— Уши мои неплохо потрудились, — почти улыбнулся Тай Дэй.
— Браг Могаба также неплохо потрудился — на ниве предательства.
Понятно, отчего Очиба с Зиндабом возражали. Предательство такого масштаба — за пределами всякого понимания.
Могаба и в самом деле изменился в худшую сторону со времен Джии-Зле.
— Что он имеет против вашего народа? — спросил я.
— Ничего. Он должен быть равнодушен к нам. Мы никогда не играли никакой роли в таглиосскнх взаимоотношениях. Но, с другой стороны, в нас ему нет никакой надобности. Если южане нападут на вас после битвы с его силами, то уничтожат в нашем лице большое количество его врагов и нежеланных поглотителей ресурсов.
— Когда-то я восхищался этим человеком, глашатай.
— Люди меняются, знаменосец. Этот — более многих других. Он — актер, и одна подлая цель правит игру его.
— Как?
— Цель эта — сам Могаба. Он сам — средоточие и первопричина всех его поступков. На алтарь самого себя Могаба принесет в жертву лучшего друга. Хотя даже бог, наверное, не сможет убедить этого друга в том, что такое возможно. Могаба переменился, как может перемениться самый прекрасный гранат, когда плесень проникнет под кожуру его.
Ну вот, опять заговорил стариковскими иносказаниями…
— Знаменосец! Хоть я и осведомлен о черной угрозе моему народу, ты оказал мне большую честь, сочтя нас достойными предостережения в ущерб насущным своим заботам. Деяние сие принадлежит благородству и дружбе. Мы не забываем о тех, кто протянул нам руку.
— Благодарю тебя. Ответ твой — истинное наслаждение для меня. — В чем сомневаться не стоит. — И, если попущением Могабы вы подвергнетесь нападению…
— Эта беда вплотную придвинулась к нам, Каменный Солдат. Южане уже умирают в нескольких ярдах отсюда. Едва заточение наше здесь сделалось очевидным, мы изучили каждую пядь земли, на коей, может быть, придется драться. Это не родные нам болота, однако принципы боя остались теми же. К этой ночи мы готовились многие недели. Оставалось лишь выяснить, кто станет нашим противником.
— А?
Бывают минуты, когда я становлюсь туп, точно булыжник.
— Тебе должно вернуться ко взыскующим твоего руководства. Иди с миром и помни, что располагаешь дружбой нюень бао.
— Великая честь.
— Либо проклятье, — усмехнулся старик.
— Значит, твои люди вправду заговорят с моими?
— Может, несколько охотнее, — Он снова улыбнулся, и жена его улыбнулась тоже. Вот старый шут! Это ведь все равно что для другого смех во все горло… — Тай Дэй! Ступай с этим человеком. Ты можешь говорить, если заговорят с тобой, но — лишь моими устами. Каменный Воин, это — мой внук. Он поймет тебя. Пошли его ко мне, если почувствуешь необходимость в сообщении. Но не будь легкомыслен.
— Я понимаю.
Я хотел было встать, но ноги не желали разгибаться, что меня здорово смутило. Кто-то из детей засмеялся. Я осмелился взглянуть на ту прекрасную, словно сон, женщину, причем от Кы Дама это наверняка не ускользнуло. На коленях ее спал младенец. Еще один, младше первого, дремал под ее левой рукой. Сама она не спала, смотрела. По-моему, она была очень утомлена, напугала, сбита с толку — и в то же время исполнена твердости. Как, впрочем, и все мы. Когда в темноте снова раздался стон, она моргнула и взглянула туда, словно часть боли принадлежала и ей.
Пригнувшись, я вышел в проулок. Нюень бао по имени Тай Дэй провел меня к знакомым местам.
— Не знаю, — отвечал я на вопрос Гоблина о Тай Дэе. — Он не слишком разговорчив. — Пока что мне не удалось вытянуть из него ни слова. — Похоже, весь его словарь состоит из бессвязного бурчанья. В общем, надобности в визите не было. Нюень бао знают об этом куда больше нашего. Старик признал, что во всем виноват Могаба, и сказал, что на нас его народ зла не держит. Снялись мы с крючка.
Гоблин покосился на руки Тай Дэя, как бы проверяя, нет ли в них чего, а затем — себе за спину.
— Точно, точно, — подтвердил я, — Шнурок развязался на твоем поясе целомудрия. Что случилось без меня?
Ни Бадьи, ни Вашего Сиятельства поблизости видно не было.
— Ничего особенного. Тенекрут со своими ребятами только что добрался до холмов.
И тут внезапно стало тихо. Багровое зарево снова вспыхнуло над холмами, высвечивая в ночи силуэты всадников.
— В точности — наряды Вдоводела и Жизнедава, что Госпожа смастерила себе с Костоправом, — заметил Гоблин, — Эй!
— Как сказать… Они выглядят точно, как ты сказал. Только я, если помнишь, снял с Костоправа доспех Вдоводела, когда его прошило стрелой. И надел, чтобы изображать его. Только ничего не вышло — припозднился я с этим.
— И — что?
— А — то, что на прошлой неделе кто-то украл этот доспех. Прямо из моего жилища, пока я спал. Я-то думал, что спрятал хорошо, никому, кроме меня, не найти… Однако кто-то вошел, через меня переступил, раскопал доспех, вышел с грузом, а я ничего не заметил. И никто из остальных ничего не видел и не слышал.
— Вот отчего ты задавал странные вопросы в тот день, — запищал Гоблин — он, если расстроится, пищит, точно мышь, если на нее наступить.
— Ну да.
— Так что ж ты ничего не сказал?
— Потому, что укравший доспех, кто бы то ни был, воспользовался волшбой, чтоб не быть замеченным. Я думал, это ты либо Одноглазый, и решил вычислить, который из двух. И взять за жабры, прежде чем тот поймет, что ему уготовано.
По лестнице, отдуваясь, поднимался Одноглазый. А что, неплохо для двухсотлетнего старика…
— Что тут у вас? Чего рожи мрачные?
Гоблин объяснил, почему.
Черный ведьмачишко задумчиво хмыкнул.
— Надо было нам сказать, Мурген. Мы бы поискали — по горячему-то следу.
Какой там след… Я нашел одно лишь маленькое белое перышко да катышек, в точности похожий на птичий помет.
— Теперь уже неважно. Я знаю, где доспех. Вон. — Я указал в сторону холмов, над которыми, вроде преждевременного рассвета, полыхало багровое зарево. — Ваши действия?
— Мы прикончили чертову уйму южан — вот тебе и действия. Могаба, должно быть, входные билеты там продает. Лезут, словно вши. Словом, ушли, когда везенье наше было уже на исходе. Эти нюень бао настоящую вошебойку там устроили. — Он скорчил Тай Дэю козью морду, — Похоже, намерены завернуть тенеземцев Могабе в тыл. Пусть этот гад подавится своим собственным замыслом. А там что за чертовщина?
Под этим подразумевались залитые багровым светом холмы.
— Счас сбегаем, посмотрим, — парировал Гоблин.
На фоне багряного неба возник сгусток тьмы. Фигуры людей окунулись в него — и вспыхнули, загорелись, словно яркие, но недолговечные звезды. Почти в тот же миг земля содрогнулась, порядочно встряхнув город. Меня тут же сшибло с ног.
