Кровосос попытался вырваться — но я вцепился в него так, словно хотел никогда не расставаться. Он попытался взлететь вместе со мной — но я вонзил когти ног глубоко в пол. Он попытался снова превратиться в дым — но отовсюду текла молитва, лишающая вампира сверхъестественных сил.
И тогда он тоскливо завыл.
Торквемада подошел к нам вплотную. Из левого рукава показалась черная как головешка кисть. Великий инквизитор возложил ее на плешивую бошку вампира, и тот закричал еще страшнее, забился так, что я с трудом его удержал.
— Когда-то ты был человеком, Кароль Круду, — сурово произнес Торквемада. — Не желаешь ли принять покаяние?
— Засунь его себе вфффхххххххххх… — просипел вампир, рассыпаясь пеплом.
Монахи спрятали четки и разомкнули строй. Двое из них собрали оставшийся от вампира пепел, вынесли наружу и развеяли по ветру. Торквемада сухо кивнул мне и неохотно процедил:
— Ты хорошо потрудился, брат Олег.
Мы еще на некоторое время задержались в замке Цератуш. Торквемада со своими доминиканцами обыскивал подвалы — искал черную магию и прочую крамолу. Я же, как ничего в этом не понимающий, просто таскался следом, грызя черствую булку.
Эти восемь монахов — личный отряд Торквемады. Элитные борцы с нечистью и черными колдунами. Брат Харольд, брат Йожеф, брат Леонтьен, брат Пиррос, брат Давид, брат Дорандо, брат Ханс и брат Юхан. Первоклассные охотники и экзорцисты со всех концов Европы, лучшие из лучших. Возглавляемые смиренным братом Томмазо, они могут завалить даже архидемона.
Особенно теперь, когда к ним присоединился еще и я, брат Олег. Я ведь с некоторых пор тоже монах ордена святого Доминика. Самый, пожалуй, необычный монах в мире — трехглазый, шестирукий, с крыльями и хвостом.
Звучит невероятно, но я действительно вступил в ряды инквизиции. Пока что, правда, на испытательном сроке — нахожусь в послушничестве у смиренного брата Томмазо. Как бы стажер. Добрый дедушка Торквемада вполне оценил меня в качестве рабочего инструмента. Я полезный. Эффективный. И благочестивый. А что рожей не слишком удался, так это дело десятое. Торквемада и сам страшен, как смертный грех.
Не могу сказать, что это та работа, о которой я мечтал с детства, но надо же куда-то себя приткнуть. На Девяти Небесах мне больше делать нечего, в Лэнге тем более, а опять прыгать по мирам не хочется. Куда, зачем? Здесь у меня хотя бы друзья есть.
Прошло четыре с лишним месяца после битвы с шатирами и три с половиной — с тех пор, как дотембрийская делегация покинула Ромецию. Впрочем, от делегации осталось совсем немного — кардинал дю Шевуа и Аурэлиэль.
Кстати, эльфийка так и не простила мне необдуманных слов. Или просто воспользовалась этим поводом, чтобы разорвать отношения. Не знаю точно, но до самого расставания она старалась меня избегать, а если не удавалось — разговаривала сухо, односложно и только по делу. Печально, но ничего не поделаешь. Незачем себя обманывать — у нас бы с ней все равно ничего не получилось. Она из страны эльфов, а я из страны монстров. Граница на замке, а ключ расплавлен.
Закончив обыскивать вампирячий замок, Торквемада скомандовал отбой. Когда мы вышли наружу, на востоке уже занималась заря. В этом нежно-розовом свете наш отряд спустился по узенькой тропинке к подножию скалы — здесь разместилась крохотная деревенька Крудуешти, вотчина князя Круду. Почтенный патриарх прожил в своем замке больше тысячи лет и числился кем-то вроде некоронованного царя восточноевропейских вампиров. Его уже раз десять убивали разными способами, но он всегда возвращался. На редкость неугомонный старикашка.
Как я уже сказал, сейчас мы в Молдавии, на полевых работах. В этой стране последние годы никакого порядка — каждый делает что хочет, всем заправляют мелкопоместные князья. Нынешнему господарю Молдавскому шестнадцать лет, и он грезит созданием Великой Молдавии от Италийского озера до Колхидского. Хочет собрать под своей рукой Венгрию и Трансильванию, Галицию и Буковину, Лигурию и Черногорию, Валахию и Малую Валахию… такая невинная детская мечта. А архиепископу Молдавскому уже восемьдесят семь, он практически оглох и каждое утро на полном серьезе пишет письма в Голюс — упрекает демонов за их ужасные злодеяния и призывает одуматься. Ответа пока что не получал.
В Крудуешти нас приняли радушно, гостеприимно, но улыбки на лицах были какими-то вымученными. Седоусый батька Лукаш, испокон веку сидящий в этой деревне старостой, выслушал известие о гибели князя без особой радости, даже с некоторым огорчением. Кароль Круду, будучи рачительным хозяином, никогда не охотился возле дома, поэтому деревня при нем жила спокойно, как прилипала на акульем брюхе. Разбойники и нечисть обходили земли князя десятой дорогой, оброками он крестьян не душил, работать на себя не заставлял, девок местных не портил, трапезничать летал куда-то за горизонт… чего б не жить? А теперь на его место придет кто-то другой, и неизвестно, будет ли лучше.
С куда большим воодушевлением староста отнесся к тому, что мы покинем Крудуешти уже сегодня, сразу после обеда. Мы бы ушли прямо сейчас, но Торквемада решил на всякий случай осмотреть и деревню — мало ли что тут сыщется? Инквизитор везде ересь найдет.
Монахи, даже не позавтракав, встали на утреннюю молитву. Торквемада же извлек откуда-то из рукава толстую разлинованную тетрадь и принялся делать отметки.
— Это был девятнадцатый, — сурово произнес он. — Самый могучий и самый последний. План по вампирам мы в этом году выполнили успешно.
— И ведь ни одна гнида не захотела покаяться! — посочувствовал ему я. — Ни Грошич, ни Кратцер, ни Кристинка Божик… вообще никто!
— Каждый обладает правом на свободный выбор.
— А тех, кто выбирает неправильно, мы сжигаем, — поддакнул я.
— По-моему, отличная система, — недовольно покосился на меня великий инквизитор. — Ты вот можешь предложить что-нибудь лучше костра, тварь?
— Дихлофос.
— Это звучит, как имя какого-то демона.
— Ну извините, что огорчил, Лаврентий Палыч. Что у нас там дальше по списку?
— Пойдем на север, в Славонию. Мне поступило донесение, что там завелась весьма сильная ведьма.
— Жечь будете?
— Буду.
— А если она добрая?
— Тогда я оболью дрова маслом, чтобы она сгорела быстро. Мне тоже не чуждо милосердие, тварь.
— Да вы вообще душа-человек, Лаврентий Палыч.
Торквемада неодобрительно покачал головой. Его раздражает мое легкомыслие. Мои вечные идиотские шуточки, мое ерничанье по поводу и без повода, всякие странные словечки, которые я постоянно вворачиваю в разговор… Первое время Торквемада меня одергивал, потом смирился и стал просто пропускать все излишнее мимо ушей.
