Сердце сжалось, а потом забилось, словно птица в клетке.
Двое обнаженных по пояс сектантов были уже рядом. Один из них за волосы поднял беспомощно замычавшего Гусара и с размахом ударил кулаком по лицу, а другой вытащил из-за пояса топор и перерезал веревки, связывающие руки сержанта. Они ловко скрутили свою жертву, и один из них повернулся к нему.
Посмотрел прямо в глаза.
Заглянул в саму душу.
Во рту появился металлический привкус, вновь захотелось зажмуриться и проклясть минуту, когда лучи заходящего солнца заставили его очнуться. Он желал, чтобы мир вновь погрузился в кромешную тьму, чтобы не видеть этих полных безумия глаз, этих чудовищных лиц.
Но ни веки, ни солнце, не слушали его мольбы. Даже танцующий огонь, весело потрескивающий на факеле в руке сектанта, не желал прятать этот ужас.
Тем временем два чудовища продолжали рассматривать его словно диковинную букашку. Их увитые жилами мышц, и переплетенные татуировками тела лоснились от пота. Их руки грубо держали полубессознательного сержанта, из носа которого, обильно обагряя усы, сочилась кровь. Их глаза горели темными страстями, страшные ухмылки держались на безумных лицах. Ни один человек не мог так ухмыляться: столь широко — почти от уха до уха.
— А с этим что делать? — спросил один из них.
— Пусть пока сидит, — ответил второй, — он нужен, на случай если Владыке больше по вкусу свежатинка.
Они засмеялись и ушли, предоставив оставшемуся в одиночестве пленнику наблюдать за тем, как беснующиеся на вершине холма сектанты отодвинули валун и сгрудились вокруг места, где он только что стоял. Наверно там лежало что-то интересное, от чего нельзя было оторвать взгляд, однако как только двое их подельников приволокли свою жертву, все разошлись, освободив им место.
Гусар к тому времени немного оклемался от удара, и когда его поставили рядом с местом, где лежал валун, он посмотрел куда-то под ноги и затрепыхался в стальной хватке своих палачей.
— Давай, — приказал тот, что был с ирокезом.
— Надеюсь, ты умеешь летать, — пошутил один из сектантов и пнул его в спину.
Гусар закричал и мгновенно исчез. И только дикий крик, оборвавшийся на самой высокой ноте, подсказал пленнику, что Гусар упал в какую-то пропасть — дыру в земле, ранее закрытую гигантским валуном.
Спустя мгновение из скрытого колодца раздался ни на что не похожий рёв, столь оглушительный и пронзительный, что ледяными объятиями пробирал до костей. Пленник помертвел, а сектанты напротив, взорвались дикими восторженными воплями.
— Опускайте веревку, — приказал главный, — Владыка Асмодей, явись нам!
Из колодца заструился белый пар, и даже сидевший на порядочном расстоянии пленник вдруг ощутил нестерпимый озноб. И когда вопиющий рёв, полный ярости и триумфа, раздался снова, пленник вдруг обрел способность двигаться, — будто этот крик из глубин ада смёл сковывающие его оковы ужаса.
Солнце уже полностью зашло за далекий лес, но край небосвода еще мрачно светился и пленник мог в деталях разглядеть перед собой каменный столб, к которому недавно был привязан Гусар. Этот столб был всего в метре и вытянувшийся в рост пленник смог упереться в него ногами. А потом, медленно, с огромным трудом принялся переставлять ноги и подтягивать собственное тело, мало по малому продвигаясь вверх по шершавому столбу.
Сердце колотилось, виски покрылись холодной испариной, но он сумел затащить себя до края столба и, оставаясь незамеченным посреди моря восторженных криков и демонического рева, смог сделать рывок и усесться на его вершину.
У него было несколько мгновений до того, как мир окончательно почернел и наверху зажглись звезды — он воспользовался ими, чтобы бросить взгляд окрест. Ничего нового не было: в поле возвышался одинокий холм, сплошь утыканный каменными копьями и крестами. Вдали тянулась полоса леса, а с другой стороны — горы.
Вытащив из-за края столба связанные руки, он прижал их к телу и, забыв об инстинктах самосохранения, бросился почти с трехметровой высоты.
Когда в ноги ударило твердое и лодыжку пронзила боль, он лишь крепче стиснул зубы не решаясь даже зашипеть. Ни на мгновение не забывая о беснующихся в своем неистовом торжестве людях и сулящем ужасную смерть рёве, раз от раза становящимся все сильней и отчетливей, беглец бросился прочь.
Связанные за спиной руки мешали, ноги путались, а тело вновь и вновь норовило стукнуться о растущие всюду, непонятного предназначения прямоугольные столбы. Эти установленные кем-то безумным каменные монументы проносились мимо с неимоверной скоростью. В ушах звенело, а сердцу было тесно в груди: оно не успевало в должной мере перекачивать кровь по полумертвому от ужаса телу.
Внезапно где-то за спиной раздался еще один нечеловеческий крик ярости и торжества. Бегущий пленник споткнулся и врезался в столб так, что из легких выбило воздух. Он замер от шока и боли. И пока, будто новорожденный хватающий ртом первый глоток воздуха, он пытался заново научить тело дышать, в глаза бросилась какая-то стершаяся от времени надпись.
Он вдруг отчетливо понял, что это были не просто каменные столбы, а обелиски, памятники, надгробия — всё это место было одним большим кладбищем.
— Боже мой, — прошептал он, когда немного полегчало, — где я?
И не давая разбитому телу расслабиться и окончательно обмякнуть, побежал вновь — прочь, как можно дальше от этого безумного места.
— Боже, как я здесь оказался? Кто я вообще такой?
Он задыхался. Грудь разрывалась от обилия воздуха, казалось, сердце уже ломает клетку из ребер, перед глазами плавали круги, из-за которых он все время падал. Но он вставал каждый раз: спасение было близко — он уже добежал до края и почти выбрался из этого проклятого каменного леса…
Сзади раздался крик и дикое улюлюканье. Что-то с силой ударило его в спину, бросило наземь и навалилось сверху.
— Думал, что сможешь сбежать от Потрошителей? — раздалось со злорадным смехом. — От нас еще никто не убегал.
Когда его перевернули на спину, перед глазами возникли безумные глаза и все та же страшная ухмылка. Ухмылка преобразилась в оскал, и впервые с момента как он очнулся в этом богом забытом месте, неудачливый беглец закричал.
— Кто вы?! Вы точно не люди!
Жуткий смех послужил ему ответом. Теперь, когда сектанты смеялись во все горло, он увидел, что вместо человечьих ртов у них были страшные пасти, а все зубы остры, будто мать-природа, позабыв о том, что люди должны иметь человечьи зубы, наделила их лишь десятками клыков, как у хищных рыб.
— Да кто же вы, черт возьми?!
