— Смит! Что случилось? Ты всех уделал! — кричит мистер Уоллес, когда я пробегаю мимо него.
Я притворно тяжело дышу.
— У меня астма, — говорю я.
Он сокрушенно качает головой.
— А я-то подумал, что у меня в классе будет новый чемпион штата Огайо по легкой атлетике.
Я пожимаю плечами и продолжаю бежать, часто переходя на ходьбу. Берни Косар держится рядом со мной, иногда идет, иногда бежит. Когда я начинаю последний круг, меня догоняет Сэм, и мы бежим вместе. Лицо у него пунцовое.
— Так что ты читал сегодня на уроке астрономии, — спрашиваю я. — Целый городок в Монтане похищен пришельцами?
Он смотрит на меня с усмешкой.
— Да, есть такая теория, — говорит он как-то робко, словно в замешательстве.
— С чего бы это выкрадывать целый город?
Сэм пожимает плечами и не отвечает.
— Нет, ну зачем? — спрашиваю я.
— Ты действительно хочешь знать?
— Конечно.
— Ну, теория такова, что правительство позволяет пришельцам выкрадывать людей в обмен на технологию.
— Серьезно? На какую технологию? — спрашиваю я.
— Чипы для суперкомпьютеров и формулы для создания новых бомб и «зеленых» технологий. Типа этого.
— «Зеленые» технологии в обмен на живые существа? Странно. Зачем пришельцам выкрадывать людей?
— Чтобы они могли нас изучать.
— Но зачем? Я имею в виду, какой у них для этого резон?
— Чтобы, когда настанет Армагеддон, они знали наши слабости и смогли, воспользовавшись ими, легко нас победить.
Я чуть ли не ошеломлен его ответом, но только потому, что в голове у меня все еще проигрываются сцены вчерашнего вечера, напоминая мне об оружии, которое использовали могадорцы, и о массивных чудовищах.
— А смогли бы они легко победить, если бы уже сейчас имели бомбы и технологии, далеко превосходящие наши?
— Ну, некоторые думают, что они надеются, что мы первые себя убьем.
Я смотрю на Сэма. Он улыбается мне, стараясь определить, серьезно ли я воспринимаю наш разговор.
— Почему им надо, чтобы мы первыми себя убили? Какой у них стимул?
— Потому что они завистливы.
— Они завидуют нам? Что, из-за того что мы такие красавчики?
Сэм смеется.
— Что-то в этом роде.
Я киваю. Минуту мы бежим молча, и я вижу, что Сэму трудно, он тяжело дышит.
— Почему ты всем этим заинтересовался?
Он пожимает плечами.
— Просто хобби, — отвечает он, хотя я отчетливо чувствую, что он что-то от меня скрывает.
Мы пробегаем милю за восемь минут пятьдесят девять секунд, лучше, чем когда Сэм бежал ее до этого. Пока класс возвращается в школу, Берни Косар идет следом. Другие ученики гладят его, и, когда мы входим в здание, он пытается войти вместе с нами. Я не понимаю, как он узнал, где я. Мог ли он запомнить дорогу, когда мы ехали сюда утром? Эта мысль кажется смешной.
Он остается у дверей. Я иду в раздевалку вместе с Сэмом, и, как только у него восстанавливается дыхание, он одну за другой выплескивает тонну других теорий заговоров, большинство из которых просто смешны. Он мне нравится и кажется забавным, но иногда мне хочется, чтобы он замолчал.
Когда начинается домоводство, Сары в классе нет. Миссис Беншофф первые десять минут инструктирует, а потом мы идем в кухню. Я один становлюсь к своей плите, смирившись с фактом, что сегодня буду готовить сам, и на этой моей мысли входит Сара.
— Я пропустила что-нибудь интересное? — спрашивает она.
— Примерно десять минут качественного общения со мной, — говорю я с улыбкой.
Она смеется.
— Я слышала утром про твой шкафчик. Мне жаль.
— Это ты положила туда навоз? — спрашиваю я.
Она снова смеется.
— Нет, конечно, нет. Но я знаю, что они цепляются к тебе из-за меня.
— Им повезло, что я не использовал свою сверхсилу и не забросил их в соседний штат.
Она шутливо пробует мои бицепсы.
— Да, огромные мускулы. Твоя сверхсила. Бог мой, им и в самом деле повезло.
Сегодня мы делаем маленькие кексы с черникой. Мы замешиваем тесто, и Сара начинает рассказывать историю своих отношений с Марком. Они встречались два года, но чем дольше они были вместе, тем больше они отдалялись от своих родителей и друзей. Она была подружкой Марка, и только. Она понимала, что начинает меняться и перенимать его отношение к людям: она становилась недоброжелательной, нетерпимой к чужому мнению, считала, что она лучше других. К тому же она стала выпивать и получать плохие оценки. В конце прошлого учебного года родители отправили ее на лето к тете в Колорадо. Там она стала ходить в долгие походы в горы и фотографировать пейзажи камерой своей тети. Она влюбилась в фотографию и провела свое лучшее лето, поняв, что в жизни есть куда больше интересного, чем быть чирлидером и встречаться с защитником футбольной команды. Вернувшись домой, она порвала с Марком, бросила чирлидерство и поклялась, что будет обходительной и доброй по отношению ко всем. Марк не сумел с этим смириться. Она говорит, что он по-прежнему считает ее своей девушкой и верит, что она еще вернется к нему. Она говорит, что скучает только по его собакам, с которыми всегда играла, когда была у него дома. Тогда я рассказываю ей о Берни Косаре и о том, как он неожиданно появился у нашего порога после того первого урока в школе.
Разговаривая, мы готовим. В какой-то момент я, не надевая кухонную варежку, достаю из духовки поддон. Она это видит и спрашивает, все ли в порядке, а я притворяюсь, что обжегся и трясу рукой, как будто мне больно, хотя на самом деле я ничего не чувствую. Мы идем к раковине, и она пускает чуть теплую воду, чтобы снять боль, которой нет. Когда она видит мою руку, я только пожимаю плечами. Когда мы ставим кексы в морозильник, она спрашивает о моем телефоне и говорит, что заметила, что в нем записан только один номер. Я говорю ей, что это номер Генри, что я потерял свой старый телефон со всеми моими контактами. Она спрашивает, осталась ли у меня девушка там, откуда я уехал. Я говорю, что нет, она улыбается, и это почти убивает меня. До конца урока она рассказывает мне, что в городке скоро будет праздник Хэллоуина и что она надеется меня там увидеть, и, может быть, мы вместе погуляем. Я говорю, да, это было бы здорово, и притворяюсь спокойным, хотя во мне все поет.
Образы приходят ко мне случайно, обычно когда я меньше всего их жду. Иногда они краткие и мимолетные — моя бабушка держит стакан воды и открывает рот, чтобы что-то сказать, но я не знаю что, потому что образ исчезает так же быстро, как появился. Иногда они более устойчивые и жизненные. Мой дедушка подбрасывает меня. Я чувствую силу его рук, когда он толкает меня вверх, и щекотание в животе, когда я лечу вниз. Ветер разносит мой смех. Потом образ пропадает. Иногда я вижу образы из моего прошлого, словно это происходило со мной наяву, помню, что был их частью. Но иногда они выглядят совсем незнакомыми, как будто этого никогда не случалось.
