не слушалось, и смотрителю пришлось придерживать ее за спину, пока он разматывал проволоку на запястьях.
— Не моя это забота, не моя, — устало повторял смотритель. — Только все наладилось, как опять… Ой, беда…
Смотритель скрутил дергающую колокольчик проволоку — громкий звон напугал Эбель. Уже привыкшие к шуму вороны теперь лишь с интересом наблюдали за ожившим трупом и, спускаясь с веток на землю, нагло выискивали наживу, которой наконец-то могли полакомиться.
— Раньше меня волновали только бродячие псы, приходящие сюда, чтобы обоссать мои гортензии, — ворчал смотритель, не унимаясь. — Теперь я должен еще и мертвяков раскапывать… Я чуть дух не испустил от твоего адского звона, и что ты думаешь? Мне за это даже не заплатят!
Он пытался скрыть страх, но дрожащий голос выдавал его.
Смотритель ухватил Эбель за шею и потянул на себя, но та испуганно извернулась.
— Да не бойся ты, не обижу тебя. Я, как видишь, добрым делом занимаюсь. — Старик выдавил нервную улыбку.
Опять он лгал: плохо скрытую неприязнь к скурам Эбель научилась различать еще в школе.
— Только ты, это… — смотритель ткнул пальцами в пальто сына, — ну, это… — он ждал, когда она поймет намек, — прикройся, черт возьми!
Эбель хотела бы спрятать свое тело подальше от его глаз, но у нее не было сил даже на то, чтобы вдохнуть полной грудью. Легкие до сих пор горели, а тошнота, накатывающая волнами, проедала то горло, то желудок. Смотритель тяжело выдохнул и с недовольством сам надел на Эбель пальто. Не забывая цокать и вздыхать каждый раз, когда она откидывала назад голову, на секунды теряя сознание.
— Я тебя выкопал, вытащил из лап Сатаны, вот и поспособствуй старику. Встань уже.
— Ага… — все, что смогла ответить ему Эбель.
Может, байка про гроб из орешника оказалась правдой? Может, все-таки это дерево изгоняет злых духов? Высасывает их вместе с собственной силой из тела.
— Да черт с тобой! — гаркнул смотритель и, схватив Эбель за костлявые плечи, поднял на руки. — Нет у меня времени с тобой нянькаться! В академию придем — и падай там в обмороки, сколько хочешь.
Подхватив медленно угасающий керосиновый фонарь, старик вместе с Эбель на руках двинулся вдоль каменных надгробий. От него пахло ладаном. Мерзкий, отвратительный запах, которым пропитан воздух всего Санди. Ладаном пахли священники, полицейские, почтальоны и случайные прохожие на улице. Им пахла мама. И небольшая квартирка, в которой Эбель жила девятнадцать лет. Тошнотворный запах веры и страха. Ладаном Бог помечал слабых, так защищал их от скур. Но кто тогда защищал исключительных?
— Дьявол… — вырвалось у Эбель, и смотритель дернулся, услышав ее голос.
— Уже успела соскучиться по нему? — нервно пошутил старик и, резко развернувшись, осмотрелся по сторонам. — Тут только мы с тобой, да…
— Дьявол… — повторила Эбель шепотом, увидев обугленные, тянущиеся к ней — прямо из темноты — руки.
— Дьявол! — вторя Эбель, выругался старик. И это было последнее, что она услышала перед тем, как потеряла сознание.
Призраки давно перестали пугать Эбель.
Все это началось четыре года назад. После смерти отца Эбель стала мучить бессонница, а вместе с ней и голоса, доносящиеся из темных углов комнаты. Из щелей между досками, из-под кровати, из шкафа и — классика! — с чердака, дверь на который Эбель позже заколотила гвоздями. От голосов призраков она медленно сходила с ума каждую ночь, звала на помощь маму, но та запиралась в своей комнате и читала молитвы, а наутро приносила дочери стакан святой воды.
Обычно мамы перед школой желают детям хорошего дня, веселья, сдачи теста. Но не Шейла.
— Никому не говори о том, что с тобой происходит! — вот что слышала Эбель от нее, каждый раз выходя из дома. — Ты обычный ребенок. Обычный… Просто любишь фантазировать.
Эбель и правда любила. И со временем даже поверила в то, что призраки — ее выдумки. Но голоса не утихали, лишь год за годом становились все громче.
И в конце концов из тьмы вышли монстры. Мертвые люди. Изуродованные трупы. Гниющие, разлагающиеся и смердящие.
Они жили в ее комнате. Прятались под кроватью, ждали ночи. Стоило луне появиться, как они вылезали из укрытия и, садясь к Эбель на кровать, пристально смотрели на нее, пока она цепенела от страха. Они трогали ее холодными руками, пачкали кровью, вытекающей из их ран, и, склоняясь над ней, молили о помощи. Они царапали ее, душили, злились и кричали, а с первыми лучами солнца испарялись, но возвращались обратно каждую ночь.
Эбель понадобилось несколько лет, чтобы привыкнуть к призракам. Понять, чего они хотят и зачем приходят именно к ней.
Все они хотели мести.
— Она — что? — раздался звонкий голос где-то совсем рядом. — Поднялась из могилы?
Заскрипел пол, ударилась о засов дверь.
Холодный ветер сменился еле уловимым теплом покрывала: кто-то укутал спрятанную в пальто Эбель. Приторный запах корицы вытеснил вонь мокрой кладбищенской земли из ее легких.
— Тише! — второй женский голос был поприятнее.
— Мисс Вуд, вы предлагаете мне спать в одной комнате с трупом? — Эбель никогда бы не поверила, что можно кричать шепотом, но говорившая с легкостью доказывала это.
— Как видишь, она все еще живая.
Эбель попыталась открыть глаза, но свет от лампы ослепил ее. Боль, словно мячик пинг-понга, забилась о стенки черепа.
— Это твоя новая соседка, Соль. Покажи ей завтра академию и отведи на склад за уставной одеждой.
— Но, мисс Вуд!
— Она одна из нас. Она скура. Мы не бросаем исключительных, а помогаем им.
Почему… Почему вся боль проходила, стоило женщине заговорить, и возвращалась опять, как только она замолкала? Кто она такая?
— Завтра не ходи на занятия. Покажешь Эбель собор, а потом зайдете обе ко мне. — Застучали каблуки по скрипучему полу, скрипнула, отворившись, дверь. — И никому не говорите, что еще ночью девушка была мертва.
Как знакомо. Будто Эбель и не покидала свой дом. Даже тут, в неизвестном месте, ей закрывают рот. Даже тут у нее появился секрет, который явно успеет испортить ей жизнь.
— Доброй ночи,