— Хоббит,— произнес Пипин.— Я немногим смогу помочь вашему Повелителю, но в память о храбром Боромире сделаю все, что в моих силах.
— Путь добрый,— сказал Ингольд.
Люди расступились перед Серосветом, который направился к узким воротам, открывшимся в стене.— Поддержи Денэтора и всех нас добрым советом в тяжкую минуту, Мифрандир! Хотя говорят, что ты приносишь одни печальные и грозные вести!
— Это потому, что я прихожу редко и лишь когда нужна моя помощь,— ответил Гэндальф.— Если хочешь выслушать мой совет, то я думаю, что уже поздно браться за починку стен вокруг Пеленнора. Грядет большая буря, и лучшей защитой будет ваша храбрость и надежда, которую я несу. Ибо у меня не только плохие вести. Бросайте молотки, пора точить мечи!
— Здесь мы к вечеру работу закончим,— сказал Ингольд.— Это последний участок, и он меньше остальных будет нужен в обороне, потому что выходит на безопасную дорогу в дружественный Рохан. Ты знаешь что-нибудь о рохирримах? Они откликнутся на наш призыв? Как думаешь, придут?
— Да, придут. Но они выдержали не одну битву в последнее время. И эта дорога, как и все остальные, уже не безопасна. Будьте бдительны! Если бы не Ворон-Гэндальф, приносящий плохие вести, вы бы уже видели, как через Анориэн вместо рохирримов сюда идут вражеские отряды. Может быть, так и будет, причем очень скоро. Прощайте — и не проспите!
Гэндальф въехал на широкую полосу земли за Риммас Экор — так гондорцы называли наружную стену, на возведение которой ушло много труда. Ее построили, когда Итилиэн оказался под Черной тенью вражьей воли. Стена, не меньше десяти гонов в длину, описывала широкую дугу вокруг полей Пеленнора, отходя от гор, и к ним возвращаясь. На полях и террасах предгорий раскинулись над Андуином богатые и живописные пригороды. Расстояние от Больших Ворот столицы до самого дальнего северо-восточного участка стены равнялось четырем гонам. Там стена была особенно толстой и высокой, поднималась, как мощная крепость на обрывистом холме над узкой полосой приречной равнины. Рядом с ней была насыпана дамба, по которой от мостов и бродов Осгилиата через укрепленные ворота со сторожевыми башнями в Минас Тирит вела хорошая дорога. На юге и юго-западе от Города до стены было не больше гона; стена там подходила близко, потому что Андуин, огибая крутой петлей горы Эмин Арнен в Южном Итилиэне, резко сворачивал на запад, и стена строилась прямо на берегу реки, а за ней тянулись набережные и причалы для судов, прибывающих вверх по течению из южных провинций. Гавань называлась Арлонд.
Пригороды столицы утопали в зелени садов, во дворах стояли крепкие амбары, сараи, овчарни, коровники; вдоль дорог с гор в Андуин сбегали бесчисленные ручьи.
Но в пригородах обитало сравнительно немного народу, только пастухи и земледельцы; большинство гондорцев жило на семи ярусах столицы, в высокогорных долинах, в провинции Лосарнак и дальше, в красивом Лебенине, по берегам пяти быстрых рек. Там между горами и морем поселилось племя сильных людей, в чьих жилах текла смешанная кровь. Некоторые из них были смуглы и коренасты, вели свое происхождение от давно забытого народа, ушедшего в горы во время Великой Тьмы. А еще дальше, в ленных владениях Белфалас в замке Дол Эмрос над морем правил потомок старинного рода князь Имрахил; у всех его родичей глаза были серо-зеленые, как морская вода, и они отличались гордой осанкой и высоким ростом.
Пока Гэндальф ехал к Городу, совсем рассвело, и Пипин, окончательно проснувшись, смотрел вокруг во все глаза. Слева клубящееся море туманов кончалось мрачными тенями восточных гор; справа обрывались Белые Горы. Река спокойно текла между ними, будто еще при создании мира раздвинула хребты и выгладила равнину, которой суждено было стать полем сражений и предметом раздоров. В конце хребта Эред Нимрас Пипин увидел обещанную Гэндальфом стрельчатую вершину, вставшую из глубоких фиолетовых теней — гору Миндоллуин. На выступающем в долину отроге был построен город, Сторожевая Крепость, окруженная семью каменными стенами, такими древними и мощными, что казалось, будто не люди их строили, а великаны вырубили из костей земли.
Пипин изумленно таращил глаза, а серые тени вдруг побелели и порозовели под лучами утренней зари, потом из-за Сумрачных Гор вышло солнце и бросило на Город пучок ярких лучей. Хоббит вскрикнул от восторга, когда Башня Эктелиона, венчающая последнее верхнее кольцо стен, засверкала на фоне голубого неба, как серебряная игла, украшенная жемчугами, — высокая, стройная, красивая, с искрящимся, словно хрустальным, шпилем. Из бойниц выставили белые флаги, и они развевались на свежем ветру, а долину огласил звонкий сигнал серебряных труб.
Так Гэндальф и Пипин въехали на восходе солнца в распахнутые железные створки Больших Ворот Гондора.
— Мифрандир! Мифрандир! — кричали люди. — Значит, правда, что гроза близко.
— Она уже здесь,— отвечал Гэндальф.— Я прилетел на ее крыле. Пропустите, я должен предстать перед вашим Повелителем Денэтором, пока он еще Наместник, ибо, как бы ни повернулись события, тому Гондору, который вы знали, приходит конец. Дорогу!
Услышав властный голос, люди послушно расступились, не задавая вопросов, только удивленно поглядывали на хоббита, сидящего перед магом, и восхищенно — на благородного коня, ибо жители Минас Тирита не ездили верхом, и редкими всадниками на улицах были гонцы с вестями.
Прохожие говорили:
— Какой огромный жеребец, наверное, он из королевских конюшен Рохана. Значит, рохирримы скоро придут к нам на помощь.
А Серосвет гордо ступал по камням длинной крутой улицы, змеей ведущей в гору.
Город-крепость Минас Тирит располагался на одном из скальных бастионов Миндоллуина, получившем название Сторожевой Горы. Каждый из семи ярусов города представлял собой кольцевую террасу, огражденную стеной. В каждой стене были одни ворота, и находились они не друг под другом, а были обращены в разные стороны света. Первые, так называемые Большие Ворота, открывались в нижней стене с востока, следующие выходили на юго-восток, ворота третьего яруса — на северо-восток, и так далее, до самого верхнего яруса, так что мощеная дорога поднималась к Башне зигзагами, разворачивалась то в одну, то в другую сторону, а проходя над Большими Воротами, каждый раз ныряла в сводчатый туннель, прорубленный в огромной скале, которая рассекала все ярусы, кроме первого. Многовековым трудом люди усовершенствовали и приспособили то, что было сотворено самой природой, — высокий утес естественной башней замыкал широкую площадь за Большими Воротами, его острое ребро, как форштевень гигантского корабля, было обращено к Великой Реке, на восток. Превратив утес в башню, гондорские каменотесы увенчали его крытой галереей, с которой защитники крепости, как матросы, могли смотреть далеко вперед и заодно видеть, что происходит у Ворот, которые были на семьсот локтей ниже.
