— Ети-и-ит-твою!.. — вырвалось у кого-то.
И краткая реплика сия с завидной точностью описывала общее настроение.
— Могаба… — прохрипел Сопатый, — желает знать… не можем ли… мы… высвободить… пару сотен бойцов… для контра… таки… проникшего в го… род про… тивника?
— Этот ублюдок нас вовсе за дураков держит?! — рявкнул Ваше Сиятельство.
— Или этот мерзавец не знает, что мы теперь — против него? — .осведомился Гоблин.
— А с чего ему думать, что мы его подозреваем? Он же такого высокого мнения о своих мозгах…
— По-моему, смешно, — сказал Бадья, — Хотел нас надуть, да собственной задницей в пращу зарядился. И лучше того: не сможет высвободиться, если только мы для него эту пращу не раскрутим.
— Гоблин, что там Одноглазый затевает? — спросил я.
Одноглазый вместе с Лофтусом возился с одной из баллист.
Под ногами у них были разбросаны тряпки, а на ложе баллисты было водружено страшенное черное копье.
— Не знаю.
Я оглянулся на ближайшие ворота. Дозорные нары оттуда могли видеть нас. И Могаба, если я заявлю, что помощи мы послать не в состоянии, уличит меня во лжи.
— Кто-нибудь может придумать причину, почему нам следует помочь Могабе? — спросил я.
Чтобы удержать наш участок, у меня, помимо Старой команды, имелись шесть сотен таглиосских легионеров, остатки дивизиона Госпожи. Да еще неизвестное, по причине постоянной текучести состава, количество освобожденных рабов, бывших военнопленных и наиболее амбициозных из джайкури.
Все отвечали отрицательно. Помогать Могабе не желал никто. Приблизившись к машинам, я спросил:
— А как насчет — сделать это ради спасения собственных задниц? Если Могабу стопчут, то мы останемся один на один со всеми уцелевшими тенеземцами. — Я оглянулся на ворота. — К тому же вон те ребята видят все, что мы тут делаем.
Гоблин проследил за моим взглядом и встряхнул головой, разгоняя хмель.
— Подумать надо.
К этому моменту я добрался до Одноглазого.
— Что это тут у тебя?
— Да так, пустячок. Смастерил в свободное время.
Одноглазый с гордостью указал на копье:
— Выглядит страшновато.
Приятно уже то, что он сделал нечто полезное, не дожидаясь особых распоряжений.
Одноглазый начал с того, что раздобыл где-то жердь черного дерева и посвятил ей многие часы работы. Древко было испещрено ужасными миниатюрными изображениями и надписями на неизвестном мне языке. Навершье было так же черно, как и древко, — его изготовили из вороненой стали, затем на нем были искусно вытравлены серебряные руны. Древко было даже слегка раскрашено — но настолько слегка, что этого почти не было заметно.
— Что ж, неплохо.
— Неплохо?! О невежда! Взирай!
Он указал нам с Лофтусом на равнину.
Отряд Тенекрута, прореженный до полного ничтожества, сопровождаемый роем багровых искр и насмешливым вороньим граем, был уже совсем недалеко от стен.
— А тут — и мой Тенекрутобой тебя, ублюдка, поджидает! — захихикал Одноглазый.
Затем он издал пронзительный вой — здорово, видать, нагрузился пивом, — и заорал:
— Ничто сущее не могло остановить его в ленивый послеполуденный час! Но теперь… Стреляй же, Лофтус! Копье не задержится в воздухе и на пять секунд! И больше у него не будет времени на то, чтобы постичь приближающееся и развеять заклятья, препятствующие отклонению моего копья от его дели! Лофтус, брат мой, готовься вырезать на древке изображение в память сей великой победы!
Как и всякий, обладающий хоть каплей здравого смысла, Лофтус не обращал на Одноглазого внимания. Он артистически управлялся со своей машиной.
— Большая часть заклинаний, — бубнил Одноглазый, — составлена, дабы пробить его защиту. Я рассчитываю, что у него не будет времени предпринять что-либо активное. Поскольку я задался целью сосредоточиться на пробитии единственной точки…
Я велел ему заткнуться.
— Гоблин! Из этого может выйти толк? А то недомерок наш — не из тяжеловесов…
— Вполне может. Тактически. Если он вправду работал так усердно, как расписывает. Скажем, Одноглазый на порядок маломощнее Тенекрута. Говорит это лишь о том, что на ту же самую работу ему потребуется в десять раз больше времени.
— На порядок?
Вот, значит, в чем проблема Одноглазого…
— Вероятно, скорее даже на два.
Тут он удалился. Да и у меня не было времени вытягивать из него объяснения.
Наконец Лофтус удовлетворился тем, как он ведет цель, расстоянием до нее и всем прочим.
— Пора, — сказал он.
— Пускай, — скомандовал я.
Баллиста характерно ухнула. Всю стену объяла тишина. Черное древко, сопровождаемое случайной искоркой, понеслось сквозь ночь. Одноглазый говорил про пять секунд полета. На самом деле вышло даже меньше четырех, однако секунды эти растянулись на целую вечность.
Хозяина Теней достаточно освещало зарево пожаров, но вскоре он должен был скрыться от наших взглядов за одной из башен анфиладного огня. Его взор был устремлен к холмам. Причудливые всадники теперь спустились на равнину, словно подначивая всякого, кто осмелится, принять вызов.
Тут-то я и ахнул!
Вдоводел держал в руке копье! Знамени было не разглядеть, но копье было тем самым, на котором Черный Отряд нес его с того дня, как покинул Хатовар.
Я перевел взгляд на Тенекрута — как раз в тот момент, когда изделие Одноглазого достигло цели.
Позже Гоблин говорил, что Тенекрут почувствовал угрозу в тот момент, когда копье достигло наивысшей точки траектории. И, что бы после этого там ни предпринял, не ошибся. Или же ему здорово пофартило. А может, некая высшая сила решила, что ночь его смерти еще не настала.
Копье отклонилось от курса на каких-то жалких несколько дюймов — и, вместо Тенекрута, поразило плечо его коня. Прошило животину, словно та была не плотнее воздуха. Рана немедленно покраснела и заискрилась. Красное пятно ширилось. Конь сбросил своего всадника, и Тенекрут, взревев в гневе, бесформенной грудой рухнул наземь, на некоторое время (Одноглазый даже успел начать подзуживать Лофтуса накрыть его залпом обычных кольев) недвижно скорчился, затем боком, словно краб, отполз в сторонку, подальше от тяжелых копыт бившегося в агонии жеребца.
И тогда я узнал коня — то был один из магически взращенных скакунов, вывезенных Госпожой из ее старой империи. Они, помнится, пропали после битвы.
Конь дико визжал.
Обычное животное погибло бы вмиг.
Я взглянул в сторону двух всадников. Те не торопясь, словно бросая вызов, двигались к городу. Теперь можно было разглядеть, что и они восседают на конях Госпожи.
