Шар начиненный взрывчаткой чётенько угодил в «лунку» капюшона выбежавшего амбала. Едва ли он успел взглянуть наверх увидев хищную улыбку Ифана. Взрыв оглушающим хлопком разорвал его голову, а затем ударной волной огня смел амбала прочь, превращая его кожу в прожаренную корочку. Окна дома лопнули, вылетая вместе с рамой. Часть стены снесло, разнося дверь в труху вместе с косяком. Подпорка балкона надломилась, едва не сбивая Ифана с ног. Пожалуй, устояла конструкция только на чистой совести строителей. Довершали картину разрушения тлеющие ошметки черной мантии, витающие в воздухе, как похоронный саванн над кляксами расплесканной крови.
По телу забегали восторженные мурашки, разливаясь жгучим адреналином по венам. Ощущение такое, словно внутри был объятый пламенем пожара муравейник. Долго полюбоваться завораживающей красотой рукотворного пейзажа мешал профессионализм.
Стоило Ифану отодвинуть зигзагообразную перегородку, огораживающую балкон, и войти внутрь, как сбоку по голове огрели чем-то твердым. От удара полетели щепки музыкального инструмента. Ифан инстинктивно схватился за затылок, на свое счастье. Острые струны впились ему в шею, и прижали руку. Кожа лопалась под давлением, заливая кровью грудь брыкающегося Шороха. Сальный мужик наваливался на него сверху, матерясь на кенрийском. То ли звал стражу, то ли костерил матушку Ифана, хер его знает. Сквернословие не мешало этому ублюдку стягивать импровизированную гарроту все сильнее и сильнее.
— Ты Эсканор? — просипел Ифан, чувствуя, как на рукаве трескается заряженный болт арбалета.
— Ч-что? Какое тебе дело, кашалот?! — пожилой пухляш ростом метра в полтора, пыхтел раздувая ноздри над ухом Шороха, — Для тебя, мусор, я Эсканор Дэшон!
— О… кх, так я по адресу.
Ифан сместил центр тяжести, переваливая тушу через плечо. Оба повалились на шифоньер, роняя на пол чернильницу, кипу бумаг и искусно выращенный бонсай. Узел ослаб. Эсканор в цветистом, почти бабском камзоле, грохоча возился на полу, валяясь в обломках инструмента, но не переставал сопротивляться, тянясь к Ифану своими жирными пальцами. Шорох перехватил струны прямо в его ладонях и принялся их стягивать. До тех пор, пока Эсканор не завизжал, наблюдая как узел на скрученных пальцах смыкается, кровь хлещет по ладони, а фаланги одна за одной отсекаются под давлением струн. Капли крови разразились барабанной дробью, пропитывая зеленый ковер темными разводами.
Эта экзекуция, безусловно приятная, едва не стоила Ифану жизни. Исключительно на рефлексе он успел повернуть голову и отпрянуть. Что-то чиркнуло возле уха, капюшон сорвало с головы. Теплая струйка прокатилась от уха к шее, оставляя алое пятно на вороте белой рубахи. Крепкий жилистый парень стоя в дверном проеме метал ножи как сумасшедший, разнося какие-то неприлично дорогие кувшины династии Кинь вдребезги.
Над головой просвистело еще два ножа. Третий проткнул плечо, завязая в кости, чуть выше локтя. Следующий клинок грозился выбить Ифану глаз. Шорох успел подкинуть носком ботинка табурет закрываясь им как импровизированным щитом. Бритвенно-острый наконечник вибрируя вонзился в сидушку, торча напротив лба Ифана.
— Больно же, — прошипел Ифан, рывком сокращая дистанцию до жилистого паренька, швыряя табурет ему в голову. Ошметки древесины вместе с певучим звоном стали осыпали пол.
Драка и не думала останавливаться. Противник махнул кортиком разрезая воздух перед собой, лишь кончиком задевая губу Шороха. От следующего Ифан уклонился, по-боксерски поднырнул под хуком паренька, и врезал короткий апперкот под дых. Жилистый закашлялся, забрызгивая слюной рукав, безрезультатно хватая ртом воздух.
— За шрам ты мне ответишь, сученыш, — он вошел в кураж боя, обнажая клыки, — я буду играть с тобой долго-о-о.
Излишние бахвальство обошлось Ифану в одну лишнюю дырку в теле. Толстожопый Эсканор, нашел в себе силы и какие-то пальцы, чтобы сейчас тыкать ему в лопатку ножницами для резки ткани.
— Да твою мать! — Удар локтем наотмашь, прямо в кадык. Эсканор охнул, выдирая ножницы вместе с плотью, — откуда в тебе столько прыти?!
Борьба была короткой, чем-то напоминала ролевую игру, под названием «увернись от лезвия и не потеряй конечности». Ифан ловко отвел удар, роняя Эсканора на пол, ножницы вспарывая вельвет по дуге, слетели с покрасневшего полотна кенрийского ковра, тут же завязая в паркете.
Наградив бодрым пинком башку Эсканора, отшвыривая того обратно к раздолбанному шифоньеру. Ифан схватил за голень метателя ножей и с размаху впечатал в хлипкую стену, ведущую в коридор. Паренек с легкостью пробил ее, перевалился через перила и отчаянно визжа рухнул вниз, где в общем-то и затих. Может заодно и шею себе свернул, козел.
— А это…, — дыхание, главное сохранять дыхание, — я, пожалуй, заберу.
Он подобрал кинжал, убирая его за пояс и спрятал один ножичек под рукав запястья. Маэстро стонал в полубессознательном состоянии валяясь во множестве осколков керамики на полу. Ифан провел языком по распоротой губе, пробуя собственную кровь на вкус, затем ступил в коридор, вдыхая через ноздри аромат погасших арома-свечей в кабинете Эсканора.
Вдох — выдох.
Важно сохранять баланс и не запыхаться раньше времени. Нужно было убедиться, что больше непрошенных гостей здесь не будет, и уже тогда побеседовать с Эсканором по душам, благо он сейчас прилежно отдыхает.
Спускаясь по винтовой лестнице, Ифан очутился в просторном фойе; лоснящимся дурновкусием и богатством, украшенным картинами с летящими на восток журавлями, жабами сидящих на кувшинке в окружении цветов лотоса и так далее. Кенрийская культура доминировала даже в деревянных вставках, окованных нефритовым серебром в образе дракона.
— Брат бы спалил это место к Зверевым чертям, чисто из любви к искусству, — пробормотал Ифан, краем глаза замечая, как из алькова выбежала босая девушка. Мокрая с головы до ног со следами пены на теле. Она с мольбой в глазах смотрела на него, просила пощады, сжимая ворсистую ткань в своих нежных ручках.
Ифан выдернул короткий нож из рукава и швырнул наотмашь. Клинок угодил девчонке точно в глотку. Зрачки расширились в ужасе, она присела, хватаясь за вспоротую артерию, будто бы пыталась остановить кровь, хлещущею фонтаном.
— Прости малышка, — Шорох приложил палец к натянутой улыбке и подмигнул, — никаких свидетелей.
И почему он решил, что все пройдет гладко. Без сучка, без задоринки. Таких случаев в его работе, не бывало, пожалуй… никогда? Даже самые трусливые свиньи срывались на визг от страха и превращались в загнанных в угол крыс. Очень опасных крыс.
Ифан повернул голову вправо в сторону алькова, где пенилась ванна. Посмотрел на частично запотевшее стекло крепящиеся на изящной плитке. Поморщился, разглядывая собственное отражение, осторожно касаясь свежего пореза на лице.
— Хм, думал, будет хуже.
Тяжелый, грузный топот раздался с противоположной стороны фойе и приближался со скоростью мчащегося стада. Удар по силе оказался такой же. Буйвол-охранник смел Ифана, как пушинку, впечатывая его в зеркало. Послышался лязг и грохот осыпающегося дерева и стекла. Ванну разворотило под тяжестью двух тел. Ифан трепыхался, захлебываясь в мыльной пене, пытаясь сбросить с себя верзилу. Несмотря на то, что в голове звенело, так, будто там лупят утренний набат, Ифан не просрал оружие, но никак не мог его достать.
Здоровяк дернул его за плечи, с звериным рыком приложив затылком об угол ванны. Вернее об то, что от нее осталось. Перед глазами выступила черная рябящая пелена. Ифан почувствовал, как его хватают еще раз и собираются приложить вновь. Ох, какая-то это великая ошибка использовать один прием дважды. Ифан поддался рывку, чтобы его зубы аккурат очутились перед носом-картошкой оппонента. Яростный укус, наполненный безумной жаждой, прорезающий кожу, вгрызающийся в плоть, до тех пор, пока кровь не начнет вытекать изо рта густой слюной. Челюсть сжималась все сильнее и сильнее, пока зубы не соприкоснулись вместе. Под плач и дикий ор охранник, пытался отстраниться и убежать прочь, но он как дичь, угодившая в капкан, делал только хуже. Буйвол захрипел, хватка чуть ослабла. Ифан воспользовался моментом и засадил коленом в пах. В бою насмерть нет места чести.
