Соль. — Мисс Вуд покинула комнату, а вместе с ней пропала и целебная аура.
— Доброй, — недовольно протянула неизвестная Соль и, видимо, вернулась к себе на скрипучую кровать, приглушив свет в комнате.
Эбель тяжело вздохнула: она пыталась бороться с тошнотой, которая вернулась сразу после ухода мисс Вуд. Еще бы несколько минут послушать ее, и наверняка Эбель оправится полностью. Хорошо хоть, головная боль поутихла.
Эбель попыталась сесть, и Соль заметила это.
— Ты жива там?
Эбель задумалась и, не сумев подобрать слово длиннее трех букв, ответила коротко:
— Ага.
— Воды?
— Ага.
Она наконец-то осмотрелась. Кладбище сменилось маленькой комнатой, в которой царил бардак. Желтый свет от ночника падал на стену, очерчивая края ажурного патефона, который мог бы понравиться бабушке-барахольщице. В полумраке Эбель разглядела напротив себя кровать, устланную кучей разноцветных одеял, гобелен со звездами на стене и пол, на котором лежал старенький пушистый ковер. Каменные стены комнаты украшали картинки и плакаты с кадрами из популярных фильмов, и даже облупившаяся краска в углах смотрелась тут гармонично. Под единственным окном, обрамленным шторами цвета пасмурного неба, стоял столик, а на нем — граммофон с пластинками и свеча, источающая до жути сладкий аромат тыквенного пирога.
Эбель улыбнулась, увидев винил с Билли Айлиш, и посмотрела на владелицу комнаты: Соль как раз принесла ей побитый глиняный стакан с водой. И Эбель замерла, уставившись в черные глаза соседки.
Черт! Почему она оказалась такой красивой? Слушая ее недовольный голос, Эбель была уверена, что увидит брюзгу, причитающую о правилах. Но перед ней стояла девушка, чьим вторым именем было слово «милашка». «Корейский айдол», — подумала Эбель, принимая стакан у нее из рук.
— Слушай, — заговорила Соль, — честно, я не в восторге от нашего соседства, но, раз уж у нас нет выбора, давай вместе создадим тут уют и комфорт.
— Ага… — Эбель бездумно сделала глоток воды.
Она совсем не слушала Соль: все так же бесцеремонно рассматривала идеальную кожу, длинные черно-фиолетовые волосы и милую, хоть и натянутую, улыбку.
Соль заметила взгляд Эбель и смутилась.
— Ты, наверное, жесть как напугана?
— Я, кхм-кхм… — Эбель откашлялась и наконец выдавила: — Я ничего не понимаю. Где я?
— А! Ой! Точно, ты же была мер… Ты же новенькая! — нарочито исправилась соседка. — Я Чи Соль. Ты находишься в Академии Скура где-то в окрестностях города Санди. Мы в заброшенном соборе, это наше убежище. Тут живут и учатся исключительные… Я все расскажу завтра. Сейчас тебе надо поспать.
— Да я вроде выспалась в гробу, — пошутила Эбель, подавив очередной зевок.
Соль закатила глаза и, заправив за ухо фиолетовую прядь, вернулась на свою кровать.
— Тогда, может, расскажешь, как так вышло?
Эбель задумчиво склонила голову и покрутила в руках стакан.
— Понятия не имею, — созналась она.
— То есть ты просто проснулась в гробу? — Соль подтянула к подбородку колени и подмяла под себя одеяло. — Это же как в фильме «Погребенный заживо»!
— Если бы Райан Рейнольдс проснулся голым, а у меня была бы зажигалка, да.
Эбель сделала глоток теплой воды и перевела взгляд на стеклянные кристаллы, свисающие с гардины. Те мерцали, словно искорки, и покачивались от небольшого сквозняка, что тянулся из-под деревянной рамы.
— Кто вообще хоронит людей голыми? Что за сраный фетишист? — фыркнула Соль.
По спине Эбель пробежали мурашки. Тело накрыла жаркая волна стыда. А ведь и правда… Разве людей хоронят голыми? Что с ней делали? И кто?
— А от чего ты умерла? — поинтересовалась Соль без стеснения. — Собственной смертью? Или тебя убили?
— Не знаю.
От этого стало еще страшнее.
В голове было пусто. Словно кто-то стер Эбель память, вытащил флешку, почистил жесткий диск. Она не помнила не только последние часы, но и дни своей жизни. Только… Только лицо мамы, которая безумно улыбалась, прощаясь с дочерью.
— А! Я поняла! — вдруг вскрикнула Соль. — Твоя способность — бессмертие? Ты, типа, как Нейтан Янг из «Отбросов»? Круто! — Она восхищенно задергала ногами и показалась Эбель еще милее, чем прежде.
— Неа. Я, скорее, Клаус Харгривз из «Академии Амбрелла». — Эбель отставила стакан на тумбу рядом с кроватью и положила голову на твердую подушку.
— По времени скачешь?
— Об этом я расскажу тебе как-нибудь потом, — ответила она.
— Как хочешь. Ладно, лучше остановиться, — голос Соль прозвучал обиженно. — Я оставлю свет? А то вся эта история… Ну… сама понимаешь.
— Тоже хотела тебя об этом попросить, — облегченно выдохнула Эбель. — Со светом будет спокойнее.
Не хватало еще, чтобы из темных углов комнаты вылезли монстры, которые наверняка увязались за ней. Одного из них она уже успела увидеть перед тем, как отключилась на руках смотрителя. Кто знает, насколько настойчивыми могут быть призраки с кладбища, где хоронят исключительных. Может, их не пугают другие люди или священность этого заброшенного храма. Впрочем, Эбель надеялась, что хотя бы тошнотворно-сладкий аромат свечи у кровати Соль на время отпугнет их. Ну, это хоть не запах ладана — и на том спасибо.
— Спокойной ночи, Эбель…
— Барнс. — Эбель считала намек в долгой паузе. — И можно просто Бель.
— Эбель Барнс, которая почти как Клаус Харгривз побывала в аду и вернулась обратно. — Соль зевнула. — Потом расскажи, как там. Все скуры рано или поздно окажутся в полыхающей огнем бездне. Надо хоть знать, в каком котле я буду вариться. Надеюсь, там найдутся бомбочки для ванн, ну, или резиновые уточки.
Соль повернулась на другой бок и уснула, свернувшись калачиком.
В комнате было прохладно. Начало осени в этом году выдалось на удивление не только пасмурным, но и морозным. Неожиданно ледяной ветер будто торопил зиму. Неудивительно, что в старое деревянное окно комнаты дул сквозняк.
Эбель хотела уснуть как можно скорее, но мысли вихрем кружили в голове. Порождали страх. Возвращали в опутывающую темноту гроба из орешника. Эбель вспомнила собственный истошный крик, который никто не слышал. В горле сразу запершило, ссадины на кулаках зазудели. Содранная кожа на костяшках и впившиеся занозы будто дразнили Эбель за беспомощность. Будто специально возвращали туда, под толщу земли, где каждый вздох мог стать последним.