Круца пропускал историю мимо ушей. Он начинал думать, что и парень, и его история — часть причудливого бредового сна, порожденного жестокой лихорадкой.
— Вот… Я повзрослел, и перед смертью моя «тетка» — а ей Уже за семьдесят было, на смертном одре-то — рассказала мне все. Я похоронил няньку и ее сестру — обе в один и тот же день померли, на одной кровати даже — и пошел в город, оставив лес, который был моим домом, сколько я себя помнил. Вот в основном и все. Имя моего отца я не упоминаю, конечно, пока он меня не признал официально, так сказать, но я могу тебе сказать, что он правит большим городом, живет в громадном дворце и не в миллионе миль отсюда. Знаешь, в ясную ночь я могу видеть кровли его палат из моего окна.
Голова Круцы плыла от того количества славного крепкого бренди, которое он в себя влил за вечер, но он ни секунды не сомневался, что слушал всего лишь сказку, в крайнем случае, с несколькими словами правды. Ему это было безразлично. Он хотел, чтобы парень расслабился и поверил ему.
Круца ушел поздно. Памятуя о том, что ему надо выполнить норму, он стянул маленькое позолоченное зеркальце, спрятав его под куртку.
— Да ладно, — сказал Дохляк, заметив кражу, — бери. Ты берешь ее у вора, значит, это ничья вещь. Забирай.
Круца почувствовал вину в первый раз с тех пор, как был ребенком.
— Эй, а как тебя зовут? — спросил он.
— А, нет у меня имени, — добродушно ответил парень, — я ведь незаконнорожденный и все такое. И мама не прожила достаточно долго, чтобы дать мне имя. Когда я стал достаточно взрослым, и возникла нужда в имени, тетка стала звать меня Дохляком. Можешь звать меня так.
— Лады. Мое имя Круца.
— Забавно. Я думал, тебя будут звать Сопляк. — Он рассмеялся грубой шутке. — Нет, ты слышал? Дохляк и Сопляк! Вот умора!
Круца моргнул, выдавил улыбку, бросил: «Увидимся» и ушел.
Самородок, вот кто этот парень. У него дар в пальцах, в походке, в полнейшей безвестности. Это редкость. В Мидденхейме было полным-полно воров, среди них много хороших (в том числе и Круца), но прирожденных воров была всего горстка. Если парень подтвердит, что он на самом деле тот, за кого его принял Круца, тогда священной обязанностью для Круцы станет завербовать малого к Королю Дна.
«А может, я приберегу его для себя, — думал Круца. Эта мысль прочно засела в его уме. — Как тогда легко было бы выполнить норму, скинуть Короля со своей шеи, начать работать серьезно, по своему усмотрению».
Но завербовать парня в любом случае представлялось задачей не из легких. У него в голове оказался целый свод совершенно безумных правил и понятий о том, у кого и что можно воровать. Он не видел смысла в краже ради перепродажи добычи по меньшей цене. Он воровал, чтобы жить.
Но он был хорош, и Круце невыносимо больно было видеть пропадающим впустую такой талант.
Он выждал два дня, а на следующее утро притаился в сонной аллее рядом с домом, где жил Дохляк, и дождался момента, когда парень выбрался из своих развалин. Круца вышел из тени, делая вид, что не меньше Дохляка удивлен якобы случайной встрече.
— А, снова ты, — сказал Круца.
Лицо парня осветилось радостью. «Он так не привык к тому, что с ним заговаривают», — подумал Круца с сочувствием. С каплей сочувствия, не более; в сердце Круцы не было много места для чего-то, не связанного с делом.
— Куда собрался?
— На работу, — сказал Круца, шмыгнув носом. День снова выдался холодный и пасмурный.
— Меня возьмешь? — спросил Дохляк.
Вот так начинаются игры. Все просто.
Они вдвоем спустились к Большому Парку. Круца горбился от холода и жался под навесы, спасаясь от ветра и Дождя. Дохляк павлином шел по парку, выставив хилую грудь колесом и глубоко дыша холодным сырым воздухом. Казалось, здесь он как рыба в воде. Круца подвел его к прилавку, заваленному всякой мелочевкой для работ по дому, и они начали наблюдать за одной дамой, которая в сопровождении лакея разглядывала штуки сукна в соседней лавке. Круца чуть не задохнулся, увидев, как Дохляк подцепил связку лучины и полдюжины сальных свечей с прилавка и сунул их к себе в куртку. Но никто больше этого не заметил.
«Самородок, слава Ульрику». Круца улыбнулся. Он кивнул своему наглому спутнику.
— На что спорим, что ты не сможешь вытащить кошелек у мадам?
— У которой? — спросил Дохляк, оглядываясь по сторонам.
— Вон у той, — ответил Круца, — с надутым лакеем в коротком сером плаще.
— Не вопрос, — улыбка перекосила лицо Дохляка и он пошел на дело. Он легким шагом миновал богатую даму и стянул кошелек, даже не дотронувшись до нее. Круца стоял всего в нескольких футах от них, восхищенный скоростью и мастерством, с которыми Дохляк проделал задуманное. Он уже приготовился выступить вперед и внести в обстановку чуточку смятения, чтобы прикрыть Дохляка, если его поймают. Это казалось неизбежным, учитывая стоящего на страже лакея.
Но ничего не произошло. Дохляк обошел вокруг соседней лавки и встал за Круцей.
— Славно, славно.. — урчал довольный Круца, пока они отходили от места событий. — Где он?
— Где кто? — вопросом на вопрос ответил Дохляк. А глаза такие честные-честные…
— Кошелек, болван, — спокойно сказал Круца. — Сколько в нем было?
— Понятия не имею, но он был достаточно тяжелый. Сам смотри, если тебе так интересно. Он у тебя в кармане камзола.
Выпучив глаза, Круца посмотрел на Дохляка и полез в карман. Двумя пальцами он вытащил давешний кошелек. Его челюсть отвисла так быстро и так низко, что он чуть не заработал вывих. Он, вор со стажем, один из лучших — и ничего не почувствовал. Парень был просто волшебником. Невидимкой.
А Дохляку, похоже, нравилась игра. Он был готов пойти на все, принять любой вызов. День шел своим чередом, и Круцу все больше занимал вопрос — есть ли предел возможностям этого мальчишки? Что еще этот молодой, зеленый, необученный карманник может сделать? Малыш сделает для него что угодно и принесет все, что Круца пожелает, если предварять заказ словами «Спорим, тебе слабо…». Круца любовался своим золотым будущим.
Дохляк украл им перекусить у лавочника прямо во время разговора с ним. Круца и Дохляк сидели на пустой тележке за суконными рядами и жевали свежую колбасу, время от времени запуская руку в глиняный горшочек с огурцами. У каждого в руке было по небольшой буханке хорошего хлеба. Высокая статная фигура Круцы громоздилась рядом с маленьким Дохляком. Круца был цветущим малым двадцати четырех лет от роду. Всего на несколько лет старше соседа по тележке. И все равно, рядом с Круцей Дохляк казался ребенком из голодающей трущобной семьи.
