Капитан ткнул пальцем в сторону Калама.
— Вот ты, уроженец Семиградия, скажи мне. У тебя наверняка медвежий желудок, и он переварит что угодно. Но скажи: это вообще можно есть? Говори правду! Я слышал: в Семигра-дии выращивают фрукты, чтобы поедать червей, которые в них заводятся. Тамошние жители выковыривают червяка, а яблоко выбрасывают. Верно? В этой привычке — все ваше отношение к миру. Думаю, ты не обидишься. Ведь мы здесь все — друзья… Так о чем мы говорили?
Салк Элан взял протянутый бокал и, прежде чем отхлебнуть, осторожно понюхал содержимое.
— Меня удивляет, капитан, что наш уважаемый казначей не перестает донимать вас своими жалобами.
— Да ну? — Капитан перегнулся через стол и вперился глазами в казначея. — Жалобы? На моем корабле? Вы должны были изложить их мне в кондицифи… конфициди… в общем, наедине.
— Что я и делал. Неоднократно, — усмехнулся казначей.
— А я должен их рассмотреть и, как надлежит капитану, принять надлежащие меры.
Капитан с чувством исполненного долга снова сел и откинулся на спинку стула.
— Так. О чем мы еще говорили?
Салк Элан поймал взгляд Калама и подмигнул.
— Мы обсуждали кое-какие досадные помехи, с которыми столкнемся, если два капера, преследующие нас, захотят познакомиться с нами поближе.
— Никто нас не преследует, — возразил капитан. Он залпом осушил бокал и наполнил снова.
— Просто эти каперы идут вровень с нами, что, как вы должны понимать, совсем не одно и то же.
— Согласен, капитан, — сказал Салк Элан. — Возможно, я не столь отчетливо вижу разницу.
— Вот это-то и печально.
— А ты мог бы потрудиться просветить нас, — заметил казначей.
— Как вы сказали, господин казначей? Просветиться потрудить? Замечательное предложение! Вы — необыкновенный человек!
Он с довольным лицом плюхнулся на стул.
— Им нужен ветер посильнее, — сказал Калам.
— Да, иначе им не убыстрить ход, — согласился капитан. — Этим трусам, у которых моча цвета скверного эля, хочется выплясывать вокруг нашего корабля. Я бы предпочел встретиться с ними лицом к лицу, а они шныряют и уворачиваются, как нашкодившие псы.
Он вдруг пристально поглядел на Калама.
— Поэтому мы застигнем их врасплох. Мы сами атакуем их на рассвете! Резкий поворот против ветра. По-морскому — оверштаг. Матросам — подготовиться к высадке на борт вражеского судна! Я больше не допущу ни одной жалобы касательно «Затычки». Если я услышу хоть какое-нибудь недовольное блеяние, я самолично оттяпаю этому «ягненку» палец. Если не замолчит — второй, и так далее. И все пальцы приколочу к палубе. Тук-тук!
Калам закрыл глаза. Вот уже четыре дня, как их корабль простился с эскортом и шел на попутном ветре, делая по шесть узлов в час. В дополнение к имеющимся парусам матросы натянули все куски парусины, какие имелись на «Затычке». Стонали снасти, угрожающе скрипели переборки, однако оторваться от двух пиратских судов не удавалось. Они по-прежнему крутились вокруг «Затычки».
«И этот безумец собрался брать пиратов на абордаж! — Как ты сказал? Атакуем? — испуганно переспросил казначей. — Я же запретил любые неразумные действия!
Капитан, осоловело моргая, повернулся к казначею.
— Это почему? — тихо спросил он. — Как говорят, зеркальце потускнело, и его надо хорошенько протереть… Сегодня ночью. Они этого никак не ожидают.
С самого начала плавания Калам почти все время проводил у себя в каюте, появляясь на палубе лишь в предрассветный час. Ел он на камбузе вместе с командой, что также сокращало число неожиданных встреч с Салком Эланом и казначеем. Но этим вечером капитан настоятельно потребовал, чтобы Калам присоединился к их ужину. Дневное появление пиратов разожгло в нем любопытство. Ассасину захотелось узнать, как капитан ответит на откровенную угрозу, поэтому он не стал отговариваться, а принял приглашение.
Салк Элан и казначей явно заключили перемирие, ибо их пикирование больше не выходило за пределы случайно брошенных колких фраз. Оба старались говорить исключительно на обыденные темы, и чрезмерная вежливость этих разговоров показывала, что каждый держит себя в узде.
Но настоящей загадкой для Калама был сам капитан «Затычки». На камбузе ассасин стал невольным слушателем разговора между первым и вторым помощниками и понял, что капитана на судне уважают и относятся к нему со странной любовью. Так любят собаку с непредсказуемым характером. Погладь ее один раз — она завиляет хвостом; погладь второй — она оттяпает тебе руку. Капитан с удивительным проворством надевал разные маски, меняя их, когда вздумается. Он обладал своеобразным чувством юмора, которое воспринималось не сразу и поначалу изрядно раздражало. Сейчас Калам чувствовал, что слишком засиделся в обществе капитана. У него болела голова от скверного вина и от необходимости следить за витиеватостями капитанских мыслей.
И все-таки капитан затеял этот ужин не просто так. Его болтовня ни о чем преследовала четкую и вполне определенную цель. Капитан как будто одновременно говорил на двух языках: поверхностном, полном цветистого красноречия, и тайном.
«Могу поклясться: этот паяц пытается мне что-то сказать. Что-то очень важное».
Калам слышал о существовании магии, обволакивающей разум жертвы. Человек понимает: за внешними словами кроется нечто очень важное, но никак не может пробиться сквозь стену этих слов.
«Похоже, и меня затянуло в такую же нелепицу. Недаром говорят, что навязчивый бред — пожизненный спутник ассасинов, от которого не освободиться. Эх, переговорить бы сейчас с Быстрым Беном…»
— Ты никак спишь с открытыми глазами?
Калам заморгал, не особо дружелюбно поглядывая на капитана.
Салк Элан учтивым, мурлыкающим голосом пояснил:
— Хозяин этого прекрасного быстроходного парусника говорил о странном протекании времени. С тех пор как мы оказались в открытом море, оно изменило свой ход. Теперь всем желательно знать твое мнение.
— А что тут особенного? Насколько помню, четыре дня назад мы вышли из Арена, — буркнул ассасин.
— Значит, четыре? — спросил капитан. — Ты уверен?
— Я не понимаю смысла вопроса.
— А ты прислушайся к нескончаемому шелесту. Может, поймешь.
— К чему?
«Ах да, к шелесту. Ведь он ничего не скажет напрямую».
— Насколько понимаю, на борту «Затычки» есть и другие песочные часы?
— Официальное время измеряется только по одним часам, — сказал Элан.
— А все остальные расходятся с их показаниями, — добавил капитан, в который уже раз наполняя свой бокал. — Четыре дня… или четырнадцать?
