еще половина вечности.

Я опустился на пол рядом с Эйнаром и закрыл глаза. Спасибо, Авэк… Я знаю теперь – это ты говорил через Грольна. Но у Грольна еще не было для этого своих слов. А я могу говорить сам.

– Предстоятель Таргил покинул Дом, – я пробовал каждое слово на вкус и произносил лишь те, что горчили. – Он вырвался, и Дом потерял одно из кормивших Его щупалец. Кроме того, пищи становилось все меньше: в мире начали исчезать мифы. Культы – кроме Пяти – вырождались; люди заменили веру привычкой, убив искренность… Пищи для Дома стало еще меньше. А потом начали гибнуть Мифотворцы. Пища почти исчезла. Что из этого следует с точки зрения голодного животного – Дома?

– И что? – вяло поинтересовался Эйнар.

– А то, что это Он вызвал нас из Фольнарка, Эйн… И выгнал всех Предстоятелей к нашему приезду. Дом хочет сделать НАС своими Предстоятелями – вместо тех, старых, износившихся… Ведь, кроме них и нас, Он, в общем-то, и не знает других людей. И Он будет – вне этой комнаты – изо всех сил вбивать в нас троих Пять Имен. Чтобы мы стали ими. Чтобы мы получили дар, который передается от Предстоящего к его преемнику в час смерти дарителя. Дом не понимает, что то, что Он задумал – противоестественно! Последствия Его не интересуют. Или у Него есть какие-то свои соображения. Хотя я понятия не имею, какие у Него могут быть соображения, и чем Он соображает…

– Вне этой комнаты? – Эйнар думал о чем-то своем, тоже не слишком радостном, и это ясно читалось на его лице. – Вне… А внутри? Впрочем, не сидеть же нам тут всю жизнь…

– Я наружу хочу! – голос Грольна чуть дрогнул. – Я не хочу – тут…

– И Дом не хочет, чтобы мы – тут, – я попробовал улыбнуться, но у меня ничего не вышло. – И я не хочу. Я хочу – там… Я хочу искать Предстоятелей. И в первую очередь – убийцу Мифотворцев, Таргила, Предстоятеля Хаалана-Сокровенного. Он объявил войну Предстоящим, живущим в Доме, и, похоже, добился своего – Дом пуст. А я боюсь, что пустой Домна-Перекрестке, не сумевший переделать нас, созреет для того, чтобы впустить Единственного… Кем бы он ни оказался.

Я подозревал, кем он может оказаться.

– Ты что-то понял, Сарт, – Эйнар зашевелился и шумно вздохнул. – Ты всегда соображал лучше меня. Нет, не всегда – но часто. По крайней мере – быстрее. Я уже не слеп, но чего-то еще не вижу… Могу я узнать то, что знаешь ты? Хотя я согласен поверить тебе на слово…

– Можешь, Мифотворец Эйнар. Расслабься, развороши весь тот хлам, что набросал в тебя Дом, и вспомни – кого наши милые Предстоятели убивали всей оравой вот в этой самой комнате? Ты должен вспомнить, Эйн… и тогда он заговорит с тобой, как до того – со мной…

…И я тоже ничего не успел заметить. Эйнар закрыл глаза и открыл глаза. Но это были совсем другие глаза. Еще раз спасибо, Авэк… за одну-единственную комнату в огромном, бесконечном Доме… Как это иногда много, неизмеримо щедро – девять шагов вдоль, семь – поперек… девять шагов передышки.

– Когда мы уходим, Сарт? – без лишних предисловий спросил Эйнар. – Сейчас? И, знаешь – пусть боги дадут нам подольше оставаться такими, какие мы есть.

– Мы уходим сейчас, – у Гро снова прорезался тот бесцветный, скрипучий голос, от которого меня передернуло. – Дом выпустит нас. Он уже знает, что мы скорее разобьем себе головы, чем… Выпустит, и до порога проводит – когда почувствует, что мы идем искать Его Предстоятелей. А мы пойдем искать…

Я знал, что – пойдем. И в первую очередь – лжебиблиотекаря Таргила, Предстоятеля Хаалана-Сокровенного. Единственного, кто…

Единственного.

Я встал, зацепив стол, и с давно увядшего цветка в вазе упал последний сморщенный лепесток. Я взял его и долго вертел в пальцах.

– Одни веселые дороги, – невпопад сообщил я. – И в этом мире полюбил одни веселые дороги.

– А я тоже знаю эту песню, – неожиданно улыбнулся Грольн. – Честное слово, помню…

– Какую? – спросил Эйнар.

– Откуда? – спросил я.

– Не помню… папа пел, что ли… или слышал где… Среди бесчисленных светил я вольно выбрал мир наш строгий, и в этом мире полюбил одни веселые дороги…

Эйнар хрюкнул и совершенно неприлично расхохотался.

– А дальше? – поинтересовался он, отфыркиваясь. – Еще веселее?

– Ведь это было так давно, – я подмигнул Грольну, и мы на два голоса закрутили совершенно немыслимую руладу. – И где-то там за небесами…

Мы сидели, глядя перед собой в неизменные стены, за которыми пульсировал голодный Дом-на-Перекрестке, за которым жил, любил, умирал, ВЕРИЛ почти незнакомый нам мир; мы сидели, три Мифотворца – два больших и один поменьше – на распутье всех возможных и невозможных Перекрестков; мы сидели, три случайных человека, единицы из множества, три человека и комната, где некогда не дали спокойно умереть мятущемуся творцу «Раги о Предстоящих»…

Мы сидели и знали, что скоро нам – идти.

Из Дома.

Чем прорастешь, Дом, Дом-на-Перекрестке?…