— Тилли!
— Однажды я видела человека, который ехал на козе, — дрожащим голосом произнесла Тилли: она так и не вспомнила заветных слов, поэтому решила придумать свою глупую историю. Ох, наверняка она поплатится за это! — Задом наперед. А на заду у него продырявились панталоны! У козла, а не у человека. Вот, а потом он остановился и начал пить лужу из пива…
Пока девочка говорила, лес молчал: не трещали даже феи вокруг, завороженные её историей. А потом… потом вдруг всё разразилось искренним, самозабвеннм хохотом, таким громким, что Тилли заткнула уши руками: смех маленьких и не только маленьких созданий оглушал и заставлял уши болеть от невыносимого шума. Внезапно девочку схватили за подол, и Тилли с визгом вцепилась в юбку, испугавшись, что она упадёт на землю — и неожиданно оказалась на земле сама, прижатая собственной деревянной рогатиной.
Глава 8
Нападавших было около десятка — или, может быть, чуть побольше. Они смеялись, тыкали в Тилли пальцами, корчили зверские рожи и вообще пугали её. У них были гигантские вытянутые головы, похожие на звериные морды — то ли из-за пышных бакенбард, безобразно торчащих во все стороны, то ли из-за крошечных голубых носов, черных смеющихся глаз и кожи, покрытой жесткой и короткой шерстью. На них были яркие курточки, а у того, кто сидел на груди упавшей Тилли и прижимал её к земле рогатиной, ещё и шапочка с перьями и бусинками. А ещё длинные уши, огромный улыбающийся рот, трубка, пускающая вонючий дым, и маленькие мешочки на поясе…
До того Тилли никогда не видела фир-дарригов. Они жили в основном на лесных дорогах и устраивали дурные проказы: обманом заставляли добрых людей петлять и падать в болота, сдергивали юбки с девиц, а потом в таком виде заталкивали их в дома к разбойникам, заставляли мать нечаянно убить свое дитя, а потом кормить молоком кого-нибудь из безобразных фей… Но к городу они близко не подходили, а у Тилли хватало мудрости с её даром не выходить в лес.
Теперь же она видела главных шутников Гант-Дорвенского леса прямо перед собой, и ей было страшно.
— Я никогда не слышал, — заговорил фир-дарриги, прижимавший её к земле, и голос его звучал хриплым и дребезжащим, — такой откровенной чепухи! Поздравляю, девочка, ты смогла нас всех удивить!
И феи засмеялись. Каждый из них выкрикивал отдельные фразы, вроде «Молодец, девчонка!» или «Такую чушь придумала!», но все это сливалось в общем хихиканье, гоготанье и безудержном хохоте. Не смеялся только один, тот, кто держал Тилли за горло; он всего лишь широко улыбался и пускал клубы дыма из своей трубки. Вероятно, он у них был самым главным, хотя Тилли вроде бы слышала, что фир-дарриги ненавидят подчиняться хоть кому-нибудь. Может быть, это касается только людей и чудовищ?..
Ох, да какая разница. В любом случае ей сейчас грозит смертельная опасность, и надо как-то выпутываться, а она только и может, что лежать на земле и сходить с ума от страха. Горло не подчиняется словам, а тело — мыслям; она же просто может стряхнуть его с себя, или сделать что-нибудь ещё… Почему же она просто лежит, покорно позволяя этим тварям смеяться над собой?
«Соберись, — мысленно умоляла себя Тилли, — сделай хоть что-нибудь, ну!».
— Чего ты молчишь, девчонка? — вдруг заговорил молчащий до того фир-дарриги; он стоял слева от Тилли, прячась за своими товарищами, и потому она его сразу не заметила. — Придумала такую шутку, а теперь молчишь! Развесели нас: ты же знаешь, что нельзя заставлять скучать фир-дарригов!
— Да, да, рассмеши нас, рассмеши! — наперебой заголосили его товарищи, и Тилли растерялась пуще прежнего. Рассмешить? Но как? Проклятие, как назло ни одна шутка в голову не идет!
— Отпустите меня, — тихонько пробормотала она. Тилли старалась придать своему голосу твердость, но страх не позволил ей этого сделать: она мелко дрожала и смотрела широко раскрытыми глазами на фей.
— Дык кто ж тебя держит-то, — весело произнёс фир-дарриги, сидевший на её груди. Он легко спрыгнул вниз и насмешливо взглянул на девочку. — Давай, поднимайся, мы вот стоим, рядом. Ты можешь спокойно уйти от нас.
Ох, надо было догадаться, что это будет ловушка! Но девочка была так сильно напугана, что резко вскочила с места и тут же упала. Откуда-то возник склон, которого она прежде не видела, и Тилли покатилась вниз, больно ударяясь об корни и камни. Над ней раздался смех — ужасающий, отвратительный, безудержно-веселый! Так смеются только те, кто устраивает жестокие розыгрыши и не имеют никакого представления о стыде. Кое-как Тилли удалось схватить корень и удержаться на нём; всё тело ныло от полученных синяков, а на ногах появились глубокие красные царапины и сиреневые (прямо как бутылочка в корзинке Кейтилин) ушибы.
— Отличная шутка, Рифмач!
— Так держать!
— А я ещё придумал! Смотрите-ка…
«Ну нет, — думала девочка, с трудом поднимаясь на ноги и до крови прокусывая губы, — в этот раз у них не получится обдурить меня. Я не поведусь, нет, нет, нет…».
— Тилли! Тилли, я тебя совсем потеряла!
Тилли подняла голову: на склоне стояла запыхавшаяся Кейтилин. Вероятно, она искала её не час и не два, так что у неё даже шея покраснела от быстрого бега. Она выглядела тревожно и обеспокоенно, а при виде Тилли глаза Кейтилин слегка расширились. Девочка испуганно ойкнула и склонилась к подруге.
— Ох, как это тебя так угораздило! Ну же, дай мне руку, поднимайся скорей!
Тилли и до того не сомневалась в том, что это был обман фир-дарригов, а теперь, когда Кейтилин, забыв обо всех своих ожогах, так просто протянула ей руку, и вовсе в этом уверилась. Она посмотрела на Кейтилин, лихорадочно думая, как же теперь ей избежать опасности: ведь нельзя просто так сказать «Ты обман, развейся немедленно!» — фир-дарриги не прощают расстроенных шуток и могут утащить под землю, а то и защекочут до смерти прям на месте… И как быть? Не руку же подавать… Может плюнуть? Тоже плохо… А-а-а, почему ничего не приходит в голову!
— Эй, Тилли, ну чего ты! Давай скорее!
— Шел однажды один арендатор из фермы на Аренсноу на свидание, — заплетающимся языком начала говорить Тилли. Она не сводила глаз с Кейтилин, словно всё ещё сомневаясь в её нереальности — ведь это колдовство было так похоже на её настоящую подругу! — Купил девушке цветов, хотел подарить ей шелковое сукно…
— Тилли, что за ерунду ты говоришь? Давай, выходи поскорее, я руку устала держать!
— А он пернул! Пришел к её матушке и так сильно со страху навонял, что людей из округи выселить пришлось!
На секунду лицо Кейтилин стало озадаченным, и Тилли испугалась. Обычно она сразу видела колдовство и отвод глаз, но в этот раз она не могла понять, действительно ли то, что она видит перед собой, не настоящее. А вдруг Кейтилин в самом деле нашла её и теперь даже не подозревает о страшной опасности, что нависла над ними?
Но потом на лице девочки появилась легкая улыбка, а сквозь человеческое лицо все четче проглядывала полузвериная морда готового расхохотаться фир-даррига. Тилли немного успокоилась: в другой момент она непременно бы испугалась, но теперь она твердо знала, что это не её подруга, и потому можно было продолжать выдумывать эту странную и глупую историю.
— Он так сильно напердел, — продолжала девочка, крепко сжимая корень, на котором она и повисла, — что поросята умерли в том доме! И куры! А невеста…
— Тилли, прекрати нести чушь. Я просто хочу тебе помочь.
— Невеста так рассердилась, — закричала Тилли, перебивая «Кейтилин», — что решила выйти замуж за другого! А тот жених, он очень обиделся, и потом пришел к своей девке на свадьбу… и тоже напердел! И убил их своим запахом! Вот так! — И девочка легонько хлопнула себя ладонью по щеке, выпуская воздух из губ и издавая такой звук, за который её бы на фабрике оттаскали за уши.
Тут «Кейтилин» не выдержала и разразилась таким громким смехом, что Тилли чуть не упала. Она с удивлением и брезгливостью смотрела на то, как миловидное личико Кейтилин удлиняется, покрывается короткой жесткой шерстью, как у неё вырастают рыжие кудрявые бакенбарды и длинные уши. А зубы! Крохотные белые зубки девочки становились тонкими и изогнутыми, похожими на клыки мелкого хищника.
