Ренвик повернулся и увидел, что капитан Эвертон мертв, его задавило каменной глыбой. Без лишних раздумий он подхватил красный флаг, упавший на камень, и высоко поднял над головой. Бректон затрубил в рог, тут же появился еще один красный флаг.
Пыль еще только начала оседать, когда Ренвик услышал крик, который не мог заглушить никакой воск. Вслед за пронзительным визгом огромная тень пронеслась над землей. Ренвик поднял глаза, и его сковал ужас. Громадный змей с длинным хвостом и кожистыми крыльями летел над ними. Он промчался над стеной, легко пробивая стены и крыши жуткими когтями. Затем, словно деревенская ласточка, чудовище взмыло вверх, зависло на мгновение в воздухе и выпустило поток пламени на дома и лавки города. Очень скоро выяснилось, что это чудовище не одиноко. Ренвик заметил и других таких же тварей. Несколько дюжин крылатых змеев вынырнули из-за низких туч и устремились к городу. Точно стая летучих мышей, они метались над Аквестой, круша и сжигая все на своем пути. Через несколько минут весь город был объят пламенем.
По щекам Ренвика потекли слезы. Он задыхался от дыма, даже сквозь затычки в ушах были слышны крики погибавших людей. Неожиданно Бректон сильно оттолкнул его и что-то крикнул, но было уже слишком поздно. Ренвик потерял равновесие и рухнул с парапета, пробив соломенную крышу конюшни. Он упал на спину, на теплую от навоза землю, не в силах не только пошевелиться, но и дышать. Затычки вывалились у него из ушей, и слух его наполнился шумом битвы. Топот копыт и ржание лошадей были самыми громкими звуками, издалека доносились крики, треск ломающегося дерева, рев огня и пронзительный визг летающих чудовищ.
Наконец Ренвику удалось сделать короткий вдох, постепенно его легкие наполнялись воздухом. Он вновь обрел способность двигаться, и ему удалось перекатиться на бок. В голове пульсировала боль, он повредил шею и спину. Когда Ренвик сумел подняться на колени, крышу конюшни сорвало, и чудовища утащили трех лошадей. Они подхватывали несчастных животных двумя громадными когтями.
Он побежал, изо всех сил стараясь не упасть. Все вокруг горело. Ренвик посмотрел в сторону ворот, пытаясь отыскать сэра Бректона, но все исчезло, в том числе и Южные ворота. На их месте остались лишь груды камней и обломки деревянных балок. Из-под завала торчали руки и ноги раздавленных солдат.
Массивная каменная стена, окружавшая город, исчезла. Ренвик стоял посреди улицы, чувствуя себя беззащитным, как голый среди одетых. Воины в соколиных шлемах из передней шеренги лучников выпустили первый залп стрел.
Ренвик машинально потянулся за щитом, который висел у него за спиной. Он продел одну руку в кожаную петлю и поднял щит над головой. Стрелы со стуком начали падать на землю. Такой звук возникает, когда идет крупный град. Они обрушились на город, камни и дома. Три вонзились в его щит, одна пробила ему ладонь. Ренвик увидел ее прежде, чем почувствовал боль. Кровь брызнула в лицо, а он смотрел на стрелу в своей ладони так, словно это была чужая рука.
— Ты жив! — крикнул сэр Элгар, накрывая Ренвика своей огромной тенью. — Вот и молодец. Вставай, сейчас не время отдыхать.
— У меня стрела в руке!
Сэр Элгар заглянул под щит и усмехнулся, потом без лишних слов отломил наконечник и вырвал древко из раны. От боли у Ренвика задрожали ноги, он захрипел и упал на колени.
— Вставай, мой мальчик, это всего лишь царапина! — вскричал сэр Элгар.
Несмотря на всю абсурдность происходящего, Ренвик кивнул, понимая, что Элгар прав. Он только удивился, что уже почти не чувствует боли. Оттолкнувшись от земли краем щита, из которого все еще торчали эльфийские стрелы, он поднялся на ноги.
Щит Элгара украшали две такие же стрелы. Третья торчала у рыцаря из плеча, правая щека была рассечена до кости. Ренвик сочувственно нахмурился.
— Ха-ха! Укус пчелы, — нервно рассмеялся сэр Элгар. — Муртас, Рудольф, Гилберт — все мертвы. Крепостной стены больше нет. Здесь нечего защищать. Нам нужно возвращаться во дворец. У нас осталась одна задача, один последний рубеж.
— А что с Бректоном?
— Он жив.
— Где он? Я должен…
— Он приказал защищать императрицу.
Элгар горько усмехнулся, вытащил свой меч из ножен и показал на стрелу у себя в плече.
— А теперь сломай это древко. Сможешь? — спросил он.
Все, кто собрался в главном зале дворца, с испугом смотрели вверх. По всему своду из края в край бежала на глазах расширяющаяся трещина. На пол полетели куски штукатурки. Люди шарахались в стороны от больших обломков, пытаясь от них увернуться. Казалось, сами небеса обрушились им на головы.
Модина не смотрела на потолок. Она медленно ходила по залу, стараясь заглянуть в глаза каждому и одарить ободряющей улыбкой. В основном здесь были женщины и дети. Несколько крестьянских семей, такие, как Ботвики, сидели на полу небольшими группами. Они молились, раскачивались из стороны в сторону, перешептывались и плакали. Все, кому не нашлось места в подземелье, собрались в главном зале, где всего несколько месяцев назад рыцари и дамы пировали во время Праздника зимы. Столы, когда-то заставленные блюдами с олениной и дичью, которые готовились специально для королей, теперь защищали от падавших с потолка обломков сапожников, повитух и крестьянских жен. Даже мужчина с козой нашел убежище под одним из дубовых столов. Как только началась атака на город, сюда устремились слуги, повара и дворцовая стража.
В зал входили залитые кровью рыцари и солдаты, их лица почернели от сажи, они рассказывали о страшных разрушениях и бегстве. Герцога Лео Рошелльского принесли на носилках виконт Альберт Уинслоу и мужчина по имени Брайс Баркер. Они поставили носилки рядом с герцогиней, которая взяла мужа за руку и поцеловала в лоб.
— Ты порезвился в свое удовольствие, а теперь оставайся со мной, — сказала она. — Слышишь меня, старина? Это еще не конец. Еще нет.
Брайс пробрался сквозь толпу к своей семье, сидевшей рядом со статуей Новрона, и сел рядом со слезами на глазах. Его жена, всматриваясь в толпу, встретилась глазами с Модиной, но она искала кого-то другого.
Пикеринги, Белинда, Ленара и Денек сидели с Алендой, ее горничной Эмилией и Джулианом, гофмейстером Меленгара. Неподалеку от них, у восточной стены, под гобеленом с изображением кораблей, возвращающихся из путешествия, устроились Козимо ДеЛур и его отец Корнелиус. Два толстяка в пышных одеяниях и дорогих украшениях без сил привалились к стене. Вокруг расположилась группа тощих долговязых мужчин, похожих на нервных псов, жмущихся к ногам хозяев во время грозы.
