следом за матерью. Она притихла, понимая, что еще немного и он выполнит свои угрозы. Тогда она избрала другую тактику. Почти каждый день она начинала кричать, что умирает, что ей плохо, что только ее нахождение рядом с герцогом облегчает ее страдания. Осматриваемый ее лекарь не находил ничего опасного, докладывал об этом герцогу, который не поддавался на слова Диоры, что она может не доносить его ребенка.
Через неделю от короля пришел приказ отправиться к границе с Восточными Землями, где снова зреет план нападения на королевство, Гелор быстро собрался и со своим отрядом, в который по дороге вливались его воины, поспешил к границе. Он потребовал прибыть к нему правителя Восточных земель, который трусливо отправил своих визирей. Гелор напомнил им, чем закончилась прошлая война, потребовал заключить новые договоры о мире, более выгодные для королевства Прекрасной Лилии и крайне неудобных для Восточных земель. Для острастки он провел вместе с войском еще несколько месяцев на границе, потом отправился домой.
Возвращаться в замок ему не хотелось, потому он решил заехать сначала в Вейнер, где его дожидались в темницах пойманные за это время убийцы и разбойники. Надежда, что он проведет спокойное время в своем доме, разбилась вдребезги, когда он перешагнул порог. Ему на шею кинулась Диора, которая не давала сделать и шага. Она кричала, как она рада, как она с нетерпением его ждала.
Гелору с трудом удалось отцепить ее от себя и пройти в свои комнаты. Когда он принимал ванну, она порывалась попасть к нему. Герцог слышал из-за двери крик женщины, которая угрожала расправой его стражам, которым был дал приказ не пускать ее.
Когда он прошел в свой кабинет, она ворвалась к нему, глаза горели, на лице пылал лихорадочный румянец.
— Гелор, что происходит? Почему твои слуги не пускают меня к тебе? Почему мне все желают зла? Я всего десять дней здесь, а меня уже пытались убить!
— Что ты делала в моем доме? Зачем ты приехала сюда? — спросил мужчина, пропуская ее слова о покушении на нее.
— Что делала? Я узнала, что мой муж…
— Я не муж тебе, — перебил Гелор.
— Хорошо, пока не муж. Но ты обещал жениться на мне, когда я рожу тебе сына. Но все вокруг хотят убить меня, чтобы я не родила его! Я узнала, что ты возвращаешься и решила встретить тебя здесь, сделать тебе приятное, поддержать тебя. Разве ты не рад моей заботе о тебе?
— Что ты хотела? — уставшим голосом спросил герцог.
— Я хотела, чтобы ты казнил ту ведьму, которая хотела убить меня!
— Какую ведьму?
— Ту, которая отказалась явиться по моему приказу и заявила, что хочет моей смерти! Я приказала поймать ее и допросить. Ты обязан казнить ее. Я не потерплю, чтобы кто-то желал мне смерти. А если хотят смерти мне, значит хотят смерти нашему сыну, тебе!
— А где был лекарь, который присматривает за тобой?
— Он сбежал! Я тоже дала приказ, чтобы его нашли и казнили! Он предал меня, а значит предал тебя!
— Почему не позвали другого лекаря?
— Я могу доверить свое здоровье и моего малыша только тем, кому доверят все!
Герцог отправил женщину из своего кабинета, вызвал дознавателя, который принес ему целую стопку папок доказательств, собранных на тех, кого завтра он будет судить. Он быстро пересмотрел документы. Несколько убийц, разбойники, мошенники. Потом он открыл папку той, которую называли Лесной ведьмой, которая уже десятый день томилась в темнице.
— Что она сделала? — спросил герцог.
— Она желала смерти Вашей женщине, — ответил дознаватель. — А еще она отказалась называть свое имя и не сообщила, почему желает смерти.
— Вы пытали ее?
— Да, но она все равно молчала.
— Хорошо, завтра разберемся.
Когда дознаватель ушел, Гелор еще раз открыл папку. Шли обычные бумаги, из которых следовало, что Диора послала за Лесной ведьмой, когда ей вдруг показалось, что она умирает. Когда за ведьмой прибыл посыльный, Лесная ведьма отказалась ехать к женщине герцога. На вопрос посыльного, не желает ли она своим отказом наступления смерти, ведьма гордо подняла голову и ответила мужчине, что она только рада будет, если Диора умрет. И ее слова слышали еще двое стражей, которые сопровождали посыльного. Вина была на лицо, но что-то не давало покоя герцогу. По состоянию Диоры, она вряд ли умирала. Ее капризы давно уже надоели ему, замковый лекарь неоднократно сообщал ему, что все претензии и жалобы женщины на плохое самочувствие надуманы. Она здорова и ее здоровью могут позавидовать многие. Но вот почему Лесная ведьма отказалась приехать, было не понятно. Он неоднократно слышал от горожан и жителей герцогства, что эта ведьма никогда никому не отказывает. И еще весной она спасла короля и даже не взяла золото, за которое могла бы купить дом в столице королевства. Все это было странно, герцог решил во всем этом разобраться более тщательно.
День обещал быть жарким, но несмотря на это Диора выразила желание присутствовать на суде, требовала взять ее с собой, топала ногами.
— Я должна увидеть, как ты приговоришь ее к смерти и как палач отрубит ей голову.
— Разве это не повредит нашему ребенку?
— Ребенку повредит, если она останется жить, — голос Диоры отзывался в его голове неприятным болезненным импульсом.
Герцог распорядился поставить рядом с его креслом еще одно для Диоры. Как она перенесет казни, ему было все равно. Он давно уже понял, что ему безразлично то, как она себя чувствует. И тоже понял, что совершенно не считает ребенка, который рос в ней, своим. Не было желания прикоснуться к ее животу, послушать, как он пинается. И даже ночью проскочила мысль, что если бы десять дней назад Диора действительно умерла, он не стал бы наказывать ведьму. Просто выгнал бы ее из своих земель. А сейчас вынужден терпеть присутствие Диоры, которая раздражала его всем своим видом.
* * *
Суд герцога затянулся, сегодня было слишком много тех, кто ожидал своего наказания. Уже трое преступников — жестоких убийц и разбойников были повешены, две черные ведьмы лишились своих голов, с десяток разбойников лишились своих рук, парочка мошенников получили свои розги. Все пришедшие на площадь уже устали стоять, солнце перевалило за полдень и начало склоняться к закату, но народ не торопился расходиться, толпился возле возведенного в самом центре площади эшафота, на котором была установлена широкая плаха, уже окропленная кровью казненных. Рядом с плахой стоял здоровый палач в черной кожаной одежде, голову которого «украшал»
